На том берегу

Серый от пыли, точно вываляли его в муке, он высунулся из кабины:

— Чего они кричали-то?

— А кто их разберёт, — ответила тётя Поля, — в такой пылище-то. Поздоровались небось. Мы им машем, они — нам, известное дело.

— Да нет, — дядя Фёдор стоял на подножке, вид у него был озадаченный, — тут что-то не так, что-то они сказать нам хотели, потому я и затормозил. Думал, и они встанут.

Он хмурил брови и всё глядел на дорогу, по которой катилось, удаляясь, облако пыли. И курсант из кабины вылез, снял с головы и отряхнул пыльную пилотку, обратился к ребятам:

— Может, из вас кто слышал, о чём кричал тот военный?

Ребята пожимали плечами: нет, никто ничего не слышал. Недоуменно глядели то на дядю Фёдора, то на курсанта. И тётя Поля, видно, не понимая причины неожиданного беспокойства, сказала, жалеючи тех незнакомых солдат:

— Дай им бог тоже доехать, куда надо, подобру да поздорову. У них — своя дорога, у нас — своя.

— Они-то доедут, — проворчал дядя Фёдор, — а вот нам… — и предупредил: — Вы вот что… не на гулянку, не на искурсию едете, ртов-то не разевайте.

— Ты не пугал бы хоть, — обиделась за всех тётя Поля, — мы уж и так все пуганые-перепуганые. Ехай давай.

И опять запылила дорога.

9

Сколько проехали от того места, где повстречались с машиной? С полчаса, наверное. И тут ребята есть запросили.

— Да погодите вы, — стала уговаривать их тётя Поля. — Вот до лесочка того дотянем, сядем по-людски, а то ведь на ходу и язык прикусить можно.

Терпеливо ждали до лесочка и принимались канючить снова.

— Ну вот, теперь уж скоро, — хитрила тётя Поля, — теперь уж обязательно. — Она всё оттягивала остановку, не хотела время напрасно терять. — Вот как увидит кто подходящий лесок, так и кричите…

А лес вон он, уже рукой подать, и ребята, заприметив его, повеселели снова, нетерпеливо поглядывали на тётю Полю: не проехала бы, стукнула вовремя по кабине. А дядя Фёдор, словно угадав их нетерпение, взял да и прибавил газу: погнал, погнал машину к лесочку. Пыль ещё гуще, ещё яростнее заклубилась за бортом. А потом вдруг машину стало кидать по кочкам и ямам, а по сторонам, слева и справа, замелькали кусты и деревья. Дорога с оседающей на ней пылью осталась почему-то в стороне. Всё это произошло так быстро, что никто и не понял, что дядя Фёдор на полном ходу свернул с дороги и, вылетев за обочину, почему-то гнал машину по придорожным кустам.

— Чёрт сумасшедший, — кричала тётя Поля, — с цепи, что ли, сорвался, передавишь ведь всех. Куда тебя понесло-то!

— Держитесь там! — сквозь рёв мотора, сквозь треск ломающегося кустарника, по которому продиралась машина, прорвался вдруг отчаянный голос дяди Фёдора.

И вдруг машина встала. И снова отчаянный голос дяди Фёдора:

— Все к лесу! Живо, мать вашу…

Сам он уже выскочил из кабины, суетливо метался возле машины, размахивал руками и ругался на чём свет стоит. А в кузове — словно оцепенение на всех нашло — никто не мог даже пошевельнуться: и ребята, и тётя Поля с Надей удивлённо глядели на суматошного дядю Фёдора, на растерянного курсанта, который в это время тянул за приклад из кабины застрявшую винтовку. А дядя Фёдор уже стаскивал через борт ребят, да они и сами, почуяв недоброе, друг за дружкой посыпались из кузова.

Опомнившись, Надя бросилась к борту, подтолкнула Любу в руки дяди Фёдора, сама спрыгнула на землю, схватив Любу за руку, побежала от машины в чащу леса.

И в это время услышала за спиной:

— Ложись, воздух!

