На шхерахъ

Лежавшая на твердой деревянной скамь фигура инспектора имла жалкій и смшной видъ. Высокій блый воротничекъ завернулся, какъ грязная тряпка, вокругъ шеи; изъ разорванной перчатки на правой рук вылзли вс пальцы; манжеты приклеились къ перчаткамъ размокшимъ крахмаломъ. Маленькіе штиблеты на шнуркахъ изъ крокодиловой кожи потеряли свой блескъ и форму, и надзиратель съ невсткой едва могли ихъ стащить съ ногъ.

Наконецъ, хозяевамъ удалось снять съ злополучнаго моряка мокрое платье; они прикрыли его одяломъ и принесли горячаго молока и водки.

Сначала они пытались его растолкать, а потомъ надзиратель приподнялъ маленькое тло и медленно влилъ молоко въ широко открытый ротъ. Когда же невстка хотла дать водки, запахъ спирта подйствовалъ на инспектора, какъ сильно дйствующій ядъ; онъ оттолкнулъ рукой стаканъ и открылъ глаза. Очнувшись и придя въ себя, какъ посл укрпляющаго сна, онъ спросилъ, гд его комната.

Комната, конечно, не приготовлена, но черезъ часъ, если онъ будетъ добръ полежать здсь и подождать, она будетъ совсмъ убрана.

Инспекторъ лежалъ и весь этотъ томительный часъ занимался разсматриваніемъ обстановки и обитателей унылой хижины. Это была казенная квартира надзирателя маленькаго отдленія таможни въ Восточныхъ шхерахъ. Въ избушк было тсно, неуютно — лишь бы имть какой-нибудь пріютъ. Блыя голыя стны были абстрактны, какъ понятіе о государств; четыре блыхъ прямоугольника замыкали пространство комнаты съ боковъ и были прикрыты сверху такимъ же блымъ прямоугольникомъ.

Здсь было неуютно, холодно, какъ въ номер гостиницы, предназначенномъ не для постояннаго жильца, а для прозжающихъ.

Повидимому, ни этотъ надзиратель, ни его предшественники не имли охоты за свой счетъ оклеивать комнату обоями для своего преемника или для казны.

На мертвой близн стны выдлялась темная мебель плохой фабричной работы, но съ претензіей на модный фасонъ. Круглый обленный столъ изъ сучковатаго сосноваго дерева, выкрашенный подъ орхъ, былъ весь уставленъ посудой. Такого же дерева и пошиба — стулья съ высокими спинками, — нкоторые уже сломанные, на трехъ ножкахъ, — выдвижной диванъ, скроенный, какъ готовое мужское платье, на скорую руку, изъ самого сквернаго и дешеваго матеріала. Все было нелпо; ничто, казалось, не исполняло своего назначенія, не сулило отдыха и удобства; вотъ почему все было некрасиво, несмотря на украшенія изъ папье-маше.

Когда надзиратель во всю свою ширину разсаживался на стул и опирался могучей спиной о спинку стула, его движеніе сопровождалось невыносимымъ скрипомъ и каждый разъ вызывало сердитое замчаніе хозяйки объ осторожномъ обращеніи съ чужими вещами. Надзиратель отвчалъ ей грубой лаской и взглядами, которые не оставляли сомнній въ характер ихъ отношеній.

Непріятное чувство, вызванное у инспектора видомъ комнаты, усилилось при этомъ открытіи.

Какъ естествоиспытатель, онъ не придерживался ходячихъ взглядовъ относительно границъ дозволеннаго, но зато обладалъ сильно выраженнымъ инстинктомъ разумности извстныхъ законовъ природы. Онъ внутренно страдалъ, видя, какъ преступаются завты природы. Ему казалось, что онъ открылъ въ своей лабораторіи кислоту, которая отъ сотворенія міра всегда соединялась съ однимъ элементомъ, а теперь, вопреки своей природ вошла въ соединеніе съ двумя.

Это подрывало его представленіе объ эволюціи человка отъ безпорядочнаго полового общенія къ моногаміи.

Ему казалось, что онъ наблюдаетъ возвращеніе къ первобытнымъ временамъ, въ среду дикой человческой орды, которая жила массовой жизнью, какъ колонія коралловъ, когда естественный подборъ еще не положилъ основанія индивидуальной жизни.

