Над пропастью юности

Она двинулась вдоль стены, рассматривая причудливые картины, развешаны вокруг, совсем как в галереи. Их отделяли между собой крепкие книжные шкафы, у которых Фрея тоже ненадолго задерживалась, читая названия на корешках книг, большая часть которых были ей знакомы. Внизу у каждой картины стоял маленький круглый стол, в общей сложности которых она насчитала тринадцать, на них стояли подносы с напитками. Они были разными, но всё это был алкоголь, от которого Фрея воротила нос, не находя в нем большего удовольствия. Мелкими глотками она продолжала пить вино из бокала, но лишь чтобы унять сухость во рту, что с каждым глотком становилась сильнее.

Фрея бродила вокруг около часа. Голова начинала кружиться всё сильнее, тело млело от жара. Она оставила пустой бокал на одном из подносов, решив до конца вечера завязать с выпивкой. Тем не менее, Инканти преподнес ей ещё один бокал вина, только в этот раз белого. Вежливо поприветствовал её, велел не стесняться, знакомиться с другими и не бояться говорить, иначе для чего ещё она сюда пришла. Фрея хотела ответить честное «Не знаю», но не решилась, выдав вместо этого глупую улыбку. Мужчина сжал её плечо, а затем ушел, приветствуя кого-то ещё.

По мере того, как народу становилось всё больше, Фрея чувствовала себя более одиноко и скованно. Всё время оглядывалась вокруг в надежде заметить хоть одно знакомое лицо — одногруппника или одногруппницы, но все вокруг были чужими и не спешили принимать её в свою компанию.

Остановившись у витиеватого пейзажа, во многом напоминающего импрессионизм Моне, возле которого проходила уже третий раз, Фрея снова оглянулась. Инканти беседовал с каким-то парнем, на диване посреди комнаты собралась компания молодых людей, громко обсуждающих положение дел в Берлине, разделенном пополам, где-то у подножья лестницы находилась небольшая компания троих девчонок, взгляды которых остановились на паре молодых людей, на которых и сама Фрея обратила внимание. Джеймс стоял у одной из картин, сжимая в ладони стакан с коричневатым напитком, и безмятежно болтал о чем-то с другой девушкой. Шептал ей что-то на ухо, а она улыбалась, хихикала, прикрыв рот ладонью, и в то же время не отводила от него кокетливого взгляда. Он и сам обольстительно улыбался, будто не замечал никого другого вокруг.

Фрея сама не заметила, как с силой сжала ножку бокала, опустошив его разом. В горле вдруг стало ужасно сухо, и ей пришлось откашляться, потому что белое вино оказалось невероятно ужасным по сравнению с красным. Подняв глаза снова, Фрея словила на себе взгляд парня. Он улыбнулся краешком губ, но в то же время не кивнул головой, не махнул рукой, будто нарочно дразнил её этим.

Фрея отвернулась. Поставила пустой бокал на столик, ощутив, как в голову ударила боль. Не стоило так резко оборачиваться. Кровь пульсировала в висках, шею покрыли соленые капли пота, ладонь ещё сильнее сжала ремень сумки. Закрыв на миг глаза, она увидела не привычную темноту, а мерцающие блики.

— Это всё неправильно. Война должна была закончиться совершенно не так, — её слух уловил чужой голос, звучавший тихо, но совсем рядом. — Мы могли бы жить теперь в идеальном обществе, избавленных от грязных евреев, мерзких цыган и мавров.

— Однажды мне посчастливилось убить одного еврея. Возвращался домой поздней ночью, а он выходил пьяным из паба. Я посмотрел на него и вдруг так разозлился. Меня охватила такая ярость. Я раньше ничего такого не чувствовал. И я достал из кармана перочинный ножик и ударил его несколько раз со спины…

— Прекратите! — Фрея открыла глаза и обернулась к парням, которые вдруг оторопело посмотрели на неё. — Это неправильно.

— О чем это ты? — с вызовом спросил один из них, будто искренне не понимал, что она имела в виду. Поправил на носу очки, а затем спрятал обе ладони в карманы, смерив Фрею долгим изучающим взглядом. Другой неуверенно посмотрел на друга, его лицо вмиг побледнело.