Тут они и пронеслись над дорогой. Казалось, даже пыль, только что поднятая машиной, оседала у них на крыльях. Надя даже кресты разглядеть сумела — чёрные с жёлтым обводом — и даже лётчика в кабине. Ей показалось, что и он увидел её, стоявшую на поляне с Любой на руках. Заметила, как лётчик повернул голову в шлеме и глядел на них сквозь большие очки.

Гул самолёта ещё стоял в ушах, когда она услышала:

— Трус, трус! А ещё с винтовкой!

Оглянулась и увидела: там, в машине, один посреди кузова, стоял Саня. Прижав к плечу палку, он целился в небо, в самолёты, только что промчавшиеся почти над самой его головой, и кричал, перекрывая своим злорадным криком гул моторов:

— Трус! В кусты спрятался! И винтовку бросил…

Из-за машины выскочил дядя Фёдор, похоже, он не успел и отбежать от неё, матюкаясь, полез в кузов. Схватив Саню за руку, потащил его, но Саня отчаянно сопротивлялся, упирался ногами, цеплялся руками за борт и продолжал орать своё:

— Всё равно он трус! С винтовкой, а прячется! А я их не боюсь… — И скалился в злорадной ухмылке, показывая пальцем туда, в кусты, где прятался Алёша.

Растерянный, помятый, с пилоткой в руке, тот выбрался из кустов, отряхивался, одёргивал выбившуюся из-под ремня коротенькую гимнастёрочку, искал глазами куда-то запропавшую винтовку. Потом нашёл, поднял её. Стоял смущённый и виноватый. И Наде было жалко его, она ненавидела в эту минуту ушастого Саню, которого дядя Фёдор стащил наконец с машины.

— Ну, что разинулись! — сердито прикрикнул дядя Фёдор на них. — Жить надоело? — Подхватив Саню, он кивнул Наде головой: — Живо в лес давайте. Думаете, этим и кончилось? Сейчас развернутся — и опять… Лексею спасибо, спасителю вашему, — он их углядел, не то бы всем нам тут крышка. А этому вояке, — он шёл следом за Саней с палкой, из которой тот по самолётам «стрелял», — надрать бы задницу хорошенько. Откуда у вас такой взялся?

Тётя Поля подошла к ним. Лицо бледное. Глядит на Саню, слова сказать не может: видно, не верит ещё, что и на этот раз живая осталась. Узелок дрожит в её руках, она смотрит на всех с запоздалым страхом, будто спрашивает: неужели пронесло? И вдруг набрасывается на Саню:

— Мучитель ты наш, что же ты делаешь-то? Своей башки не жалко, нас-то хоть пожалей! Что мы матке твоей скажем, как батьке в глаза будем глядеть? Ты хоть об этом подумай!

А дядя Фёдор всё подгонял, всё покрикивал на ребят:

— А ну ховайтесь по кустам. И чтобы не высовываться…

Они налетели с той стороны, что и в первый раз, — от солнца, два самолёта прошли обочь дороги, там, где осталась машина. Сухой и гулкий треск покрыл придорожный кустарник.

— По машине, гады, хлещут, — услышала Надя голос дяди Фёдора. Он стоял неподалёку, хоронясь за деревом, глядел в сторону дороги. Дождавшись, когда там утихло, предупредил: — Оставайтесь тут, за ребятнёй глядите, а я подберусь, гляну, чего там осталось. Не пришлось бы нам ноги в руки…

Он ушёл и долго не возвращался. Но вот заурчала машина, потом дядя Фёдор появился. Шёл озабоченный, хмурый.

— Видать, плохи наши дела, — догадалась тётя Поля, — расчихвостили машину.

Но обошлось.

— Стекло ветровое высадили, — сказал, подходя, дядя Фёдор, — и кузов в щепу, хоть самовар разводи, а так ничего, ехать можно. Вот только куда?

— Как это — куда? — удивилась тётя Поля. — Куда ехали, туда и…

Дядя Фёдор усмехнулся, озадаченный, присел на пенёк. Помолчав, спросил у курсанта: