Наша навсегда

В Москве у него была квартира.

— В собственности? — уточняет Камень.

— Да, — киваю я.

— А бабло откуда?

— Он говорил… Что работает… В интернете. И родители помогли…

Я замолкаю, задумываясь впервые, наверно, что история Тошки настолько была шита белыми нитками, что не понять этого могла лишь откровенная овечка. Такая, как я.

Родители у него не бедные, да. Но не настолько, чтоб квартиру в столице покупать. А сам он, конечно, зарабатывал, но тоже не шиковал…

— Надо проверить, откуда бабло упало, — кивает Лис, что-то набирая на экране телефона, — это может быть интересно…

— У него… Много наличных было… — вспоминается мне еще один эпизод, на который тогда внимания не обращала.

Парни переглядываются.

Затем молча синхронно кивают мне.

И я продолжаю историю, удивляясь, как это сейчас глупо и неправдоподобно звучит. И себе удивляясь, что я за все эти годы, последние из которых даже не жила с Тошкой на одной территории, ни разу не задавалась вопросами, что сейчас возникают в голове.

Ну хорошо…

Первый год-полтора он меня жестко на антидепрессантах держал. Еще полгода я с них слезала. Сама, тихонько, когда в какой-то момент осознала происходящее. И именно в тот момент начала просыпаться. По сторонам смотреть. И понимать кое-что.

— Чем он вообще занимается? — спрашивает Лис, продолжая периодически с кем-то переписываться. И я, наверно, даже знаю, с кем.

Лешка просто слушает меня.

И кулаки его, огромные, жесткие, сжимаются до белых костяшек.

Я вижу это и стараюсь проскакивать спорные моменты, не говорю и половины всего.

А у самой перед глазами проносятся эти пять лет.

И те, первые годы, которые я жестко топила в памяти, не желая снова погружаться. Но, наверно, надо погрузиться. Просто, чтоб оценить масштаб.

— Он… У него бизнес… В интернет… — бормочу я, тоже осознавая, что вообще не в курсе, какой именно. — Что-то связанное с финансами… Он хорошо поднялся на этом…

— Работал дома? — уточняет Лис.

— Сначала да… А потом уезжал в офис. А сейчас я не знаю. Я не живу с ним уже давно.

— И как же он тебя отпустил?

— Ну… — задумываюсь я, вспоминая, — он никогда силой не держал… Что бы вы про него ни думали. Уговаривал, цеплял виной, нарочно, как я теперь понимаю, привязывал к себе, стараясь сделать беспомощной. Я долго привыкала жить одна, если честно. А он… Я не знаю, как смогла настоять. Что-то плела про самостоятельность, что надо пожить отдельно, что я вся поломанная и не нужна ему такая… В целом, его же оружием воспользовалась. И он отпустил. Сам квартиру нашел мне, помогал на начальных этапах… И контролировал, конечно. Мы перестали жить вместе, но остались друзьями. И про развод я с ним не говорила, как-то само собой было, что я под его защитой в любом случае…

— Тварь, паук гребаный! — Шипит Лис, впечатывая кулак в покрывало.

— Да, — киваю я, — он реально, как паук, ты верно подметил… Давил, ждал… И, главное… — я усмехаюсь горько, перевожу взгляд с серьезных злых лиц своих мужчин на окно, любуясь яркой зеленью, свежей здесь, за городом, — повода не давал, чтоб жестко разорвать! Ни одного! Вроде, и давит, а в то же время жалко… Я несколько раз пыталась, правда. И даже на конфликт его выводила сознательно. Но нифига! Он назад отступал и все! А потом, как ни в чем не бывало… Я просто не понимаю, зачем ему это все… Правда, не понимаю.

Я снова смотрю на парней.

— Я вообще не приз. Неуравновешенная, психичка та еще была. Или, наоборот, бревно с глазами… Трогать себя не давала. Одни проблемы от меня… Зачем ему это все?

— Потому что тебя невозможно забыть, малышка, — говорит Лис, и вид его настолько серьезен, что я, вначале решившая, что он шутит, непроизвольно перестаю улыбаться, — мы не смогли. И он не может. Вот и все.

Растерянно перевожу взгляд на Лешку.

И понимаю, что он полностью солидарен с Лисом.

Да бред… Ну так же не бывает…

Нет, это, наверно, приятно, но я самая обычная. И всегда такой была. Это просто стечение обстоятельств…

— Я тебя все время вспоминал, малышка, — Лис подается ко мне снова, тянется, ловит за ступню, гладит, — врал себе, что не помню. А во сне… Блядь, это не проконтролируешь же…

Я смотрю на его смуглые сухие пальцы на своей ступне, теряюсь еще больше, когда Камень тоже тянется, только не к ногам моим, а целиком подается вперед, снова ловя меня в объятия.

— Он отобрал у нас пять лет назад не просто любовь, свободу, будущее, маленькая, — глухо говорит Лешка, пристально глядя в мое лицо, — он жизнь нашу отобрал. Убил нас, сука. И мы ходили, словно зомбаки. И только теперь живем. Ты просишь его по закону… Ты не представляешь, о чем просишь…

В тяжелом, горячем молчании, повисшем в комнате, между нами тремя, пытающимися осознать новый уровень жизни, на который мы выходим, раздается телефонная трель.

Лис нехотя отпускает мою ногу, кривится, подхватывает телефон, смотрит на экран.

— Охуеть, картина… — бормочет он, вскидывая на Лешку взгляд. — Ты не поверишь, Камешек…

49

Он перекидывает телефон Лешке, тот смотрит, хмурясь, скролит по экрану, затем поднимает взгляд на меня, молча замершую между ними:

— Говоришь, не интересовалась, чем Весик на жизнь зарабатывает?

— Да… Как-то… — бормочу я, — он общими фразами все время… Программист, на удаленке. Потом в офис вышел… И что-то насчет скорого открытия своего дела говорил.

— Ну, судя по всему, дело он свое давно открыл, — усмехается Лис.

— Да что там такое? — не выдерживаю я.

— Твой Весик очень круто поднялся на мошеннических схемах отъема денег у населения, — говорит Лис и, видя, что я не совсем улавливаю, разъясняет, — ну, в курсе же про звонки из службы безопасности банков и прочую хрень? Так вот, у твоего Весика несколько офисов таких вот операторов, раскручивающих пенсионеров на бабло.

— Боже… — у меня в голове это не укладывается. Гадость какая. Подлость самая низшая.