На проклятом пути Великого Шута

— Госпожа Риалейн полагает, что этот закоулок — самый отдаленный от праздных глаз и ушей. Справедливо полагает, должен заметить. Лишь немногие дворцовые окна сюда выходят, а в этой галерее, — он обвел удивительно плавным жестом залу, где проходил весь разговор. — Вообще редко кто бывает.

Помолчал еще и добавил:

— Кроме вас, мой архонт.

— И что, об этом известно кому-то кроме тебя? — лорд Лаэтрис — архонт Лаэтрис, глава кабала Пронзенной Звезды — развернулся и уставился в золотистые глазницы шлема инкуба. Каэд даже не шелохнулся.

— Я могу лишь предполагать, но думаю, что госпожа Риалейн понятия не имеет о ваших привычках. Иначе она…

— Не стала бы развлекаться метанием дротиков, как ребенок, вчера в этот же час, — закончил за него Лаэтрис и снова повернулся к краю галереи.

Каэд еле слышно вздохнул — то, что его повелитель нарочно, словно требуя, чтобы ему возразили, с пренебрежением назвал детским развлечением, таковым на деле только казалось. Да, со стороны и для невнимательного взгляда — а уж чем-чем, но невнимательностью архонт Лаэтрис не отличался.

Госпожа Риалейн вчера пробралась в сад, не сменив боевого облачения на более подходящее для отдыха — но развлекалась, надо сказать, более подходящим для ее статуса образом, нежели сейчас. Дразнила кусачие цветы, каждый раз успевая отдернуть пальцы, потом заставила делать то же самое выловленного в саду слугу. Бедолага не справился — был укушен не раз и не два. Риалейн сперва посмеялась, а потом рассердилась — видимо, так должно было показаться слуге, потому что после этого она велела встать ему чуть поодаль, а охранница разложила на голове, вытянутых руках и плечах жертвы высокородных развлечений разные фрукты из корзины, что служка и принес по ее требованию. Каэд мог бы даже с уверенностью сказать — а после инкуб наверняка добавила: уронишь, убью на месте. И эта смерть тебе не понравится, поверь.

Мишень для дротиков была готова — конечно, иногда знатная дама нарочно ранила слугу, искренне смеясь тому, как он болезненно вздрагивает от страха и от растекающейся по телу отравы, впрыснутой укусами хищных цветов в его кровь — но по большей части все-таки оттачивая мастерство меткости и ловкости, постоянно усложняя себе задачу: не уронить неустойчиво лежащие фрукты, ранить живую «подставку» ровно настолько, чтобы слуга вздрогнул, но не потерял ни одну из доверенных ему целей. Расколоть фрукт на части или оставить невредимым. Не так-то и сложно для любого хорошо владеющего оружием комморрита — если не учитывать, что проделывала это леди Риалейн с плотно завязанными глазами, а иногда и балансируя на одной ноге, как диковинная птица.

Для таких тренировок действительно лишние взгляды — только помеха. Каэд подумал немного — сказать ли архонту, что некоторые движения девушки были явно поставлены умелой рукой ее собственной охранницы? Но по цепкому, возбужденно блеснувшему взгляду того понял — лучше промолчать. Наверняка Лаэтрис догадался и сам, а отвлекать любого благородного друкари от захватившего его занятия — непозволительная роскошь даже для самого приближенного охранника.

* * *

Полускрытый витражной вставкой, Лаэтрис проводил исчезнувшую за поворотом тропинки среди листвы фигуру — сегодня дама Риалейн была в полуночно-синем и алом, и ей определенно шло это сочетание цветов. Но не смотря на изысканный наряд — длинные переливчатые рукава цвета свежей крови, глубокий темный бархат, облегающий стан, дымчатый шелковый шлейф, что скользил по светящимся камешкам, делая походку его хозяйки зыбкой, точно плывущей — она искала одиночества, а не праздных взглядов. Следом за леди твердо ступала охранница — инкуб-женщина, клэйвекс по имени Нилия.

О высоком ранге охранницы Лаэтрису сперва сказал Каэд, но он и так узнал бы все, что захотел, а уж навести справки о всех более-менее заметных гостях архонт и вовсе велел еще до прибытия тех в его шпили.

«Гости», впрочем, звучало слишком громко. Скорее уж — умоляющие о защите подданные, даром, что большая часть их носила то же самое гордое родовое имя, что и глава кабала Пронзенной Звезды.

