На проклятом пути Великого Шута
Шрифт:
Они шли молча. Хамелиониевые плащи окрасились в бледную охру, копируя тусклые цвета окружения, движения странников были плавны, осторожны и неторопливы — и за кажущейся безжизненностью может таиться опасность.
— Даже через фильтры воздух горчит. Здесь все пропиталось смертью, — тихо сказал один, нарушая затянувшееся молчание. Говорил тот, что шел впереди — он остановился, наклонился, подбирая что-то в густой пыли, но предмет протек через затянутые в гибкую перчатку пальцы невесомым прахом, стоило разведчику сжать его сильнее. — При чем много, много лет назад.
— Так вот почему они не отвечали на сигналы, — другой с досадой пнул бесформенный кусок искусственного камня.
Заговоривший первым вскинул голову и, уставившись
— Держи себя в руках, Раэлин, — добавил он следом, когда пристыженный рейнджер опустил голову, рассматривая, на чем же он все-таки сорвал нахлынувшее отчаяние. Это был осколок статуи или просто часть какой-то жилой конструкции? Понять так и не удалось. Время изъело некогда гладкую поверхность, как грубый наждак, источило форму и стерло внятные очертания.
— Словно не одна сотня лет прошла. Но этого просто быть не может, — пробормотал он.
— Может, конечно, — шагавший чуть впереди успел снова пройти дальше прочих. Он оглянулся на своих спутников и добавил: — По множеству причин, но может, вполне.
— Арталион, погоди! Да куда ты, во имя Иши, так торопишься? — отозвалась еще одна разведчица.
— Хочу понять, уцелело ли хоть что-то вообще.
Шаг за шагом, разведчики углублялись под мертвые своды. Корабль сородичей перестал выходить на связь и отвечать на послания давно — но, конечно, никак не сотни лет назад, и поверить собственным глазам было очень сложно. От подобного парящему среди звезд континенту под прозрачным солнечным парусом и множеством защитных куполов мира-корабля почти ничего не осталось — все, что могло истлеть, истлело, что могло разрушиться — разрушалось. То тут, то там попадались пустые доспехи и искристые осколки камней душ — хрупкие, точно пережженное стекло, опутанные сетями трещин. Ни костей, ни тел — только серый тонкий прах.
Сотни лет — или чья-то злая воля? А может, попросту такова природа этой планеты, что перемалывает всю органику и психопластичные материалы в ничто за куда как меньший срок, чем должно? Или сигналы давно погибшего эльдарского корабля все это время блуждали в варпе, обманывая соплеменников? Верным будет сказать, что каждый из разведчиков задал себе эти вопросы не по одному разу, но точного ответа не было ни у кого.
Рейнджеры молча обменивались короткими жестами и кивками, подмечая историю гибели корабля. Болтерные гильзы у разрушающейся стены. Сломанная винтовка — не человеческой и не корабельной эльдарской работы, явно принесенная из Темного Города. Друкарский наплечник с высоко вздымающимся лезвием — все еще кажущимся острым, судя по тусклому блику на кромке. Разрубленный надвое посох Видящего — одним точным быстрым ударом. Опавшее облако моноволокна с запутавшемся в нем крошевом разрушенной части стены — пыль сделала его хорошо видимым, и разведчики аккуратно обошли все еще опасный клуб режущих нитей.
Они шли и смотрели, понимая, что так никогда и не узнают, что и кто стали первопричиной гибели корабля.
Вмятины в стенах внутри. Следы пулевых очередей. Разрывы, раны — на неживом. Идущим через тишину опустевшего корабля хватало всего этого, чтобы достроить в уме и гибель обитателей. Пролитая кровь давно стала частью ржавой пыли — но Арталион был прав, ее железистый привкус в воздухе ощущался до сих пор.
Мир-корабль терзали много раз, на него нападали не единожды. Мир-корабль погибал мучительно, да и после смерти его не оставили в покое — в густой пыли видны были более темные следы, как будто кто-то ворошил останки уже после того, как их на один слой занесло местной рыжей землею. Корабль атаковали в космической пустоте над планетой. Подбитый, он рухнул сюда — и, наверное, здесь его продолжили расклевывать, как стервятники, пираты всех мастей и рас — не чинясь, стараясь урвать хоть один кусок от тела поверженного великана — вот и все, что странники смогли понять, рассматривая
следы разрушений.Группа направлялась к сердцу корабля — точнее, тому месту, которое некогда было им. К Святилищу Душ. Даст ли Святилище хоть какой-то новый ответ? Никто не знал.
