На сердце без тебя метель...
Шрифт:
— Да, я знаю, что вы проживали позапрошлой зимой под чужим именем в Заозерном. И знаю, что именно вы были невестой графа Дмитриевского, сбежавшей из-под венца в канун венчания, — спокойно произнес Никита. — Известный вам ротмистр уланского полка Скловский рассказал мне о вас, вернее, о той девице, что попала в имение Дмитриевского из-за поломки саней на пути в столицу. Он хорошо вас запомнил, потому отменно описал, даже цвет глаз. Оставалось сопоставить другие детали: ваше бегство из Твери в дилижансе, розыск курляндки, которая также пропадала в эти месяцы и носила по странному совпадению то же имя, что и мать сбежавшей невесты. Я знал, что за вами есть тайна. А я люблю их разгадывать. Нет, не бойтесь! Вам не стоит опасаться на мой счет. Что бы вы ни сделали Дмитриевскому, я первым возвеличу ваш поступок.
— А как? — спросила растерянная Лиза. Впервые за последние дни толстая стена равнодушия дала трещину, уступая место отголоску страха, но более — любопытству. Потому что она ровным счетом не понимала намерений Никиты.
Он в Москве, когда должен быть в полку в Твери. Странным образом проник в тайны ее прошлого. Пусть не знает всей мерзости и низости той аферы, но разве самого знания о ней недостаточно? Почему же он так спокоен, словно его это нисколько не заботит?
— Я не хочу, чтобы меж нами были какие-либо недоговоренности. Пусть даже с моей стороны. Я хочу быть с вами открытым, честным. Поверьте, за мной нет ничего, что я мог бы утаить от вас. И именно так я бы хотел просить вас стать моей супругой.
Предложение Никиты было столь неожиданным, что Лиза поначалу даже не поняла смысла его слов. А когда поняла, не нашлась, что ответить, — просто смотрела на Никиту, по-прежнему сидящего у стола и наблюдающего за ней. И невольно мелькнула мысль, что даже в нынешних обстоятельствах они так далеки друг на друга. Никита сидел в свете свечей, полностью открытый взору. Лиза же укрывалась в тени, и ему оставалось только догадываться о ее чувствах по позе или звуку голоса.
— Вероятно, вас удивило мое предложение, но я бы желал, чтобы вы не отвергали его тотчас. Вы знаете, что я был ранен в Валахии. Рана, к сожалению, не позволяет мне выполнять в полной мере своих обязанностей в полку. Но я не ропщу. Это благо быть полезным своей Отчизне, служить ей своей кровью. Да и возраст уже подходит. Я бы вышел в отставку да занялся изысканиями касательно нашего княжеского титула. Но я увлекся, простите… Разве ж так предлагают руку?
«Ведь именно так должно предлагать руку, верно?» — прошелестело вдруг по комнате еле уловимой волной сквозняка. Ветерок принес не аромат цветущих кустарников в палисаднике, а запах кельнской воды, от которого у Лизы запорхали бабочки в животе и так часто забилось сердце. Она взглянула на Никиту, пытаясь понять, почувствовал ли он то же, уловил ли звук мужского голоса. Но тот был спокоен и продолжал делиться планами на будущность: после отставки поселиться в деревне, посвятить себя хозяйским делам и семье.
— Я не люблю вас, — проговорила Лиза, когда Никита сделал паузу, явно ожидая ее ответа.
Уголки его губ дрогнули в легкой улыбке:
— Я вас тоже, Лизавета Алексеевна. Но разве не тот прочен брак, что имеет под собой трезвый расчет, а не горячие страсти? Огонь больно обжигает. А вот прохлада воды дарит блаженство. Разве не так? Я не прошу вас дать мне ответ тотчас же. Знаю, вам необходимо все обдумать. Мой отпуск возможен только под Рождество. Я приеду в Муратово, и ежели вы будете готовы дать ответ, приму его с пониманием. Что бы вы ни решили, я останусь вашим другом. А теперь, как ваш друг, я должен ускользнуть незамеченным из дома, дабы не погубить ваше renomm'ee. И так задержался. По бумагам я был послан на маневренное поле в окрестности Москвы, но тревоги Натали толкнули меня приехать сюда. Вижу, что не напрасно. Дайте слово, что завтра же уедете в Муратово. Слухи о холере усиливаются. Не стоит гневить судьбу. Подумайте о тех, кому вы дороги.
Упоминание о Натали кольнуло Лизу острой иглой совести. Она не писала ей несколько дней. Немудрено, что та встревожилась, не получая известий.