Онъ увидлъ двухлтнюю двочку съ огромной головой и рыбьими глазами. Она кошачьей походкой двигалась по комнат, какъ бы боясь, что ее кто-нибудь увидитъ, и инспектору стало ясно, что сомнительное происхожденіе этого ребенка было причиной семейнаго разлада, что въ будущемъ этой двочк предстоитъ расплата за чужую вину.

Бъ это время дверь открылась, и вошелъ хозяинъ.

Онъ приходился роднымъ братомъ надзирателю, и по служб состоялъ въ подчиненномъ положеніи таможеннаго стражника. Онъ былъ еще крпче сложенъ, чмъ надзиратель, но у него было открытое, пріятное лицо, внушавшее довріе.

Привтливо поздоровавшись, онъ слъ за столъ рядомъ съ братомъ, взялъ ребенка на колни и поцловалъ.

— У насъ гость! — сказалъ надзиратель, указывая на диванъ, гд лежалъ инспекторъ. — Это инспекторъ, онъ будетъ жить наверху.

— А, вотъ какъ, — сказалъ Вестманъ и поднялся, чтобы поздороваться съ гостемъ.

Не выпуская ребенка изъ рукъ, онъ подошелъ къ дивану. Хозяиномъ здсь былъ онъ, — холостой братъ жилъ у него нахлбникомъ, — а потому Вестманъ считалъ себя обязаннымъ поздороваться съ гостемъ.

— Мы живемъ попросту, — сказалъ онъ посл нсколькихъ привтственныхъ словъ.

— Сварить кое-что моя старуха можетъ, она раньше служила въ хорошихъ домахъ, года три тому назадъ, когда еще не была замужемъ. Теперь у насъ ребенокъ, и у нея другія заботы. Да, да, дти скоро появляются, когда начинаешь помогать другъ дружк — то есть не то, чтобы я нуждался въ помощи...

Инспекторъ удивился обороту, который приняла его рчь; онъ спрашивалъ себя, знаетъ ли этотъ человкъ или только догадывается, что у него въ дом не все благополучно. Ему понадобилось всего десять минутъ, чтобы узнать, въ чемъ дло; неужели же тотъ, кого это непосредственно касается, ничего не замтилъ въ теченіе двухъ лтъ.

Его охватило отвращеніе, и онъ отвернулся къ стн, чтобы закрыть глаза и на оставшіеся полчаса отдаться созерцанію боле пріятныхъ картинъ собственнаго воображенія. Однако, онъ не могъ не слышать и противъ воли прислушивался къ разговору, который только что былъ такимъ оживленнымъ, а теперь вяло поддерживался, — казалось, будто эти люди тщательно взвшивали каждое свое слово. Мужъ, какъ видно, избгалъ молчанія и, когда наступала тишина, старался прервать ее, какъ бы боясь услышать что-нибудь страшное для себя, и только потокъ собственныхъ словъ успокаивалъ его.

Когда прошелъ условленный часъ, а о комнат ничего не было слышно, инспекторъ поднялся и спросилъ, готова ли, наконецъ, комната.

— Да, комната, конечно, готова, — сказала хозяйка, — да только...

Инспекторъ повелительнымъ тономъ приказалъ тотчасъ проводить его, заявивъ, что онъ прибылъ сюда не въ гости, а по служебнымъ дламъ. Онъ требуетъ только того, на что иметъ право. На это у него есть соотвтственное распоряженіе департамента гражданскихъ длъ, переданное главнымъ таможеннымъ управленіемъ королевской таможн въ Даларе.

Вопросъ былъ исчерпанъ. Вестманъ со свчой въ рук проводилъ строгаго господина по лстниц наверхъ въ его комнату, уборка которой, повидимому, не требовала и часа.

Это была очень большая комната съ такими же блыми стнами, какъ и внизу.

Большое незавшенное гардинами окно по средин самой длинной стны зіяло, какъ черная пастъ, и въ него струилась темная мгла ночи.

У стны стояла приготовленная постель, очень простая, — скоре возвышеніе, чтобы не спать просто на полу.

Столъ, два стула, комодъ. Инспекторъ оглянулся съ отчаяніемъ; онъ привыкъ къ богатству впечатлній, а теперь ему придется довольствоваться этими предметами первой необходимости въ пустой комнат, гд свтъ сальной свчи боролся съ темнотой ночи, гд огромное окно, казалось, готово было поглотитъ слабый свтъ, бросаемый горящей свчей.