— Знаете, что мне кажется странным? — когда разведчики почти дошли до своей цели, вдруг подал голос тот, кто шел замыкающим, Эарниль.
— Что же? — спросил Арталион. Он был старшим из странников-разведчиков, старше даже опытного, бывалого Эарниля, и потому вся остальная группа тут же прислушалась к разговору этих двоих.
Большинству рейнджеров тон старшего товарища показался странным — то ли язвительный, то ли холодно-заинтересованный. Эарниль же как раз раскусил загадку этого тона безо всяких запинок — его давний друг подумал о том же самом, но все это время сомневался, стоит ли озвучивать возникшую мысль.
— Их мало. Очень мало. Я имею в виду, того, что могло бы считаться за останки — пустые доспехи, вещи, которые носят обыкновенно не снимая… путеводные камни, — Эарниль говорил осторожно, тщательно подбирая слова. Не потому, что боялся, что товарищи его неверно поймут — а просто потому, что говорить было тяжело.
Атмосфера безысходности и давний, застоявшийся привкус смерти давили на всех без исключения, и каким бы опытным ты не был — а идти по местам гибели тебе подобных никогда не было легкой задачей. И тем не менее Эарниль был бесконечно прав. Бесценные Камни Душ — вместилища духа для встретивших смерть эльдаров — встречались реже, чем должны были бы. Все-таки даже небольшой мир-корабль служит пристанищем сотен, тысяч живущих. Не могли же их Камни Душ все превратиться в пыль, как тот расколотый янтарный камень, что попытался подобрать Арталион! Тем более что некоторая часть камней — треснувших, потускневших, пустых — все-таки сохраняла свою форму. Один такой в руках Эарниля распался на две половинки, но и не подумал рассыпаться прахом.
— Ты хочешь задать вопрос — где все? Ну, может, мы что-то и узнаем, если перестанем топтаться на месте, — хмыкнул Арталион.
Странники переглянулись и слаженно кивнули. Некоторым не хотелось признаваться даже себе, но вступать в разоренное Святилище было горько и тоскливо, и они обрадовались короткой заминке — пусть и непреднамеренной.
Пока корабль жив, Святилище — запретное для досужих глаз место: в него вхожи лишь Провидцы.
Вот провидцы здесь и были. Наверное, почти все и встретили свою смерть именно в Святилище — тела истлели полностью, опознавались лишь фрагменты костей, зато сохранилась большая часть одежд и легких доспехов — в глубине корабля вообще сохранность предметов была куда как выше, чем на входе.
Некогда сияющая мягким светом полукруглая консоль в центре просторного зала теперь была тусклой, матово-молочной и запорошенной серым. Гнезда для камней душ зияли пустотой — по большей части, но все-таки не все: несколько погасших, растрескавшихся Слез Иши остались на местах; некоторые, такие же поврежденные, валялись подле.
Арталион длинно, свистяще выдохнул через сжатые зубы. Прошел через весь зал, приблизился к опустевшей консоли. Остановился рядом с тем, что осталось от корабельного Провидца — иссохшие руки, затянутые в некогда синие с серебром перчатки, застыли на панели, рядом — шлем, будто Видящий уронил голову в бессилии или смертном забытьи. Расползающийся клочьями плащ стелился по краю выступа и полу, довершая картину.
Рядом с тем местом, где должны были быть ноги мертвого провидца, лежал его посох — крупный камень в нем точно расплавился и вытек, застыв стеклянистыми каплями на полу вокруг и на рукояти. Арталион протянул руку и взял шлем — из него тонкой струйкой вытекла пригоршня праха. Разведчик поднес шлем к лицу и посмотрел в некогда янтарные стекла глазниц. Поблекшие, запорошенные изнутри и снаружи, они казались затянутыми бельмами.
— Йандир, — негромко произнес Арталион. — Провидец Йандир.