— Это неправильно ненавидеть людей за то, какими они родились. Ни у кого из нас не было выбора, какими быть, — заявила девушка, но, похоже, её слова никого не впечатлили. Парень, обратившейся к ней, выпятил вперед подбородок, повыше задрал нос, будто ждал большего. — Война — это не шутки. Убийства — не предмет восхваления. Вам нечем гордиться.

— Ты милая, — заявил внезапно.

— Что это значит? — Фрея вдруг оторопела, ведь ожидала всякой гадости, но это никак не ввязалось с темой обсуждения, к которому она ненароком примкнула. Фрее даже подумалось на краткий миг, что ей послышалось. Градус в крови всё ещё был головокружительно повышенным, невзирая на то, что она всё ещё была в сознании.

— То, что я тебя не воспринимаю всерьез.

Теперь была очередь Фреи смерить его взглядом. Круглое веснушчатое лицо, коротко острижены светлые волосы, а глаза так и блестят голубизной. Типичный фанатик, заболевший идеей нацизма, которой была заражена его голубая кровь. Он ведь был живым воплощением арийца, описанного на страницах запрещенных учебников, и едва ли пытался скрыть это.

— Мы с тобой равные. Так почему ты считаешь своё мнение важнее моего? — не будь в её крови вина, Фрея вряд ли вообще стала бы ввязываться в разговор, но теперь для неё не было ничего важнее того, чтобы поставить в нем первой точку. В ней будто бы пробудился отчаянный дух Алиссы, которая ни за что не поступила бы иначе, окажись в подобной ситуации.

— Ты ведь женщина. Что ты можешь смыслить в подобном? Да ты и мыслить правильно не способна, — парень усмехнулся, искоса взглянув на друга, на лице которого выросла не такая уж уверенная улыбка. — Хотя ты вполне могла бы стать одной из нас. Твои волосы и глаза… Ты очаровательна, но совершенно глупа.

— А ещё я еврейка, — уверенно заявила Фрея, не отводя стеклянных глаз от парня, который вдруг прыснул от смеха. Прежде она ещё никому в этом не признавалась, поскольку надобности не было. И хоть еврейкой Фрея была лишь наполовину, потому что мать её была протестанткой, не сильно чествующей какие-либо библейские прописи, но произнесла это с такой гордостью, каковой ещё никогда прежде не испытывала. — Если ты действительно веришь в идею нацизма, то ты проиграл. Она похоронена под пеплом войны, в которой мы остались живы. Ты мерзкий, уродливый…

— Ты должна была умереть, — парень плюнул ей в лицо, вынудив умолкнуть. Фрея оторопело смотрела на него, испытывая стыд вперемешку со злостью. Почувствовала в уголках глаз слезы, а посреди горла огромный ком, мешающий произнести что-либо.

— Что происх…

Джеймс не успел приблизиться, как Фрея обернулась, схватила с круглого столика наполовину пустую бутылку с вином и вылила содержимое до последней капли на голову безызвестного парня.

В ушах стоял шум, перед глазами всё на миг потускнело. Не став дожидаться гадостей в ответ, Фрея быстрым шагом выбежала из дома. Все на неё глазели, стиха перешептывались между собой. Обстановка напоминала её худший сон, и она опустила голову вниз только бы не замечать этого.

На улице Фрею сразу охватила дрожь. Она обняла себя обеими руками и быстрым шагом двинулась прочь от дома. Мысленно считала до пяти и делала глубокие вдохи через рот в попытке не дать себе разрыдаться.

— Фрея, стой! — Джеймс выбежал следом. — Какого чёрта только что произошло? — он одернул её за локоть, но Фрея не остановилась. — О чем вы говорили?

— Пожалуйста, — она отмахнулась от парня, который продолжал семенить за ней. — Возвращайся, — Фрея чуть замедлила шаг, почувствовав, как к горлу начала подкатывать тошнота. Прохладный воздух остудил разгорячившееся тело, на лбу и шее проступили крупные капли пота. На руке остался белый след от ладони Джеймса, и кожа в том месте ужасно горела, но она не внимала этому. Положив ладонь на живот, Фрея вдруг остановилась, прежде чем её вырвало прямо посреди тропы.