На шхерахъ

Ложбиной инспекторъ вышелъ къ маленькому, заросшему травой заливу; на берегу въ ил торчало нсколько брошенныхъ удилищъ. Онъ остановился и сталъ прислушиваться; теперь онъ явственно слышалъ голосъ по ту сторону скалы. Онъ звучалъ высоко и мягко, какъ голосъ ребенка, по давалъ и низкіе звуки, и можно было подумать, что сюда добрался на лодк какой-нибудь мальчишка. Эти слова звучали какъ-то пассивно и вмст съ тмъ такъ подкупающе мило, что Боргъ даже удивился, — неужели мальчикъ можетъ такъ выражаться. Запасъ словъ не былъ особенно великъ — это былъ обыкновенный разговоръ интеллигентнаго человка, лишенный образныхъ, красочныхъ выраженій. Пытаясь выражаться точне, онъ часто ошибался: говоря о зелени деревьевъ не называлъ ихъ имени, пыжиковъ назвалъ чайками, гнейсъ — гранитомъ, осоку — тростникомъ.

Это, конечно, могъ быть и мальчикъ. Онъ говорилъ такъ долго, увренно, съ привычкой, чтобы его слушали, не давалъ себя перебивать тихо бормотавшему голосу другого боле пожилого человка который иногда вставлялъ слова и давалъ то или другое поясненіе. Но вотъ молодой голосъ засмялся. Смхъ, судя по смыслу разговора, былъ необоснованный, безпричинный, такой, когда желаютъ щегольнуть красивымъ голосомъ или показать блые зубы; смхъ безъ всякаго повода; рядъ звонкихъ звуковъ, единственный смыслъ которыхъ заключается въ томъ, чтобы ревниво отвлечь вниманіе отъ какого-нибудь обстоятельства, которое, можетъ быть, почему-либо не кстати. Это сигналъ предостереженія, пріемъ соблазна. Не было никакого сомннія, что это молодая женщина!

Не пытаясь противиться влеченію, Боргъ взобрался на послдній подъемъ, оправляя свою шляпу и галстукъ. Тамъ онъ увидлъ картину, которая съ того момента вся до мельчайшихъ подробностей запечатллась въ его памяти. На маленькой лужайк, въ тни старыхъ боярышниковъ, на разостланной скатерти стояла масленка и раскрытая корзинка со състнымъ. У скатерти сидла пожилая женщина съ красивыми волосами въ хорошо сшитомъ, изящномъ плать. Около нея стоялъ рыбакъ изъ мстныхъ жителей въ куртк съ отворотами на рукавахъ, съ бутербродомъ въ рук, а передъ нимъ стояла молодая женщина, держа въ рук стаканъ пива. Съ шутливымъ книксеномъ и послдними вспышками замирающаго смха на губахъ она протягивала его смущенному рыбаку.

При вид молодой женщины Боргъ остановился, какъ вкопанный. Хотя его мозгъ тотчасъ сталъ язвительно нашептывать ему, что она попросту кокетничаетъ съ парнемъ, онъ все-таки не могъ отвести взора отъ смуглой съ оливковымъ отливомъ кожи, черныхъ глазъ и стройной фигуры. Она была, конечно, не первая женщина, которая ему понравилась съ перваго взгляда, но она принадлежала къ тому типу, который всегда его привлекалъ. Это быстрое дйствіе не казалось ему результатомъ его одиночества или отсутствія женщинъ. У него было такое ощущеніе, будто онъ долго ходилъ изъ одной лавки въ другую въ поискахъ галстука подходящаго цвта. Вотъ онъ пересматриваетъ ихъ безъ удовольствія, не находя ничего подходящаго, — вдругъ останавливается у оконной выставки, увидвъ какъ разъ то, что ему нужно. Онъ чувствуетъ тотчасъ, какъ будто свалилась какая-то тяжесть, и его мысль тихо ему говоритъ: вотъ это оно самое и есть!

Боргъ подумалъ съ минуту, подойти ли ему представиться или повернуться и уйти, и сдлалъ движеніе, которое выдало его. Двушка, первая увидвшая его, опустила руку и посмотрла на неожиданнаго гостя съ выраженіемъ испуганнаго ребенка. Это дало Боргу смлость подойти, успокоить маленькое общество и объяснить причину своего внезапнаго появленія.

Приподнявъ шляпу, онъ подошелъ и поклонился.

Глава пятая

Полчаса спустя, инспекторъ сидлъ со всей компаніей въ парусной лодк, за которой на буксир плыла его собственная. Боргъ уже вошелъ въ роль кавалера. Дамы, оказалось, пріхали для поправки здоровья въ шхеры, наняли себ на лто дачу, значитъ, он его сосдки.

Какъ новые знакомые, они оживленно разболтались о томъ, о семъ, съ тмъ преувеличеннымъ усердіемъ и стараніемъ показать себя съ лучшей стороны, какъ это всегда бываетъ при первыхъ встрчахъ.

Меньше всего старанія прилагала пожилая дама, которая оказалась матерью молодой красавицы. Она, повидимому, достигла уже періода установившейся гармоніи и меланхолической грусти, и, извдавъ въ жизни все, жила одними воспоминаніями. Она почти безучастно смотрла на все, происходившее вокругъ нея. Ничего не ожидая отъ будущаго, готовая ко всему, что могла еще дать ей жизнь хорошаго или дурного, она располагала къ себ своимъ ровнымъ мягкимъ характеромъ.

