На шхерахъ

Ученые долго старались разгадать причины паденія улова кильки. Наконецъ, сельско-хозяйственный институтъ назначилъ опытныхъ инспекторовъ по рыболовству. Они должны были изслдовать причины указаннаго явленія и выработать мры къ его устраненію. Это-то и составляло ближайшую задачу инспектора Борга на предстоящее лто.

Мстность эта не изъ посщаемыхъ, потому что шхера лежитъ въ сторон отъ большого пути въ Стокгольмъ. Большіе пароходы, идущіе съ юга, направляются обыкновенно на Ландсуртъ, Даларе я Ваксгольмъ. Суда съ востока, а при извстномъ направленіи втровъ и съ юга идутъ на Сандгамнъ и Ваксгольмъ. Торговый путь изъ Норланда и Финляндіи идетъ на Фурусундъ и Ваксгольмъ. На Восточную шхеру заходятъ лишь въ крайней необходимости. Ее посщаютъ главнымъ образомъ эстонцы, дущіе съ юго-востока, а также вс другіе, кого втромъ, теченіемъ или бурей относитъ выше Ландсурта и ниже Сандгамна. Поэтому здсь устроена таможня лишь третьяго разряда съ однимъ таможеннымъ надзирателемъ и малый лоцманскій постъ, подчиненный главной лоцманской станціи въ Даларе.

Здсь уже край свта. Здсь спокойно, тихо и безлюдно, кром времени рыбной ловли — осенью и весной. Если случайно въ средин лта сюда завернетъ яхта, ее радостно привтствуютъ, какъ посланницу свтлаго веселаго міра. Однако, инспекторъ Боргъ, прибывшій сюда съ другими намреніями, — для того, чтобы, какъ здсь выражались,"обнюхивать" сти, былъ принятъ чрезвычайно холодно. Эта холодность проявилась прежде всего въ томъ равнодушіи, съ которымъ его встртили вчера вечеромъ. Сегодня это выразилось въ холодномъ и невкусномъ кофе, которое принесли къ нему наверхъ въ комнату.

Инспекторъ, обладавшій очень тонкимъ вкусомъ, путемъ упражненія развилъ въ себ способность мириться съ непріятными вкусовыми ощущеніями. Поэтому, не долго думая, онъ выпилъ кофе залпомъ и вышелъ изъ комнаты посмотрть на окрестности и познакомиться съ мстными жителями.

Когда онъ проходилъ мимо кухни надзирателя, тамъ было тихо; обитатели ея, казалось, притаились, заперли двери и прервали разговоры, чтобы ее выдать своего присутствія.

Подъ непріятнымъ впечатлніемъ недружелюбнаго пріема, онъ продолжалъ свою прогулку по шхер и спустился къ пристани. Тамъ стоялъ рядъ маленькихъ хижинъ очень простой постройки, сложенныхъ изъ камней, едва скрпленныхъ цементомъ. Только дымовыя трубы были изъ кирпича. Съ одной стороны стоялъ деревянный сарай, съ другой — навсъ изъ кольевъ и хвороста для свиней, которыхъ привозили сюда откармливать на время рыбной ловли. Окна были сколочены изъ корабельныхъ досокъ; на крышу было свалено все, что сколько-нибудь подходило по размрамъ и могло либо впитывать въ себя дождевую воду, либо давало ей возможность стекать внизъ: водоросли, дикій овесъ, мохъ, торфъ, земля. Все это были пустыя ночлежки, въ которыхъ въ горячее время помщалось десятка по два ночлежниковъ. Тогда каждая такая лачуга превращалась въ трактиръ.

Передъ одной изъ наиболе приличныхъ избушекъ стоялъ рыбакъ Эманъ, первый человкъ на шхер, и чистилъ сть для камбалы. Не считая себя въ какомъ-либо отношеніи подчиненнымъ инспектору, по все же испытывая непріятное чувство въ его присутствіи, Эманъ насупился и приготовился къ рзкому отпору.

— Ну что, какъ дла? — спросилъ инспекторъ.

— Да теперь плохо, а вотъ, говорятъ, казна возмется за дло, тогда, пожалуй, будетъ получше, — отвтилъ Эманъ, довольно-таки нелюбезно.

— А гд т мели, на которыхъ вы ловите кильку? — спросилъ снова инспекторъ, оставляя безъ отвта кивокъ въ сторону казны.

