На задворках "России"

"Главному редактору журнала "Новый мир”

С. П. Залыгину

О ПЕРЕРЕГИСТРАЦИИ ЖУРНАЛА

В настоящее время возникла необходимость перерегистрации журнала "Новый мир” как средства информации (в Роскомпечати) и как предприятия (в Регистрационной палате). Дело идет медленно — в значительной мере из-за того, что у сотрудников (в том числе тех, кто непосредственно занят перерегистрацией) нет ясности в отношении статуса журнала и пред­почтительной формы его существования... Втискивание некоммерческого, неприбыльного издания, каким останется в новых ус­ловиях наш журнал, в искусственные рамки коммерческого предприятия (будь то АО, ТОО или что-то еще), является некорректным. Подобная вывеска лишь смущает наших читателей и партнеров и уменьшает шансы на получение необходимой журналу помощи и на снижение налогов.

В сложившихся условиях я вижу только один путь к стабильному, устойчивому положе­нию журнала при сохранении его полной независимости.

1. Учредителем журнала с полным правом может стать возглавляемая Вами "большая редколлегия”, которую на этот случай можно пополнить новыми авторитетными членами, действительно пекущимися о журнале и способными оказать ему реальную поддержку. Этой редколлегии придается статус Попечительского Совета с правом назначать (а не выбирать списочным составом работников) главного редактора, задавать журналу направление, изыс­кивать средства на его издание.

Такая форма учреждения кажется мне более надежной и больше соответствует интере­сам литературного журнала. Она защитит "Новый мир” от попадания в случайные руки и других случайностей, закрепит за ним вес и авторитет, соответствующие весу и авторитету Попечительского Совета.

2. Попечительский Совет журнала "Новый мир” регистрируется как общественная орга­низация (справка: для регистрации общественной организации достаточно 10 физических лиц) и получает все соответствующие своему статусу права: печать, счета в банках, право заключать договоры, заниматься коммерческой деятельностью и т. д.

Таким образом, мы обретем статус, вполне соответствующий задачам журнала, ничего при этом не потеряв, но выиграв морально и материально (налоговые льготы).

Больше того: благодаря новой организации журнал станет центром притяжения лучших литературных сил, то есть формально закрепит свое прежнее состояние и действительно будет играть роль мощной общественно-культурной силы.

Опыт других стран показывает, что подобные Попечительские Советы могут, постепен­но обновляясь, давать литературным журналам жизнь на сотни лет, сохраняя их облик.

Я понимаю, что такая реформа журнала (фактически регистрация заново) потребует подготовительной работы и определенных усилий от всех, однако в конечном счете все это окупится и окажется не столь болезненным, как ожидающее нас при другом выборе беско­нечное латание старого".

Я действительно считал и продолжаю считать, что охлократия в журнальном деле (когда тон задают пресловутые уборщицы, вахтеры, кассиры, шоферы и прочие) до добра не доводит. На моих глазах таким образом распадался после ухода Баруздина журнал "Дружба народов". Когда-то главных в толстые журналы назначал секретари­ат Союза писателей. Можно сколько угодно ругать старые порядки, но журналы тог­да читали нарасхват, а имена редакторов были у всех на слуху. Сам Залыгин был та­ким назначенцем. Я нарисовал ему, по сути, схему спасения "Нового мира" и его са­мого в нем. Осуществление моего плана позволило бы Залыгину сохранить контроль над журналом, даже отойдя от повседневных редакторских дел. В "большой редколле­гии" тогда состояли: С. С. Аверинцев, В. П. Астафьев, А. Г. Битов, Д. А. Гранин, Д. С. Лихачев, П. А. Николаев, М. О. Чудакова... Представительный набор, не так ли? Это не говоря о именитых Роднянской, Чухонцеве, Марченко, которые работали в жур­нале практически. Список можно было дополнить еще несколькими лицами "по долж­ности": министром культуры (тогда им был Е. Сидоров), председателем Роскомпечати (тогда И. Лаптев), ректорами крупнейших университетов, директорами крупней­ших библиотек... Это и был предлагаемый мной Попечительский Совет, во главе ко­торого — сам Залыгин.

Доверили бы вы таким людям назначение редактора в "главный журнал России", как выразился Шушарин?

Я бы — доверил ...

Залыгин не нашел ничего лучшего, как показать мою докладную Хреновой.