— Я напишу к ней, — поспешила заверить Никиту Лиза, но он только покачал головой и позвонил прислуге.
— Я сам напишу нынче ночью. Вам же надобно покончить с вашим затворничеством
и поскорее уехать в Муратово.На звонок явился Прохор. Никита приказал послать к кабаку, где его дожидалась коляска, и передать, что он готов выезжать. Когда лакей с поклоном ушел, Никита встал и подхватил со стула плащ и перчатки, небрежно брошенные им тут же по прибытии. Лиза в который раз удивилась вольности его обращения, и в голову закралось сомнение, не вынуждает ли ее Никита подобным нарушением этикета принять его предложение? И если вынуждает, то по какой причине. Почему ему так важно обвенчаться с ней? Привыкшая везде искать подвох, она вдруг вспомнила о давней неприязни Никиты к Александру. Не в этом ли ключ ко всему? Сделать супругой сбежавшую невесту…
— Зачем вам моя рука? — вырвалось у Лизы в волнении. — Зачем вам делать мне предложение?
Подозрения лишь усилились, когда Никита как-то странно посмотрел на нее, отведя на мгновение взгляд от перчатки, которую натягивал в тот момент.
— Зачем вам это? Вы знаете, что имя мое запятнано, что родовое имение отдано в залог. Я не принесу вам ни чести, ни состояния, ни земель. Что вы получите от нашего брака? Кроме…
— Кроме… — повторил холодно Никита, стоя перед ней уже в плаще, готовый к отъезду.
— Кроме мести его сиятельству, графу Дмитриевскому.
Он вздрогнул, будто от удара. В глазах мелькнуло нечто такое, что подсказало Лизе, как она ошибалась. И если бы только можно было вернуть назад каждое брошенное слово!
— Мне жаль, что вы ждете нынче от других только худого. Вдвойне жаль, что ждете того от моей персоны, — проговорил медленно Никита. — Только Господь карает людей за грехи, людям не должно брать на себя такое право. Так и я, пусть и не забыл всего зла, что принес мне Дмитриевский, не жажду мщения. Ежели вы не верите мне, даю вам слово, что никогда не открою вашего прошлого. Хотя и не имел намерения этого делать. После отставки меня ничто не связывало бы с Тверью и ее окрестностями. Моя супруга никогда бы не пересекала тех границ без надобности на то или желания. Я рассказал вам обо всем, чтобы вы знали, насколько мне безразлично ваше прошлое и ошибки, которые вы совершили в нем. Исключительно ради того, чтобы меж нами не было тайн и недоговоренностей. Наверное… моя ошибка…
Никита смешался, явно не зная, что сказать, и тогда Лиза шагнула к нему и взяла за руку. А после, встав на цыпочки, легко коснулась губами его лба, прямо у линии волос.
— Я не достойна вашего имени, — произнесла она тихо.
— Позвольте мне лично судить об этом, — так же тихо ответил Никита, а после отстранился от ее руки и направился к выходу. У дверей, однако, задержался: — Alors, partez vous de Moscou?
— Oui, je le ferai. J'ai promis.
— D’accord[340]. — Никита неловко улыбнулся, и Лиза почувствовала невероятную легкость, когда поняла, что он не держит на нее более зла за ее подозрения.
— На столе я оставил журнал и письма к вам.
— Благодарю вас.
— Вы ведь подумаете над… над тем, что я сказал вам сегодня?
— Oui, je le ferai. J'ai promis.
На этот раз улыбка Никиты была шире и даже коснулась глаз. И Лиза не могла не улыбнуться в ответ, благодарная, что он не оставит ее своей дружбой. Даже после того, как сама она едва не разрушила все.
— Я весьма сожалею о вашем брате. Хотелось бы мне хоть на толику уменьшить ваше горе, — кланяясь, проговорил Никита, и Лиза только кивнула, чувствуя, что снова начинает задыхаться.
Через мгновение она осталась одна в темноте летней ночи, наедине со своим горем, своей потерей и сожалением. Наедине со своим прошлым, снова настигшим ее с письмом от Софьи Иогановны, вскрыть которое Лиза решилась только следующим днем.
Глава 39
Лизе и ранее доводилось терять близких. В отрочестве она осталась круглой сиротой, причем и отец, и мать уходили на ее глазах. Именно на нее после их смерти легли заботы о похоронах и отпевании. Оттого боль потери ни на минуту не отпускала тогда из своих тисков. Но со временем притупилась, заслоненная насущными тревогами: после смерти матери Лизе пришлось заменить усопшую для младенца, а когда преставился отец — взять на себя все заботы о будущем брата.