— Надо полагать, господинъ инспекторъ вы это лучше знаете, чмъ мы. Вамъ за то и деньги платятъ, чтобъ вы насъ учили.

— Это врно. Вы знаете, гд мели, а я знаю, гд кильки. Пожалуй, это будетъ поважне.

— Вотъ какъ, — засмялся Эманъ, — значитъ, стоитъ только сейчасъ намъ выйти въ море, и рыба въ руки? Врно? Что жъ, хорошо; вкъ живи, вкъ учись.

Изъ хижины вышла его жена и стала оживленно разговаривать съ мужемъ.

Инспекторъ счелъ безполезными дальнйшія попытки втянуть въ разговоръ враждебно настроеннаго рыбака и пошелъ къ пристани. Тамъ сидло нсколько лоцмановъ; при его приближеніи они вдругъ занялись своимъ разговоромъ, который до этого велся очень вяло, и, повидимому, совсмъ не имли охоты здороваться съ Боргомъ.

Боргъ не хотлъ возвращаться обратно и пошелъ вдоль берега. Онъ скоро миновалъ обитаемую часть острова; дальше тянулась голая пустынная шхера, ни деревца, пи кустика, такъ какъ все, что хоть сколько-нибудь годилось на топливо, давно уже пошло въ печь.

Боргъ продолжалъ итти вдоль берега по мелкому мягкому песку и по камнямъ. Поворачивая все время вправо, онъ черезъ часъ вернулся на то же мсто, откуда вышелъ. Ему казалось, что онъ въ заточеніи. Его давили высокія горы, маленькаго острова; вокругъ него туго затягивался кругъ морского горизонта, не давая выхода на свободу. Задыхаясь отъ недостатка простора, онъ сталъ взбираться вверхъ по камнямъ и, наконецъ, остановился на возвышенной площадк высотой футовъ пятьдесятъ надъ уровнемъ моря. Тамъ онъ легъ на спину и сталъ глядть въ небо. Только теперь, когда передъ глазами не было ни воды, ни суши, а только голубой сводъ, Боргъ снова почувствовалъ себя свободнымъ, одинокимъ, какъ космическое тло, плывущее въ міровомъ эфир, подчиненное лишь одному закону тяготнія. Ему казалось, что онъ совсмъ одинъ на земл, что земной шаръ — только колесница, въ которой онъ сидитъ и мчится впередъ по земной орбит. Ему казалось, что легкій свистъ втра происходитъ отъ движенія воздуха, вызваннаго перемщеніемъ планеты въ эир; въ шум волнъ ему слышался плескъ вращающихся около земной оси океановъ. Не видя клочка земли, съ которымъ онъ былъ бы связанъ, Боргъ забылъ о людяхъ, объ обществ, законахъ и нравахъ. Онъ далъ волю своимъ мыслямъ бжать безъ удержа, какъ бгутъ выпущенные на волю телята, не обращая вниманія ни на какія преграды и препятствія. Онъ заглядлся до одурнія, какъ погруженный въ созерцаніе собственнаго пупа индійскій факиръ, забывающій землю и небо въ созерцаніи незначительной части своего вншняго "я".

Инспекторъ Боргъ не былъ почитателемъ природы, какъ и индусъ не можетъ быть названъ почитателемъ своего пупа; наоборотъ, онъ считалъ себя существомъ сознательнымъ, стоящимъ на высшей ступени лстницы земныхъ созданій и до извстной степени относился пренебрежительно къ низшимъ формамъ жизни. Онъ прекрасно понималъ, что твореніе сознающаго духа глубже и осмысленнй произведеній безсознательной природы я, главное, выгодне для человка, который создаетъ свои творенія, имя въ виду и красоту, и пользу для ихъ творца. Но сырой матеріалъ человку приходится брать изъ природы; хотя его машины могутъ доставить и воздухъ, и свтъ, онъ все же долженъ предпочесть вчныя, производимыя солнцемъ колебанія эфира и неисчерпаемые запасы кислорода. Боргъ любилъ природу, но видлъ въ ней только помощницу и подчиненную, обязанную ему служить. Его влекла къ себ задача обойти могучаго врага и заставить его отдать вс силы себ на служеніе.

Боргъ пролежалъ довольно долго, наслаждаясь покоемъ, сознаніемъ полнаго одиночества, свободы отъ всякаго вліянія и гнета, потомъ онъ всталъ и сталъ спускаться внизъ по дорог къ дому.

