На шхерахъ

Въ конц концовъ, онъ остановился на существующемъ порядк, какъ на единственно осязательномъ, независимо отъ того, создался ли онъ, благодаря чьей-нибудь руководящей вол, что было невроятно, или — благодаря стеченію случайныхъ обстоятельствъ. Послднее можно было бы высказать съ большой долей вроятности, хотя не безъ опасенія.

Въ университет отецъ примкнулъ къ пантеизму молодыхъ гегельянцевъ, который былъ лукавымъ обходомъ очень остраго въ то время вопроса: индивидумъ былъ объявленъ единственно дйствительнымъ, а Богъ — совокупностью личнаго начала въ человчеств.

Это живое представленіе внутренней связи человка съ природой, гд человкъ является высшимъ звеномъ въ цли мірового процесса, привлекло къ себ избранную группу людей, которые, держась въ сторон, относились съ насмшкой къ неоднократнымъ попыткамъ политическихъ мечтателей стать выше господствующихъ законовъ природы и искусственными средствами — путемъ умозрительныхъ построеній и парламентскихъ ршеній — создать новый міропорядокъ. Они незамтно шли своей дорогой, чуждые какъ высшимъ кругамъ, такъ и широкимъ народнымъ массамъ. Наверху, около посредственнаго монарха, естественнымъ отборомъ собирались такія же посредственности, а внизу приходилось сталкиваться съ невжествомъ, легковріемъ, слпотой. Въ среднемъ сло — буржуазіи они встрчали столь ярко выраженные торгашескіе интересы, что, не будучи сами торговцами, они не могли найти общихъ точекъ соприкосновеній.

Все это были умные, способные и честные люди, и бывали случаи, когда къ нимъ обращались, но они не могли примкнуть пи къ одной изъ существующихъ политическихъ партій и вмст съ тмъ не имли желанія составлять безцльную оппозицію. Они были не настолько многочисленны, чтобы быть стадомъ и, какъ убжденные индивидуалисты, не желали быть слпымъ орудіемъ въ чьихъ-нибудь рукахъ. Поэтому они оставались въ сторон, прикрывая орденами, лентами и звздами свое недовольство, и только улыбались, какъ авгуры, встрчаясь на засданіяхъ совта или въ дворянскомъ собраніи, и предоставляли событія ихъ естественному теченію.

Отецъ принадлежалъ къ дворянамъ не очень стараго происхожденія. Его родъ пріобрлъ дворянскій гербъ гражданскими заслугами въ области горной промышленности, а не тми сомнительными военными подвигами, которые часто объясняются случайностью или ошибкой непріятеля. Вмст съ дворянствомъ онъ получилъ и небольшія привилегіи: дворянскій мундиръ и право безъ вознагражденія принимать участіе въ трудномъ дл управленія страной.

Такимъ образомъ его отецъ принадлежалъ къ заслуженному дворянству, и сознаніе своего происхожденія отъ талантливыхъ предковъ всегда подбадривало и толкало его впередъ.

Пріобртенное талантомъ и трудомъ отцовъ состояніе давало ему возможность отдаться своему призванію. Майоръ сдлался выдающимся топографомъ, принималъ участіе въ проведеніи Iетскаго канала и первыхъ желзныхъ дорогъ.

Эта работа надъ нуждами цлаго государства, карту котораго онъ обыкновенно раскладывалъ у себя на письменномъ стол и привыкъ охватывать однимъ взглядомъ, мало-по-малу выработала у него широту взгляда на вещи.

Сидя за письменномъ столомъ, онъ прокладывалъ своей линейкой новые пути сообщенія, которые измняли весь характеръ мстности, сносили старыя города и воздвигали новые, измняли цны товаровъ и вызывали къ жизни новыя отрасли производства.

Карта непремнно должна измниться: старые водные пути будутъ оставлены, и все движеніе направится по прямымъ чернымъ линіямъ, обозначающимъ новыя желзныя дороги. Горы станутъ столь же плодородны, какъ и долины, борьба за рки навсегда прекратится, а границы между государствами и областями исчезнутъ. Эта работа надъ судьбой цлыхъ странъ и народовъ развивала сильное властолюбіе. Постепенно, помимо его воли, имъ овладла сопутствующая власти склонность преувеличивать значеніе своего "я". Майоръ Боргъ на все сталъ глядть съ высоты птичьяго полета. Страны въ его глазахъ превращались въ географическія карты, а люди казались оловянными солдатиками.

Когда при топографическихъ работахъ ему случалось въ нсколько недль сравнивать возвышенности для естественнаго пониженія которыхъ понадобились бы тысячелтія, онъ чувствовалъ себя почти творцомъ.

Проводилъ ли онъ туннель, сдвигалъ ли въ море песчаныя дюны, осушалъ ли болота, онъ не могъ отказаться отъ сознанія того, что въ его рукахъ — преобразованіе земной поверхности, такъ какъ онъ нарушаетъ естественную послдовательность геологическихъ напластованій. И отъ этого сознаніе личности росло въ немъ съ невроятной быстротой. Помогало ему и положеніе его, какъ офицера съ цлой массой подчиненныхъ, къ которымъ онъ обращался только съ приказаніями; они были для него мускулами, исполняющими волю его головного мозга.

