Нас не сломить
Шрифт:
Но армия галонов могла сражаться с англичанами лишь в условиях партизанской войны. В открытом бою после первых успехов последовали поражения. Уверенные, что их защитит магическая татуировка и заговоры колдунов, сотнями, тысячами крестьяне шли на пулеметы и гибли, так и не приблизившись к позициям врага. Сая Сан пытался удерживать восставших от таких атак, но, правя восставшими, он не управлял ими, и, когда через две недели после начала восстания в деревнях, окружавших холм Алан, появился монах и начал уговаривать собравшихся там галонов напасть на казармы 15-го Пенджабского полка и в доказательство неминуемой победы провел перед галонами волшебное гадание, тысячи крестьян, не повинуясь своим командирам, бросились в бой. Неизвестно, кем был тот монах — фанатиком или провокатором,
С тех пор восстание распалось на ряд очагов. Порой Сая Сану удавалось собрать значительные силы. Летом 1931 года галоны разгромили отряд полиции в Шанских горах и, разделившись на три колонны, вели тяжелый бой с английским отрядом. Но потерпели поражение, и Сая Сану снова пришлось бежать. Он скрывался в деревнях, монастырях, преследуемый по пятам полицией и войсками, и наконец в начале августа, преданные старостой деревни Хокхо, вожди восстания были окружены и взяты в плен.
Несмотря на отсутствие лидеров, восстание продолжалось. В дельте Иравади поднимались карены, восстали шаны, около двух тысяч повстанцев сражалось в районе Прома. До 1933 года помещики и ростовщики не смели и носа сунуть в некоторые районы Бирмы. Англичанам пришлось перевести из Индии дополнительно две дивизии и мобилизовать все силы в Бирме, прежде чем восстание было окончательно подавлено.
Карательные меры были жестоки. Дома подозреваемых участников восстания сжигали, всех их родственников сажали в тюрьму, захваченных в плен повстанцев чаще всего казнили на месте, и их головы возили для устрашения по деревням. По весьма уменьшенным английским официальным данным, более трех тысяч повстанцев было убито в боях, 8400 арестовано, из них 312 казнены и 890 приговорены к пожизненному заключению. Сам Сая Сан был повешен в ноябре 1931 года. Последними его словами были: «Пусть же я буду рожден вновь победителем англичан…»
Только теперь, когда прошло много лет, можно оценить действительное значение восстания Сая Сана в истории Бирмы. Восстание было рубежом, до которого надежды бирманцев обращались к прошлому, к возможности возродить бирманскую монархию, и после которого взгляды их обратились в будущее, к борьбе за новую, свободную Бирму. И замечательным доказательством тому — завещание Сая Сана. Деньги, которые причитались ему за издание книги «Признаки болезней», он завещал на покупку социалистической литературы.
Ни заклинания монахов, ни волшебная татуировка, ни самодельные мечи не могли принести свободы бирманцам. И этот кровавый, тяжелый урок усвоили не только крестьяне, но и городская молодежь, в среде которой вскоре зародилось новое движение — движение такинов. Такин — значит «господин». Так положено было обращаться к англичанам. Так называли себя молодые революционеры Бирмы, наследники Сая Сана, считая себя настоящими господами Бирмы, хозяевами ее будущего. Кровь крестьян, шедших на пулеметы и казненных в тюрьмах Хензады и Таравади, была пролита не впустую. Восстание разбудило Бирму, и хотя его путь был ошибочным, неудача его заставила искать и найти новые пути.
Известный бирманский писатель Тин Сан в своем романе «Нас не сломить» об основных вехах восстания почти не пишет, хотя его книга посвящена именно этому восстанию. Восстание — это фон разворачивающихся в романе событий, но фон, очевидный любому бирманскому читателю, который видит за описанием жизни и борьбы крестьян бирманской деревни пламя войны, охватившей Бирму, и понимает, что судьба Тхун Ина и Аун Бана — частица судьбы бирманского крестьянства в самые его трагические годы.