У молодыхъ людей тотчасъ нашлись общія точки соприкосновенія; ей, повидимому, было пріятно получать свднія, а Боргъ, давно уже ждавшій возможности подлиться съ другимъ своими знаніями, чувствовалъ себя сильне, найдя примненіе своему накопленному богатству. Въ теченіе получаса онъ расточалъ полными пригоршнями вс свои наблюденія въ областяхъ, интересовавшихъ обихъ его спутницъ — он совсмъ не были знакомы съ тми условіями, въ которыхъ имъ придется нкоторое время жить. Онъ разсказалъ имъ обо всхъ достоинствахъ и недостаткахъ шхеръ, и всю эту жизнь обрисовалъ въ тхъ плнительныхъ краскахъ, какія она, казалось ему, пріобрла съ тхъ поръ, какъ онъ былъ уже не одинокъ.

Молодая женщина, никогда раньше не бывавшая въ этихъ мстахъ, воспринимала первыя впечатлнія изъ его разсказовъ. Она уже представляла себ такой красивой и уютной, красную избушку, въ которой она должна будетъ жить съ матерью. Вдь ему такъ хотлось, чтобы ей тамъ понравилось, чтобы она осталась тамъ жить.

Онъ продолжалъ говорить, чувствуя приливъ чего-то хорошаго и сильнаго; ему казалось, что эти полуоткрытыя губы внушаютъ ему новыя мысли, открываютъ новые горизонты; эти губы какъ будто не воспринимали его мыслей, а, наоборотъ, говорили сами. Встрчая взглядъ ея большихъ доврчиво открытыхъ глазъ, онъ врилъ въ истинность всего того, что онъ говорилъ; съ возрастающимъ вниманіемъ онъ слдилъ за тмъ, какъ въ немъ нарождаются новыя силы и крпнутъ старыя.

Когда лодка подошла къ берегу, онъ почувствовалъ себя, дйствительно, благодарнымъ, какъ будто его въ трудную минуту осыпали благодяніями. И, помогая дамамъ выйти изъ лодки и вынося ихъ вещи, онъ не могъ не высказать имъ своей признательности.

Молодая двушка отвтила учтивымъ "не за что", но это было сказано такъ, какъ будто, дйствительно то, что онъ отъ нея получилъ, было незначительной, долей того, чмъ она обладала.

Инспекторъ проводилъ дамъ къ ихъ новому жилищу, которое оказалось домомъ Эмана. Молодая двушка пришла въ восхищеніе, все еще будучи подъ впечатлніемъ заманчивыхъ разсказовъ Борга. Полуразвалившаяся изба была необыкновенно живописна. Въ ней не было ни одной прямой линіи. Буря, соленая вода, морозъ и дождь нарушили вс линіи ея контуровъ; штукатурка на труб обвалилась, и вся изба казалась огромной глыбой туфа. Еще боле пріятнымъ сюрпризомъ явилось дйствительно уютное — по старинному — расположеніе дома. Дв комнаты лежали по обимъ сторонамъ сней, а между ними была кухня. Большая комната была оклеена темно-коричневыми обоями, отъ времени и дыма принявшими ровный, мягкій коричневый топъ, гармонировавшій со всми цвтами. По низкому потолку, не дававшему большого простора глазу, тянулись балки, служившія опорой для чердака.

Изъ двухъ маленькихъ оконъ съ тусклыми стеклами открывался видъ на море и бухту. Яркій свтъ, падавшій въ комнату, пріятно смягчался блыми тюлевыми гардинами; он защищали внутренность комнаты отъ постороннихъ взглядовъ, но не задерживали дневного свта; какъ свтлыя лтнія облака, он свшивались надъ бальзаминами и геранью, стоявшими на окнахъ въ англійскихъ фаянсовыхъ горшкахъ съ портретами королевы Викторіи и лорда Нельсона. Мебель состояла изъ большого благо складного стола, кровати съ нсколькими пуховыми перинами, деревяннаго выкрашеннаго въ блую краску дивана, стнныхъ муровскихъ часовъ, березоваго комода съ туалетомъ изъ ольхи, обвитымъ подвнечной фатой и уставленнымъ фарфоровыми бездлушками. На комод стояло чучело попугая подъ стекляннымъ колпакомъ. На стнахъ висли раскрашенныя литографіи изъ библейской исторіи. Дв изъ нихъ, висвшія надъ кроватью, повидимому, были обязаны своимъ происхожденіемъ не особенно благочестивымъ побужденіямъ; одна изъ нихъ изображала Самсона и Далилу въ довольно-таки рискованномъ положеніи, а другая, — Іосифа и жену Порфира. Въ углу комнаты большое мсто занималъ каминъ, очень некрасивый, затянутый блой занавской со шнуркомъ.

Здсь было уютно, мило и пріятно.

Другая комната была похожа на первую, только въ ней было дв кровати. Комодъ и наволочки были покрыты салфеточками, которыя, благодаря своей пестрот, могли служить альбомомъ воспоминаній: о фуфайк дда, о бабушкиной кофт, о шерстяномъ плать матери, отцовской лоцманской форм стараго времени. Тамъ были красныя подвязки двушекъ, желтые галуны сыновей съ ихъ военной службы, голубые купальные костюмы дачниковъ, драпъ и дешевый бархатъ, ситецъ и байка, шерсть и пенька всевозможныхъ образцовъ и модъ. Здсь же стоялъ большой буфетъ съ разрисованными дверцами. Красивые маленькіе пейзажи, обложенные бронзовыми украшеніями, съ голубыми бухтами, тростникомъ, парусными лодками, неизвстныхъ породъ деревьями, должно быть, временъ рая или каменноугольнаго періода; бурное море, волны котораго напоминали борозды на картофельномъ пол, маякъ, стоящій какъ столбъ на скал — все было такъ наивно, было такъ похоже на то, какъ представляетъ себ ребенокъ все безконечное разнообразіе природы, доступное лишь высокоразвитому взору.