Обладая мужествомъ и ршительностью военнаго, солидностью ученаго, глубокомысліемъ философа, увренностью экономически независимаго человка и чувствомъ собственнаго достоинства, онъ являлся типомъ высшаго порядка, въ которомъ были слиты красота и умъ, въ результат давшіе цльную, гармонически развитую личность.

Для сына отецъ сдлался образцомъ подражанія и учителемъ, такъ какъ мать умерла очень рано. Чтобы уберечь сына отъ горькихъ минутъ разочарованія, отецъ, относившійся съ презрніемъ къ ложной старой метод воспитанія, которая своими сказками и чудесными исторіями лишь задерживаетъ развитіе дтей, вмсто того чтобы воспитывать въ нихъ человка, смло отдернулъ передъ сыномъ завсу храма жизни и посвятилъ его въ трудное искусство жить. Онъ раскрылъ ему тайну внутреннихъ отношеній между человкомъ и остальными созданіями. Хотя человкъ — высшее существо на своей планет, но онъ не можетъ стать вн ея законовъ: онъ до извстной степени можетъ ограничить дйствіе законовъ природы, но все же совершенно освободиться отъ нихъ — не въ его власти.

Это было разумное поклоненіе природ, если подразумвать подъ ней все существующее, подчиненное естественнымъ законамъ. Этимъ ученіемъ онъ предохранилъ сына отъ христіанской маніи величія, отъ страха передъ невдомымъ, передъ Богомъ и смертью и воспиталъ разумнаго человка, который умлъ управлять своими поступками и могъ нести отвтственность за вс ихъ послдствія.

Регуляторомъ низменныхъ инстинктовъ человческой природы онъ считалъ большой мозгъ — этотъ органъ, совершенствомъ своего устройства отличающій человка отъ животныхъ. Разумъ, опирающійся на точное знаніе, долженъ управлять низменными инстинктами и подавлять ихъ, если нужно, для того, чтобы удержать видъ на должной высот. Питаніе и размноженіе — самые низменные инстинкты, потому что они общи животнымъ и растеніямъ. Чувства — эти рудименты мыслительнаго аппарата животныхъ заложены въ крови, спинномъ мозг и другихъ органахъ низшаго порядка, и у человка, какъ у высшей нормы, безусловно должны быть подчинены большому мозгу. Люди, не умющіе управлять своими инстинктами, — люди, мысль которыхъ находится въ подчиненіи у спинного мозга, относятся безусловно къ низшей форм.

Поэтому старикъ убждалъ сына не доврять юношескому энтузіазму, который одинаково легко можетъ привести къ добру, какъ и къ преступленію. Великое страстное стремленіе къ общему благу онъ признавалъ, такъ какъ, по его мннію, оно не зависитъ отъ чувства, а является могучимъ выраженіемъ воли къ добру.

Все, что можетъ дать юношество, не иметъ никакой цны, потому что все это лишено оригинальности и является лить плодомъ мышленія предшествующихъ поколній. Молодежь объявляетъ эти мысли своими и съ шумомъ и самодовольствомъ разноситъ ихъ повсюду. Оригинальность можетъ появиться лишь тогда, когда разумъ созрлъ, подобно тому какъ продолженіе рода и воспитаніе возможно только въ томъ случа, если мужчина зрлъ и обладаетъ способностью добывать средства для жизни и для воспитанія ребенка. Врнымъ признакомъ неспособности незрлаго мозга мыслить надо считать эту вчную манію величія у молодежи и у женщинъ. Обыкновенно говорятъ, что у молодости впереди будущее, но это неврно, такъ какъ процентъ смертности въ зрломъ возраст много меньше, чмъ въ юности. Не остроумно говорить, что если молодость — порокъ, то онъ съ годами проходитъ — вдь это не опровергаетъ общаго правила, что молодость это недостатокъ, болзнь и, слдовательно, порокъ. Существованіе этого порока несомннно признается, разъ говорятъ, что онъ пройдетъ: чего вовсе нтъ, то и проходить не можетъ.

Вс нападки молодежи на существующее — не боле, какъ историческое проявленіе неспособности слабаго выносить гнетъ; въ этомъ такъ же мало ума, какъ въ нападеніи на человка пчелы, которая, жаля, сама неизбжно должна погибнуть. Въ исторіи Робинзона онъ видлъ прекрасное доказательство неспособности молодежи къ сужденію и логическому мышленію. Въ ней авторъ ясно высказывается противъ естественнаго состоянія и отшельничества. Вотъ уже сто лтъ юношество по недоразумнію считаетъ эту книгу хвалебной пснью въ честь свободной жизни въ дикомъ состояніи, тогда какъ эта жизнь выставляется въ повсти, какъ наказаніе сумасбродному юнош, который, какъ дикарь, пренебрегаетъ дарами культуры. Эта маленькая черточка показываетъ, до какой степени онтологически низко стоитъ молодежь. Она выдаетъ себя съ головой своей любовью къ индйцамъ и вообще ко всмъ отставшимъ на пути развитія. Вдь есть же у человка чувства, которыя со-временемъ пропадутъ, какъ и щитовидная железа, человку ненужная, но все-таки пока занимающая свое мсто.