Нарисуй узоры болью...

Бейбарсов не отговаривал её ни от чего. Ему словно было всё равно – некромаг смотрел на неё, но молчал каждый раз, когда Таня что-то спрашивала, или же тихо соглашался и бормотал “делай, что хочешь”.

Гроттер хотелось творить всё, что взбредёт ей в голову, вот только она не могла позволить себе просто так взять и разорвать ту самую непонятную, почти что магическую связь с некромагом.

И она пыталась её усилить.

Казалось, Бейбарсов не испытывал ни страха, ни ужаса, ни ненависти по отношению к ней – он не изменился.

Он, чёрт возьми, вообще никогда не менялся, тогда как она вынуждена была пасть до такой степени низко.

– Если ты откажешься, - прошипела Гроттер. – Весь этот мир превратится в прах. И ты знаешь, что я не лгу.

– Знаю.

– Значит, ты не откажешься? – ещё пять секунд назад она казалась стервой, змеёй, которая способна на всё, теперь – превратилась в пушистого котёнка.

– Не откажусь, - отрицательно покачал головой Бейбарсов. – Единственное “но”, это всё происходит не из-за моей любви к миру.

– А почему?

Гроттер хотелось, чтобы он хоть раз в жизни сказал то, что ей хотелось бы услышать – короткое, спокойное “я тебя люблю”, которое, возможно, подарило бы ей хотя бы подобие надежды.

Но нет.

Бейбарсов словно специально всё оттягивал и оттягивал момент, когда можно было быть с нею, а потом, будто бы издеваясь, напоминал о собственном существовании.

Он выполнял её задания, но на расстоянии – и играл всё ту же роль, что и каждое мгновение до этого.

Каждый раз.

– Ты всё время играл по правилам Чумы, - с обвинением в голосе выдохнула Таня. – Ты должен мне подчиняться.

Он удивлённо изогнул бровь, словно недоумевая, с чего она вообще могла взять такую ерунду.

– Нет, ты немного ошибаешься, - наконец-то промолвил Глеб. – На самом деле я никому ничего не должен.

Таня сжала руки в кулаки и отвернулась от некромага – кто он ей, в конце концов? До поры до времени всего лишь подданный, только она словно специально делает этот мир всё более и более коротким.

Где она, та самая пора?

За каким углом прячется её конец?

Бейбарсов согласился на ней жениться – со смехом заявил, что по любви; только в чёрных глазах слишком много ненависти и боли, которая растворилась в сплошном потоке некромагии.

И пустота.

Он не пустой изнутри, но, тем не менее, способен очень даже хорошо притворяться. Делать то, что только ему нужно.

Таня чувствовала это – ей казалось порой, что она просто наивная птичка, которая оказалась в логове слишком хорошо играющего собственную роль змея.

Ферзь – фигура важная. Но передвигает её всё равно игрок, а ферзями очень часто жертвуют.

И кто из них кто?

Или тут есть фигура короля.

…Глеб не стал напоминать о том, что процедура достаточно рискованная, что на самом деле у них есть огромные шансы попросту погибнуть – его ледяное равнодушие продолжало существовать.

Складывалось такое впечатление, что всё это он говорил или делал назло, только чтобы немного досадить девушке.

Таня пыталась смириться с этим, но у неё не было такого шанса, и рыжеволосая предпочитала вечную, без конца сильную и могущественную борьбу с тем, что было, впрочем, ей не до конца подвластно.

Она остановилась перед зеркалом, глядя на белоснежное платье.

Цвет невинности – это свадебное платье подготовила для себя в новом теле Чума, которой в её безумии так хотелось новой жизни.

После неё осталось слишком много записей, которые говорили о её планах на будущее – дерзких планах.

Противных, отвратительных, гадких.

Таня, впрочем, даже могла бы ей поверить – но во всём этом не было ни единой капельки искренности.

Чума была поддельной, насквозь прогнившей и превратившейся в глупый кусок плоти, в котором смысла не больше, чем в обыкновенной продажной шкуре.

…А ещё эта фата. Символ, чёрт возьми, невинности – а кто его знает, кем была на самом деле Чума.

Глеб говорил, она могла переносить собственное сознание в мысли других провидиц, но ненадолго.

Пользовалась их телами, словно вещью, использовала так, как ей одной только было удобно это сделать.

Получала удовольствие.

После тело отторгало и её, и истинную хозяйку – провидицы умирали толпами. Вот только, впрочем, пока Чума была при власти, это ни для кого ничего не означало.

Таня боялась, что однажды и её саму будет ожидать именно такая судьба, но пыталась вести себя как можно тише и спокойнее, не высовываться и не подвергать опасности всё то, что она только знала и любила.

Выходило до поры до времени – до “Тибидохса”, который она возненавидела искренне всем своим сердцем.

Теперь уже было поздно.

Она не понимала, о какой невинности в своём лице могла говорить Чума – Гроттер сейчас выходила замуж за того, кто переломал ей всю жизнь, но, впрочем, у неё хотя бы не было кандидатов.

А мораль?

Невинность – она в душе, хотя тело тоже играет определённую роль.

– Ваше Высочество, пора, - шепнул кто-то из слуг и, дождавшись её короткого кивка, убежал.

Таня не собиралась отступать – она знала, что сделает то, что задумала, даже не дрогнув, и, возможно, это подарит ей хотя бы несколько мгновений счастья в том далёком будущем, до которого ещё надо добраться.

Она пошла вперёд.

Здесь, в тёмном тронном зале, который был слишком похож на тот, что существовал в Северных Пещерах, не собралась толпа.

Нет.

Толпа радовалась за свою королеву там.

За границами замка они могли кричать и вопить столько, сколько пожелали бы – Тане оказалось наплевать на них и на все их проклятые мысли, которые она слышала в собственной голове бесконечным эхом.

Девушка до такой степени сильно мечтала сбежать отсюда, скрыться, что упрямо шагала вперёд.

Ковёр под её ногами был чёрным и невероятно затоптанным. По нему каждый день проходили сотни людей. Они тащили собственные донесения к Чуме.