Над пропастью юности

Говорил он с акцентом, глотая некоторые звуки, а порой и слова, из-за чего понять его было зачастую сложно. Его любимым напитком был бурбон, и если он вдруг предложит Фрее выпить, она может не стесняться отказать, потому что в этом деле Инканти не весьма настойчив. Что он любит больше всего, это когда у человека есть на всякий вопрос собственное мнение. Не заученная из учебника фраза, не цитата одного из древнегреческих философов, пусть хоть и в оригинале, и уж точно не заезженная фраза из фильма. Подобным его не впечатлишь.

— Он сразу распознает фальш. Я и сам не знаю, как, но… Инканти замечает такие вещи, — Джеймс поджег сигарету, прежде чем приступить к третьей чашке кофе.

— Как мне самой узнать, какая мысль принадлежит мне, а какая — чужая? — Фрея отодвинула на край стола пустой стакан из-под чая, вытерев влажные уголки губ салфеткой. — Что если мои мысли вовсе не мои?

— Интересный вопрос, — Джеймс нахмурился в задумчивости. — Постарайся не думать об этом. А если он вдруг вспылит, скажет, что это не твои слова, спроси об этом. Думаю, ему даже понравиться. В этом определенно что-то есть, — он улыбнулся, глядя на девушку, но та смотрела в окно. — Вместо слов благодарности, было бы достаточно и того, чтобы ты нарисовала мой портрет.

— Может, мне ещё скульптуру с тебя слепить? — Фрея не удержалась и фыркнула от смеха.

— На подобии древнегреческих? Я готов позировать, если потребуется. Любые жертвы во имя искусства, — последние слова он произнес нарочито громко, привлекая лишнее внимание. Девчонки, сидевшие за соседним столиком, весело захохотали.

Личная встреча с Инканти произошла ровно через неделю. В коридоре Фрее передали записку, где неразборчивым почерком было начеркано номер кабинета, время и её фамилия, рядом со словами «Ваш менее талантливый наставник». Фрея сильно волновалась перед предстоящей встречей. Ладони вспотели, ноги стали вдруг ватными. Ходила по коридору взад-вперед уже за пятнадцать минут до назначенного времени, суетливо маячила напротив массивной деревянной двери, за которой её ждал человек, о котором она наслышалась достаточно и не только от Джеймса. Постучала ровно в ту же секунду, как время пришло, и сердце чуть не упало в пятки, когда Фрея толкнула тяжелые двери вперед.

Фрея была не из пугливых. Если о чем и волновалась, то это должно было быть что-то по-настоящему важное, вроде признание перед отцом в её любви к Джону, обращение к мистеру Певензи за помощью в поиске работы. Первое закончилось превратно плохо, со вторым проблем оказалось меньше.

— Сеньорита О’Конл, — послышала она, как только заметила перед собой мужчину, раскуривающего у открытого окна сигарету. Как оказалось, он действительно глотал звуки, и Фрея подавила нервную улыбку, запирая за собой двери. — Я не ождал вас так рно, — пролепетал Инканти с зажатой между зубов сигаретой.

Он издалека напоминал итальянца, и дело было не только в выговоре. Расслабленная поза и слишком резкие движения, сбивающие с толку. Верхние пуговицы рубашки были расстёгнуты, пиджак беспорядочно висел на спинке стула.

Ему было немного за сорок. По крайней мере, так сперва показалось. Фрея поймала себя на мысли, что его лицо было знакомо ей, поскольку Инканти был среди членов экзаменационной комиссии. Тогда он отличался особой молчаливостью — за всё время не произнес и слова, привлекая своей отстраненностью лишь больше внимания. Пожал за плечо, вогнав в смятение, и Фрее сложно было расценить этот жест как положительный или отрицательный, поскольку остальные члены комиссии были конструктивны в своей критике и предельно ясны.

— Сеньорита, возмте со стла чистй лист бумги и крндаш, — сходу начал мужчина. Он даже не посмотрел в сторону девушки, будто её присутствие его вовсе не побеспокоило. Изучал заинтересованно вид за окном и дышал сигаретным дымом. — И набрсайте мой портрет.

Фрея послушно сделала то, что он просил. Подошла к столу, взяла белоснежный лист, хрустящий от своей белизны, и самый остро наточенный карандаш, среди всех тех, что там были. Села на диван, подпирающий стену, не обнаружив более удобного места.

Ей сложно было рисовать, когда Инканти стоял вполоборота, и тень падала на часть лица, но не стала возражать. Не потому, что побоялась, но посчитала это лишним. Из того, что ей пришлось услышать о нем, подобное поведение не вызывало удивления, но волнение всё ещё кололо кончики пальцев.

Шуршание карандаша, оставляющего свой след на бумаге, заполняло пустоту комнаты. Ладонь, сжимающая инструмент, вспотела, но держала его крепко, не позволяя выскользнуть и оставить хоть единую лишнюю линию, что могла в одночасье разрушить всё. Единственным отвлекающим звуком были чужие голоса, доносящиеся из открытого окна, которое скоро было прихлопнуто, сразу после того, как через него полетел окурок.

Мужчина сел на край стола, наблюдая за тем, как Фрея работала. Она уже успела начертить линию челюсти, силуэт крючковатого носа и полных губ, как прицел сбился.

— Продлжайте, — мужчина улыбнулся, глядя Фрее в глаза, когда та неуверенно улыбнулась в ответ. Поверх уже нарисованного профиля, она начала рисовать его лицо, таким, каким оно было теперь. Голова чуть опущена, вместе с глазами. И это заняло всего несколько точных движений, чтобы с нескольких штрихов сотворить подобие человека, сидящего напротив. Затем он вовсе отвернул от неё голову в другую сторону и, подавляя смех, произнес: Продлжайте.

Фрея будто сама не понимала, что делала. Поверх двух других зарисовок начала делать третью. И когда закончила, то посмотрела на своё творение с ужасом. Хаос и сумятица, под которыми был похоронен её талант. Все черты смыты, нечетки, и всё будто не имело смысла.

— Движние, — только и произнес Инканти, выдернув из её ладоней лист с собственным портретом, которым Фрея судя по поникшему выражению лица была недовольна. Тем не менее, он продолжал улыбаться, рассматривая проделанную работу. — Смтение. Неувернсть. Мятеж, — последнее слово произнес настолько четко, что оно будто прогремело в воздухе.

— Я вижу в этом лишь беспорядок, — разочаровано произнесла Фрея, выпрямив резко спину, будто внезапно вспомнила об этом.

— И рзве не в этм крсота?

Она наклонила голову, посмотрев на неудавшейся портрет ещё раз. Нечеткие линии ко всему остальному ужасу оказались затерты ребром ладони, на котором остался графитовый след. Лица не было видно, но Инканти был прав. Фрея запечатлела движение и если присмотреться, то в нем заметна была некая тревожность. Это не просто три поворота головы, это спектр эмоций, пульсирующий в крови, которому она не могла сопротивляться.

— Это то, что я хчу от вс плучить к концу учебного семестра, — Инканти отложил рисунок на стол, прихлопнув его ладонью. — Мжте дать собствнное опрделние тому, что в кнечном счте получться, но это должно быть оно — двжение.

Фрея умолкла, собирая в голове мозаику его не весьма внятной речи. Нахмурилась, кивая всё время головой, вторя каждому слову, что до неё доходило с неким опозданием. Ещё бы мужчина чуть медленнее говорил, не говоря уже о четкости, найти с ним общий язык было бы в разы проще.