Наша навсегда
Шрифт:
Пять лет назад я была такая же.
Счастливая и влюбленная.
И даже больше, чем та девушка на видео. Потому что у меня поводов для счастья было больше! Меня любили двое офигенных парней. У меня было счастливое будущее, много-много планов! Я пела со сцены! Я училась! Я любила!
Я умываюсь, словно хочу смыть с себя тот морок чужой судьбы, несчастливой судьбы, который сейчас примерила на себя неосознанно.
Нет!
У нее жизнь сложилась так, как сложилась.
Ее сломало что-то.
И я, кажется, даже знаю, что именно.
Меня
Я — не она.
Я выхожу из туалета, улыбаюсь в ответ на тревогу в глазах Лиса:
— Все хорошо, прости меня. Я просто… Что-то разнервничалась.
— Малышка… — с облегчением выдыхает он, тянет меня к себе, целует сладко-сладко.
И я позволяю себе расслабиться, прижаться к нему в поисках уверенности в себе, в нашем будущем, в том, что теперь, что бы ни произошло, мы останемся самими собой. И будем любить друг друга.
— Пойдем, — шепчу я, когда Лис отпускает меня, — а то там Лешка переживает…
Лис кивает, и мы возвращаемся в гостиную.
На пороге я чуть ли не спотыкаюсь, настолько внимательным взглядом меня награждает Бешеный Лис, но затем ловлю в фокус спокойное лицо Лешки и улыбаюсь.
Иду к нему, сажусь рядом, Лис падает с другой стороны.
Лешка наклоняется и целует меня в макушку, а Лис ласково гладит по щеке.
Его отец наблюдает за этим, качает головой:
— Не отпустило, смотрю…
— И не отпустит, пап, — холодно говорит Лис, — смирись уже. Ты и так много всякой хрени сделал.
— Ничего я не сделал, говорил тебе уже, — вздыхает Бешеный Лис, отворачиваясь.
— А с этого места поподробней… — тяжело роняет Камень, подаваясь вперед. Очень незаметно, но так… массивно, с такой угрозой, что становится понятно, еще чуть-чуть — и случится обвал. Горный.
45
— Да нечего там говорить, не выдумывай, — раздражается Бешеный Лис, но Лешка смотрит так тяжело и неотвратимо, что мне хочется буквально повиснуть на его шее, тормозя этот горный обвал.
Лис цокает и откидывается на спинку дивана.
— Блядь, маразматик старый, — ругается он, — и нечего на меня так смотреть! Сам знаешь! Когда хоть выяснил-то все окончательно?
— Пару месяцев назад, — признается хозяин дома.
— Вы. Мне. Объяснять. Будете? — рычание Камня начинается где-то в грудной клетке и вырывается хриплой и настолько зловещей угрозой, что я все же не сдерживаюсь, перехватываю его за шею, глажу по медленно и тяжело поднимающейся и опускающейся груди, успокаивая.
— Да мой папочка, тогда, пять лет назад, вообще мышей не словил, — поясняет Лис, ревниво отслеживая, как я глажу Камня, — малышка, я тоже хочу!
— В каком смысле? — не понимаю я сказанного, переключаясь на Лиса и позволяя ему поймать мою ладошку и поцеловать в самый ее центр. До мурашек приятно и щекотно.
— А в том, что он главного фигуранта, который заказал танец, под землю упаковал,
а вот его шестерку упустил.— Не упустил! — раздраженно поправляет Бешеный Лис, — я не в курсе был вообще! Винт мне его не сдал! А я хорошо спрашивал!
От интонаций и скрытого смысла этих слов меня слегка потряхивает, и Камень, чувствуя это, кладет свою большую ладонь на мою, все еще покоящуюся у него на груди, словно защищая от жуткой реальности.
— Шестерку? — уточняет он спокойно уже.
— Да, — кивает Лис, — понимаешь… Да, блядь, не могу! Малышка, иди сюда!
Он тянет меня к себе, стремясь обнять, Камень протестует, а Бешеный Лис усмехается глаза:
— Да вы ее разорвете так! Девочка, иди вот сюда сядь.
И показывает мне на большое кресло напротив, рядом с собой.
— Нехрен, — тут же принимается возражать Лис, но я понимаю, что это будет правильное решение.
Мы должны все прояснить, а у парней рядом со мной что-то выключается и одновременно что-то включается. Короче, никакой ясности мышления. И у них, и у меня.
Потому мягко высвобождаюсь из рук обоих и сажусь туда, куда указал хозяин дома.
Лешка и Лис одинаково недовольными взглядами отслеживают мои передвижения, а Бешеный Лис щурится то на них, то на меня, а затем выдает:
— А знаешь… Вспомнил я твою мамку! Ты на нее похожа, да. Та еще была… печаль.
— Почему печаль? — удивляюсь я, усаживаясь с ногами в огромное кресло.
— Потому что из-за нее Большой друга своего пришил. Потом уже, после этой вот, — он кивает на экран, где замерло изображение салюта, знаменующего рождение когда-то нового года, — гулянки. Я за временем забыл это, да и потом много чего случилось, а сейчас, вот, вспоминается… Не поделил ее с приятелем.
Боже… Ужас какой…
— Ладно, — после молчаливого обмена взглядами, говорит Камень, — продолжаем разговор. Что за шестерка?
— Да блядь… — вздыхает Бешеный Лис, тянется к сигаретам.
— Тебе нельзя, — тут же реагирует Лис, но отец раздраженно затыкает его взглядом, закуривает и начинает рассказывать:
— Тогда, пять лет назад, я не понимал сначала, откуда прилетело. Ничего не предвещало, как говорится. Я же уже на белые рельсы встал, никакой черноты. Меня, по сути, и взять было не за что. Ни одного крючка…. Кроме сына, как оказалось. Винт хотел мой бизнес, причем, не только белый, но и… Ладно, не все было белое…
Камень кивает, усмехаясь, и я понимаю, что и сейчас не все белое! И этим “не всем” он как раз и занимается!
— Вас, как я потом выяснил, пасли долго. И пас кто-то из ближнего окружения. Ждали, терпеливо очень, когда подставитесь. И, в итоге, дождались. С машиной это чистой воды импровизация была. Шестёрочка стуканул, что погоните, а дальше — дело техники. В итоге, подстава такая, что у меня волосы дыбом встали. Вот что за блядь! — Бешеный Лис яростно погасил сигарету, — столько лет отмываешься, а потом родной сын — в говно! Один движением руки!