Над пропастью юности

Первая неделя была самой сложной, невзирая на то, что расписание ещё не было постоянным, а занятия скорее имели ознакомительный характер. Дункан, вызвавшейся быть куратором для кузины, неплохо справлялся со своей ролью, вот только мешала им во всем спешка. Он водил её за собой чуть ли не за руку, как малого ребенка, показывая просторные аудитории, большие библиотеке, местную оранжерею и в общих чертах знакомя её с кампусом, а затем бежал в редакцию студенческой газеты, главный редактором которой был назначен.

Фрея больше не чувствовала себя так уж непринужденно в компании Дункана. Невзирая на его заверение в том, что он не осуждал бы её за то, чего она, в конце концов, не решилась сделать, ей казалось, будто парень всё же приглядывал за ней, передавая мистеру О’Конеллу подробный отчет о каждом её движении.

Когда пришли письма от Оливера и отца, Фрея не спешила отвечать второму. Можно ли доверять человеку, который, в конечном счете, не доверял ей самой? Она находила между аккуратно выведенных крепкой рукой строк беспокойство и недоверие, что неизменно огорчало. Отец потерял к ней доверие, и винить его за это едва можно было, если бы она не осталась, но Фрее, казалось, что она сделала достаточно, чтобы мистер О’Конелл в ней не сумел разочароваться. Куда хуже она поступила с Джоном, от которого по-прежнему не было ничего.

Ответ Оливеру она написала почти на следующий же день. Казалось, он был искренен в своем сожалении на счет того, как всё приключилось. Оливер был знаком с Джоном лично и не раз подмечал, что они с Фреей были чудесной парой. Полагал, что именно его присутствие мешало ей во всей полноте демонстрировать свои эмоции, излишек которых обычно преисполнял влюбленное сердце, но неловкие поцелуи в щеку, держание за руку и произнесенные шепотом неуверенные признания в любви было всем, на что она была способна. Большего отклика в ней было не найти, и Фрея наивно полагала, будто этого должно быть достаточно.

— Тайное письмо любовнику отослала? — Джеймс появился будто бы из ниоткуда. Она только и успела бросить конверт в ящик для писем, как он спугнул её своим внезапным появлением.

— Это было письмо твоему брату. Тебе тоже не помешало бы писать ему время от времени, — Фрея хмыкнула, продолжая свой путь на занятия, прижав к себе ближе сумку с книгами и тетрадями, которые ещё не во многом ей сумели понадобиться. Джеймс не торопя шел рядом, запрокинув на плечо мятый пиджак.

— Я не виноват, что у него нет друзей, — хмыкнул парень, пожав плечами. — Где твой пес-поводырь?

— Думала, он твой лучший друг, но ты, кажется, никого не жалеешь.

— Уверен, он отзывается обо мне не лучше. А ты всё ещё не ответила на мой вопрос, — по пути многие окликали Джеймса, и он улыбался, кивал в ответ, но не останавливался, небрежно отмахиваясь от любого, кто намеревался разговорить его. Фрея чувствовала себя неловко, ведь рядом с Джеймсом её замечало куда больше людей, чем хотелось бы. По правде говоря, ей было не так уж плохо оставаться незамеченной.

— Прошла почти неделя. Я способна и сама запомнить дорогу к корпусу, — Фрея закатила глаза, ведь это казалось очевидным. Ладони вспотели. Она сжала лямку сумки сильнее, не намеренно ускорив шаг.

— Кто твой наставник? — вдруг поинтересовался Джеймс. Кажется, он не замечал, как в его навязчивой компании Фрее было не по себе, но у неё самой не было сомнений в том, что он нарочно игнорировал это.

— Мне ещё не приходилось с ним встречаться.

— Тогда это наверняка синьор Инканти. Чёрт, поздравляю, — он хлопнул её по спине, как старого друга, а затем вдруг остановился посредине дороги. Фрея успела отойти чуть дальше, прежде чем обернулась и посмотрела на парня в замешательстве.

Должно быть, он издевался над ней. Нарочно задел упоминанием о безызвестном преподавателе, чтобы затем отступить и оставить с размышлениями о том, в чем был подвох поздравления — было ли оно искренним или ироничным? Если наставник не связался с ней за последние дни, это ведь наверняка не было хорошим знаком. И Джеймс, кажется, знал немного больше, а потому ожидал, что зацепит Фрею, вынудит её спросить о большем.

Борьба внутри девушки не была продолжительной. Она несколько секунд неуверенно переминалась с ноги на ногу, что неизменно забавляло Джеймса, пока, в конце концов, не сдалась перед снедающий изнутри любопытством.

— И это всё? Может, расскажешь о нем немного больше?

— Думал, ты спешишь на занятия, — перекинув пиджак через локоть, Джеймс спрятал руки в карманы брюк, оскалившись в ответ.

— На самом деле я вышла на час раньше нарочно, чтобы не встретиться с Дунканом, — чуть тише произнесла Фрея, будто кузен должен был объявиться где-то рядом и поймать её на горячем. Она даже не врала. Так было на самом деле, и ей плевать было, если бы Дункан потерял её из виду, потому что она отлично справлялась и без него.

— Что мне больше всего нравиться в тебе, так это бунтарская жилка. Ещё немного, и ты всё же пойдешь на риск, и тогда мы заговорим на одном языке, — Джеймс подошел к ней ближе, приобнял небрежно за плечи и повел в совершенно другом направлении. Аккуратным жестом Фрея сбросила тяжелую руку со своего плеча, чему он не стал возражать. — Начнем с того, что он итальянец, что ты наверняка сумела понять.

Они обосновались в закусочной неподалеку. Буквально в пяти шагах от того места, где внезапно встретились. Поставив разговор на паузу, Джеймс заказал пять чашек кофе и один холодный чай.

— Не спал всю ночь. Ты как раз перехватила меня по дороге домой, — Фрея хотела возразить, что это он отвлек её, но Джеймс не позволил этого сделать. Сперва громко зевнул, а затем продолжил говорить, как ни в чем не бывало.

По словам парня впервые он встретился с Инканти за карточным столом. Джеймс обыграл его трижды, прежде чем на следующий день узнал, что мужчина являлся одним из преподавателей. Он мог пропустить эту подробность, но не стал, развязав за чашкой кофе язык. Фрея уловила тонкий неприятный запах перегара, которым от Джеймса ужасно разило, стоило ей хоть немного нагнуться над столом. Горькость меленых кофейных зерен сумела немного перебить запах, но его компания от этого едва стала приятнее.

Инканти был представленный ей, как весьма противоречивая личность. Большая часть преподавателей его не весьма жаловала хотя бы из-за того, что он был итальянцем, но в более широких кругах его имя значило куда больше. Студентов ему позволяли брать под своё крыло мало, хотя всё чаще приходилось слышать, что он сам их отбирал, уделяя время неизменно тем, кого в дальнейшем планировал продвигать по карьерной лестнице. Некоторые из них сумели прогреметь с выставками в Париже, Нью-Йорке и Лондоне. Их имен Джеймс не знал, но заверял Фрею в том, что это была не пустая болтовня.