В романе нет многого, о чем нет нужды писать бирманцу для бирманцев. Ведь писателю советскому, повествующему, к примеру, об орловской деревне времен гражданской войны, нет нужды рассказывать о боях армий и фронтов (об интервенции Антанты или штурме Перекопа) — нам, читателям, достаточно тех реалий,
тех отзвуков, того эха событий, которые докатываются до деревни, определяя судьбы ее жителей и источники конфликтов. Также и в романе Тин Сана. Настоящие, всесильные враги крестьянина на сцену не выходят. Им в деревне нечего делать. Невидимые, безжалостные и жестокие, они определяют судьбу героев, не покидая уюта и безопасности больших городов. И потому крестьянин вдвойне бесправен и беззащитен — весь мир объединился против него.Автор сознательно ограничил действие романа несколькими деревнями. Он отказался от выгодной и соблазнительной для литератора возможности перенести действие на несколько десятков миль в сторону, туда, где собирает свои отряды Сая Сан, где идут бои, в места, за событиями в которых настороженно следит вся страна. Задача Тин Сана сложнее: он избирает обычную бирманскую деревню тридцатого года, не богаче и не беднее других, стоящую в стороне от основных действий драмы, и, оставаясь в ее пределах, показывает всю Бирму. Его интересует не только и не столько само восстание, сколько тот перелом, грань в сознании бирманцев, которую несло с собой восстание. Характерно, что ни сам Сая Сан, ни его ближайшие помощники в романе не появляются, и крестьяне здесь борются и гибнут независимо от успехов и поражений армии галонов, так как автору важнее всего понять и рассказать нам о судьбах бирманских крестьян вообще.
С первых же страниц читатель ощущает тревожную, напряженную, чреватую взрывом обстановку в деревне, которая не может дальше жить по-старому, но еще не знает путей к освобождению. Поэтому могут показаться наивными — но в этой наивности скрывается действительный трагизм — сходки крестьян, на которых они учатся драться на ножах и мечтают раздобыть ружье, когда они разрываются между желанием немедленно убить жестокого старосту и убрать урожай, прежде чем что-либо предпринимать. Но какими бы наивными ни казались их дела и мысли, ход событий ведет их к неизбежному взрыву и к неизбежному поражению, осознавая которое они тем не менее не отступают.
Внешне «Нас не сломить» — роман, каких немало в бирманской литературе, о маленьких людях, бесправных, забитых и бедных. Но чем дальше читаешь его, тем более значительными становятся его герои, готовые восстать против обмана и насилия. Вот почему молодой крестьянин Тхун Ин, который мирно трудится в поле и, казалось бы, более всего занят решением проблемы, кого из двух девушек он больше любит и может ли он жениться, не собрав хорошего урожая, превращается в мужественного борца, выступающего за интересы бирманского народа. Несмотря на то что Тин Сан не меняет ни стиля, ни пристрастия к некой приземленности повествования, Тхун Ин превращается в бойца, не сдающегося именно потому, что не сдается покоренная Бирма.
Оставаясь в одиночестве, Тхун Ин не одинок. Пусть многие погибли, многие томятся в тюрьмах, но его не покидают в этой борьбе друзья: бирманцы, карены, шаны, моны — все те, кого отныне объединила борьба.
Тхун Ин — фигура, переросшая восстание Сая Сана. Он — как бы мостик, соединяющий это восстание с борцами будущего. Борясь с англичанами, поработившими страну, он уже осознает свою классовую позицию — бирманские старосты и помещики для него враги не менее заклятые, чем английские солдаты. И потому смысл романа становится особенно попятным сегодня, когда победили наследники Тхун Ина.
Тхун Ин и его отец Аун Бан, отважный У Шве Тейн и каренский солдат Ко Со Твей, староста Со Я Чо, мужественный Ко Пу Сейн и многие другие герои этого, написанного строго документально, даже порой сухо, романа, интересны не только, как маски трагедии, выполняющие заданную автором роль. Статичность первых глав, отражающих напряженную, но внешне обычную жизнь бирманской деревни, может ввести в заблуждение многочисленностью персонажей, сходством их позиций и рассуждений. Герои романа как бы разделены четкой границей на жертв и хищников, за исключением, пожалуй, старосты Со Я Чо — стоящего между двух лагерей. Когда же обнаруживается, что и Со Я Чо вроде бы избрал себе место на стороне хищников, черно-белое полотно романа упорядочивается окончательно.