— Лаэтрис — большое семейство, и многие ответвления рода еще при предшественнике вашего предшественника, мой архонт, удалились от Темного Города, взяв во владения разные миры и субцарства… как госпожа Гвайренвен, вдова лорда Ранзара, — советник говорил тихо, озвучивая шпионские донесения, генеалогические выкладки, тщательно отфильтрованные сплетни и вообще все, что, по его мнению, архонту могло бы стать интересным. Искусство выбирать именно интересное слуху правителя было его основной работой — и советник справлялся с нею отлично.

— Это Ранзар — урожденный Лаэтрис, а где он взял себе супругу, толком не знает никто, — фыркнул, перебивая, архонт, и советник моментально умолк.

Даже при предыдущем правителе советник научился затыкаться вовремя; в конце концов, он и раньше боялся только прямого гнева владыки, и ничего больше, но когда по неведомой никому причине новый повелитель не просто сохранил ему жизнь, но и должность тоже, советник стал в разы более осторожным.

— Вы правы, мой архонт, — тревожным свистящим шепотом выдохнул советник. — Но лорд Ранзар дал ей новое родовое имя, он был в своем праве… это было давно.

— Иными словами — Гвайренвен не просто старуха, а высокородная старуха, каким бы ни было ее прошлое?

— Все так.

Архонт чуть двинул левой кистью, до того расслабленно лежащей на подлокотнике причудливого, массивного трона, и советник, низко склонив голову, отступил в сторону. Бросил мимолетный взгляд на семерых инкубов по сторонам от трона — те замерли, точно изваяния, казалось, даже не дыша. Один из них стоял у самых ступеней возвышения, ведущего к месту, где уже не одну сотню лет должен восседать, принимая судьбоносные решения, владыка рода Лаэтрис. Темный, глянцевитый материал трона, похожий на вулканическое стекло, казался облитым маслянистым огнем — и к нему прикипели взгляды наполняющих залу посетителей.

К трону — и сидящему на нем.

— С того момента, как знать и подданные Илимниса вступили в Темный Город, ваша верность принадлежит только старшему архонту кабала Пронзенной Звезды, — объявил советник громко, для всех собравшихся.

Архонт Лаэтрис обвел прибывших медленным, словно бы ленивым взглядом — однако лень была напускной, и всякий, кто рискнул встретить этот взгляд напрямую, быстро отводил взор. Все — кроме госпожи Гвайренвен.

Это была статная, несколько отяжелевшая с годами в движениях, но все еще источающая удивительное властное величие женщина — очень старая, пусть и изо всех сил это скрывающая. У нее были серые, как потемневшее серебро, волосы, забранные в высокую вычурную прическу, и наряд в цвет, весь выдержанный в дымных, текучих тонах — многослойные шелка, длинные юбки со шлейфами, мантия, поблескивающий стальными пластинами корсаж, и даже украшенные острыми лезвиями перчатки, скрывающие худые руки до самого плеча. Сухая истонченная кожа госпожи Гвайренвен была тускло-белой, точно известковой — темными резкими росчерками на ней выделялись нахмуренные брови, подведенные глаза и узкие, накрашенные в тон наряду губы.

Гвайренвен казалась словно окруженной серым льдом — но взгляд архонта нашел и в этой холодной броне трещину: подметил, как сжаты губы старой леди, как стискивает она унизанные кольцами прямо поверх латной перчатки пальцы на рукояти висящего у пояса меча… жест, граничащий с вызовом, пожалуй. От нее тянуло крепкими духами, слишком резкими, слишком настырными, с отчетливым шлейфом яда — точно при их помощи Гвайренвен пыталась обескуражить собеседников, заставить отвлечься, не всматриваться в ее жесты и увядающее, как ни борись с прожитыми годами, лицо. Может, когда-то серая леди и была хороша, но эти дни остались давно позади.

Лорд Лаэтрис, не меняя позы, слегка кивнул вошедшим и улыбнулся — радушно, но вместе с тем довольно двусмысленно:

— Тетушка, вы наконец соизволили почтить Темный Город и свою родню визитом?

— Я пришла просить о защите, о мой архонт, — госпожа Гвайренвен замедлила шаг.

— И ожидали видеть на этом месте кого-то другого, — архонт чуть откинулся назад, улыбнувшись еще шире. — Но все течет, все меняется. Архонт Эсартен, с кем беседовать вы наверняка и хотели бы, больше не сможет занять этот трон — уже никогда.