Главный бухгалтер была, разумеется, одним из главных акционеров и обсуждала блистательные капиталистические перспективы "Нового мира", а также промахи недотеп-начальников, из-за которых перспективы эти рушатся, за сигаретой на лест­ничной площадке четвертого этажа, куда покурить к ней выходили Костырко и дру­гие, кто был поближе территориально и социально. В беседах рождались идеи, кото­рые передавались мне затем в виде напутствий и прямых указаний: о том, как развер­нуть рекламную кампанию журнала, даже что в нем печатать... У них был свой взгляд на вещи. В эту-то бочку с бензином Залыгин и закинул по неосмотрительности мою искорку.

Бумага эта возбудила и объединила сразу всех, кто до того и терпеть, может, друг друга не мог: Хренову и Роднянскую, наборщиц и корректоров, Василевского и Чухонцева, Зюзину и Костырко... Версия первая: "Яковлев хочет разрушить то, что мы строили". Версия вторая: "Он спит и видит, как пролезть в акционеры". Версия третья: "Он хочет занять место Залыгина". Версия четвертая: "Он хочет лишить нас независи­мости, вернуть в советские времена". Версия пятая: "Это нужно, чтобы Залыгин ос­тался пожизненным главным"... Были, наверное, и еще. Не беда, что первая версия исключала вторую, а третья — пятую; они гуляли по коридорам все разом и, как это часто бывает, усугубляли одна другую. Чем больше невнятицы и путаницы, тем луч­ше. Расплывчатый "образ врага" действовал сразу на всех.

Костырко, ходатай на любые случаи, даже явился уговаривать меня:

— Наташа Иванова в "Знамени" тоже заместитель и тоже не акционер. Ну и что?

Я ничего не знал про положение Наташи Ивановой в "Знамени" и действительно не представлял, что из этого должно следовать, но именно после его слов мне впервые почему-то стало немножко обидно. В самом деле. Я пришел работать в "Новый мир" гораздо раньше Костырко. После недолгого перерыва я возвращаюсь в редакцию в новом качестве, руководителем. И обнаруживаю, что Костырко (который как был, так и остался на низшей редакторской ступеньке) теперь "собственник" журнала и считает меня своим "наемным работником". И все лишь потому, что меня не оказа­лось на месте в тот момент, когда им позволили "поделить" эту самую "собственность"!

Да откуда вообще у кучки людей, волей случая оказавшихся принятыми на работу в "орган Союза писателей СССР", какие-то частные права на общенародное культур­ное достояние? Пожалуйста, открывайте новые журналы, вложив свои накопления или взяв кредит, делайте их знаменитыми и прибыльными, если у вас получится, как получалось, скажем, у Некрасова. Но паразитировать на былой славе "Нового мира", жить на ренту с выделенного редакции казенного помещения и еще гордо называть все это "частной собственностью" — нечто совсем другое. Можно ли представить, чтобы служащие Третьяковской галереи (дирекция, экскурсоводы, охрана) вдруг при­своили и поделили между собой все хранящиеся в музее картины?

Наверное, можно. Наверное, таковой была чуть не вся "приватизация". Но в случа­ях с учреждениями культуры это выглядит особенно нелепо.

"Да и в плане юридическом мы предприятие совершенно частное". Как-то чита­лось бы это старыми, со времен Твардовского, подписчиками "Нового мира"?..

Обратная связь (в основном через Розу Всеволодовну) работала четко. Осмотри­тельный Залыгин никогда больше не поминал о моих предложениях. В его голове зрел другой план преемства.

Связано это было с приходом в отдел публицистики Юрия Кублановского.

До него публицистикой заведовал, как я уже упоминал, Сережа Николаев, про ко­торого не могу сказать ни хорошего, ни дурного; прежде я с ним не работал, теперь же, в те несколько месяцев, что он числился при мне в редакции, видел его чрезвы­чайно редко. Почти всю отдельскую нагрузку в эти месяцы вез на себе, тихонько чер­тыхаясь, Сергей Иванович Ларин. Появляясь раз в две-три недели под хмельком, Ни­колаев в буфете кидался целовать руку Роднянской — та его обожала. Впрочем, к нему благоволили многие, и в первую очередь добросердечная Роза Всеволодовна, вошед­шая даже в секретные переговоры с Сережиной бабушкой и врачами-наркологами... Благодаря ей-то он и продержался на работе так долго. Но это не могло длиться бес­конечно.