Войдя въ полупустую комнату, гд гулко отдавались его шаги, онъ почувствовалъ себя, какъ въ клтк. Блые прямоугольники стнъ, замыкавшіе комнату, въ которой онъ долженъ былъ жить, говорили о работ человческихъ рукъ; но это была работа людей, стоявшихъ на низкой ступени развитія, — людей, имвшихъ дло съ простыми формами неорганической природы. Онъ какъ будто былъ заключенъ въ кристаллъ, гексаедръ или что-нибудь въ этомъ род. Прямыя линіи, симметричныя плоскости вндрялись въ его мысль, длили его душу на равныя части, сводили ея богатую жизнь къ простымъ неорганическимъ формамъ, первобытную пышную растительность вчно смняющихся впечатлній возвращали къ первымъ дтскимъ попыткамъ разобраться въ окружающей природ.

Боргъ позвалъ служанку, веллъ внести наверхъ свои вещи и тотчасъ принялся устраивать свою комнату. Онъ прежде всего повсилъ тяжелыя, темно-красныя персидскія занавси, желая нсколько измнить освщеніе въ комнат, и этимъ дйствительно ему удалось придать комнат боле мягкій тонъ. Затмъ онъ поднялъ об доски обденнаго стола и этимъ заполнилъ пустоту широкаго пола. Рзко выдлявшіяся блыя доски стола онъ прикрылъ клеенкой мягкаго зеленоватаго цвта, который гармонировалъ съ занавсями и успокаивающе дйствовалъ на нервы. У самой некрасивой стны онъ поставилъ этажерку съ книгами; отъ этого стна, раздленная на колонки, какъ транспарантъ, все-таки мало выиграла, и блые промежутки еще больше били въ глаза рядомъ съ орховымъ деревомъ этажерки. Боргъ старался сначала разставить мебель хоть какъ-нибудь, чтобы уже потомъ перейти къ подробностямъ. Надъ кроватью онъ повсилъ спускающійся съ потолка пологъ, устроивъ такимъ образомъ маленькую комнату внутри большой. Постель теперь стояла какъ въ палатк, отдльно отъ кабинета. Длинныя, блыя половицы съ параллельными черными щелями, въ которыхъ грязь отъ сапоговъ, пыль отъ мебели, табачная зола и всякій мусоръ образовали благодарную почву для размноженія и развитія всякаго рода грибковъ-древоточцевъ — Боргъ покрылъ маленькими ковриками разныхъ цвтовъ и рисунковъ. На широкой, блой поверхности пола они казались зелеными цвтущими островами.

Когда, такимъ образомъ въ пустомъ пространств запестрли краски, онъ перешелъ къ боле тонкой работ. Ему прежде всего надо было создать себ очагъ, алтарь для работы, своего рода центръ, вокругъ котораго все группируется и жизнью котораго все живетъ. Онъ поставилъ на столъ свою лампу. Она была высотой въ два фута и, какъ маякъ, возвышалась надъ зеленой скатертью. Ея фарфоровая подставка была разрисована арабесками, цвтами и животными причудливаго вида, представлявшими пріятную игру красокъ. Эти украшенія говорили о сил человческаго духа, о его способности по желанію видоизмнять установившіяся въ природ однообразныя формы.

Колючій чертополохъ у художника превратился въ ползучее растеніе; заяцъ вытянулся, какъ крокодилъ и, держа ружье въ переднихъ лапахъ съ огромными, какъ у тигра, когтями, цлился въ охотника съ лисьей головой.

Около лампы онъ поставилъ микроскопъ, діоптръ, всы, лотъ и компасъ. Ярко вычищенная мдь приборовъ сверкала теплымъ блдно-золотистымъ свтомъ. Чернильница была изъ толстаго куска стекла, отшлифованная на граняхъ, съ матовымъ голубымъ отливомъ воды или льда; ручки для перьевъ изъ щетины дикобраза своими неопредленными жирными тонами напоминали о животной жизни, Ярко-красная палочка сургуча, коробочка для перьевъ съ пестрыми виньетками, ножницы съ ихъ холоднымъ стальнымъ блескомъ, лакированный съ позолотой ящикъ для сигаръ, бронзовый ножъ для разрзыванія книгъ — вся эта масса полезныхъ и красивыхъ предметовъ скоро покрыла столъ красочными пятнами, на которыхъ глазъ отдыхалъ, вызывая прошлыя впечатлнія, старыя воспоминанія, встрчи, и не утомлялся.