Наше единственное лето: второй шанс
Шрифт:
Я поцеловал ее! Поцеловал!!! Можно я закричу на весь мир?! Я поцеловал любимую девушку!!!!
Было ощущение, что мне все это приснилось, но опухшие губы и пиджак, пахнущий ею — неопровержимые доказательства.
Едва успел на ее Выпускной. Поезд прибыл за час до начала.
Элька была самой красивой. Думал дальше некуда, но она смогла. Все видели, какая она… и колени ее… А я стоял и ревновал. Да еще Потапов, который уже по всем правилам должен бы был свалить в туман, все время рядом. Боролся с желанием
А потом, только ради нее, я сделал то, что никогда и ни для кого бы не решился сделать — пригласил ее на вальс. Все смотрели на нас. Только на нас… Как же я ненавижу внимание к себе, ненавижу большие скопления людей и их разговоры, и обсуждения… Но увидев в центре зала Эльку, — испуганную и растерянную, — я не смог оставить ее там совсем одну. Думаю, ей было гораздо страшнее, чем мне…
Я не знаю, что тогда случилось, но как только она подняла на меня свои огромные глаза, мой страх исчез. Совсем. Я видел только ее.
Эля чудесно танцует, что там Рыкова вякала по поводу того, что они с Потаповым «лучшая пара»? Пусть подавится!
А потом мы сбежали вдвоем. Идея, конечно, была моя. Я не планировал. Просто оказался с ней наедине и понял, что сколько бы мы не провели времени вместе, мне будет мало… Эля согласилась.
Мы просто гуляли, а потом…
Черт!
Кажется, я только прикоснулся к ее губам, а солнце уже встало, и нужно отпускать ее: такую теплую, нежную, сладкую…
Ее губы — наркотик для меня: сколько ни целуй, все будет мало!
Я считал Эльку трусихой, но она оказалась смелее меня. Маленькая моя, храбрая девочка. Спасибо, что сделала этот шаг, спасибо, что открылась и дала понять, что я тебе не безразличен.
Я ей не безразличен!
Как же я счастлив! Кажется, еще немного, и я умом тронусь.
(…)
Когда я не вижу ее — мне нечем дышать. Когда она рядом, я чувствую себя живым.
Мы с малой словно заново узнаем друг друга: подолгу разглядываем, задаем глупые вопросы, молчим, шутим и смеемся.
Какая же она нежная и чистая! Какая же она красивая! Смотрю на нее, и самому не верится, что она моя. Моя! Моя!!!
Как же я хочу обладать ею всей! Сдерживаться становится все сложнее, тем более что Элька мне не то, что не помогает, а, наоборот! Короткие шорты, футболки без белья. Арррр! Девочка с огнем играет и никак этого не поймет!
Тону в ее бездонных зеленых глазах… Да как же можно быть такой?!
(…)
Вчера случилось то, что и должно было случиться: мы подрались с Потаповым. Единственное, о чем я жалею: что малая была рядом, и все видела. Ее крик я на всю жизнь запомню…
Но поступить иначе я не мог.
Когда парни нас растащили, Эли уже не было. Я боялся смотреть ей в глаза, боялся, что она снова начнет плакать или уйдет… Пока ждал ее у дома, думал, что это конец. И ругал себя.
Почему люди позволяют себе вмешиваться в чужую жизнь? Они делают громкие замечания: мол, я знаю, как все будет… Они говорят так уверенно, что такие вот девочки, типа моей Эли, верят им с полуслова… Потапов переступил черту, решив, что знает что-то о нас…
Ее долго не было не потому, что она сердилась, а потому, что искала меня. Идиот! Я чуть не расплакался, когда увидел ее, бегущую ко мне.
А она плакала. И жалела меня, словно я не взрослый парень, а мальчик пятилетний. Я не привык к такому.
Когда-то давно в детстве мама так делала, а потом — некому было. И все же, когда моя Элька жалеет меня — это чертовски мило.
Она позвала меня в свою комнату, и я смог впервые спокойно ее рассмотреть. Там хорошо. И Эля там совсем другая: такая домашняя, теплая.
Сегодня мы впервые спали вместе. Просто спали. Но если эта глупышка совершенно спокойно уткнулась мне своим носиком в плечо и уснула, то я с ума сходил от ее близости и невозможности прикоснуться.
И все же — я не променял бы эту ночь ни на одну другую.
(…)
За один день «пережил» два серьезных разговора: с папой Эли и с Димой. Напрягся, конечно, не по-детски, хотя внешне старался не подавать виду.
Они переживают за Эльку, я все понимаю…
Сказал правду: что люблю ее, что намерения у меня серьезные, что хочу быть с ней и планирую переехать в Москву. Мне никто не угрожал, только просили… о честности и искренности по отношению к ней. Но я и не могу по-другому.
Я только с ней могу расслабиться, и быть собой. С Элей мне комфортно, как никогда и ни с кем не было. Не только физически, но и морально. Словно, когда она рядом, мои фобии остаются за дверью. Я столько лет живу внутри этого всего, а способ убежать оказался так близко… Потерять Элю — значит снова оказаться в аду одиночества и непонимания. Поздно. Я уже без нее не смогу.
Позвал малую в гости, и мы столкнулись с отцом и мачехой. Вот чего я меньше всего хотел — это знакомить Элю с ними. И был прав. Они оба показали себя «во всей красе», наговорив ей кучу гадостей.
Малая меня снова удивила, заткнув отца, который начал свое мнение высказывать. Храбрая моя девочка… Это она из-за меня так завелась, не зная, что с отцом бесполезно о чем-то спорить. И все же — было чертовски приятно. Меня впервые кто-то защищал. Так искренно, так наивно.
(…)
Элька уехала…
Прошло всего несколько часов, а я не могу найти себе места. Время почти остановилось, мысли — как мухи в киселе.