Наши за границей
Шрифт:
— Bitte Fuhrkarten, mein Herr [1] ,- проговорилъ онъ.
Николай Ивановичъ, держа въ одной рук револьверъ и какъ-бы играя имъ, другой рукой подалъ кондуктору билеты и не сводилъ съ него глазъ. Кондукторъ покосился на револьверъ и пробормоталъ:
— Jetzt k"onnen Sie bis Verniers ruhig schlnfen [2] .
— Видишь, видишь, какая подозрительная рожа! — замтила Глафира Семеновна.
— Дйствительно подозрительная, — согласился Николай Ивановичъ.
1
Позвольте
2
Теперь вы можете до Верье спать спокойно.
XXI
Безпокойство супруговъ о томъ, что они могутъ быть ограблены въ купэ разбойниками, все усиливалось и усиливалось, и, наконецъ, дошло до крайнихъ предловъ, когда, во время минутной остановки на какой-то станціи, дверь купэ отворилась и въ ней показалась гигантская фигура съ дымящейся короткой трубкой во рту, въ широкополой шляп съ тетеревинымъ перомъ, въ венгерк и съ охотничьимъ кинжаломъ за поясомъ. Фигура въ одной рук держала срый непромокаемый плащъ, а въ другой ружье въ чехл. Глафира Семеновна пронзительно взвизгнула и инстинктивно бросилась отъ фигуры къ противоположной двери купэ. Отскочилъ къ другой двери и Николай Ивановичъ, забывъ даже захватить лежавшій на диван револьверъ. Онъ былъ блденъ, какъ полотно, и силился отворить изнутри дверь, чтобы выскочить изъ купэ, но дверь была заперта снаружи.
— Кондукторъ! Херъ кондукторъ! — закричалъ онъ не своимъ голосомъ, но гласъ его былъ гласомъ вопіющаго въ пустын; фигура влзла въ купэ, захлопнула за собою дверь, и поздъ снова помчался.
Глафира Семеновна тряслась, какъ въ лихорадк, на глазахъ ея были слезы. Она жалась къ мужу и шептала:
— Разбойникъ… Тотъ самый разбойникъ, который уже заглядывалъ къ намъ въ купэ на одной изъ станцій. Что намъ длать? Въ случа чего, я буду бить стекла и кричать.
Фигура «разбойника» замтила, что она напугала супруговъ, и, вынувъ изо рта трубку, разсыпалась въ извиненіяхъ, мягко заговоривъ по-нмецки:
— Bitte, entschuldigen Sie, Madame, dass ich Ihnen gest"ort habe. Bei uns is Coupe ist f"urchterlich besetzt [3] .
Супруги ничего не поняли и молчали.
— Вы спали и испугались? — освдомилась фигура по-нмецки и прибавила: — Да, я такъ внезапно вошелъ. Пожалуйста, извините и успокойтесь.
Отвта не послдовало. Супруги не шевелились.
Фигура не садилась и продолжала по-нмецки:
— Пожалуйста, займите ваши мста.
— Глаша, что онъ говоритъ? Онъ денегъ требуетъ? — спросилъ Николай Ивановичъ жену. — Ежели что — я выбью стекло и выскочу…
3
Простите, пожалуйста, мадамъ, что я васъ потревожилъ. Въ нашемъ купэ ужасно тсно.
— Нтъ… не знаю… Онъ что-то кланяется, — отвчала та, заикаясь.
— Вы русскіе или поляки? Вы не говорите по-нмецки? — не унималась фигура, услыша незнакомый говоръ супруговъ и не получая отъ нихъ отвта. — Ахъ, какъ жаль, что вы не говорите по-нмецки!
И фигура стала приглашать ихъ садиться жестами. Въ это время Николай Ивановичъ замтилъ у бедра фигуры дв висящія внизъ головами убитыя дикія утки и, сообразивъ, пріободрился и проговорилъ жен:
— Кажется, это не разбойникъ, а охотникъ. Видишь, у него утки…
Отлегло
нсколько отъ сердца и у Глафиры Семеновны и она, пересиливъ страхъ, отвчала:— А не можетъ разв разбойникъ настрлять себ утокъ?
— Такъ-то оно такъ… Но смотри… У него лицо добродушное, даже глупое.
— Теб кажется добродушнымъ и глупымъ, а мн страшнымъ. Пожалуйста, будь наготов и не спускай съ него глазъ. Гд-же твой револьверъ? — вспомнила она.
— Ахъ, да… — спохватился Николай Ивановичъ. — Вонъ револьверъ лежитъ на диван около того окошка.
— Воинъ! Въ минуту опасности забылъ даже и о револьвер.
— Что я подлаю съ этимъ револьверомъ супротивъ его ружья! — шепталъ Николай Ивановичъ.
— Да вдь у него ружье въ чехл.
— Въ чехл, да заряжено, а ты вдь знаешь, что мой револьверъ безъ патроновъ.
— Все-таки возьми его въ руки… Вдь никто не знаетъ, что онъ не заряженъ. Возьми-же.
— Я, Глаша, боюсь подойти. Смотри, у этого чорта какой ножъ за поясомъ.
— Такъ вдь и у тебя есть ножикъ. Куда ты его задвалъ?
— Я, должно быть, впопыхахъ уронилъ его подъ скамейку.
— Ахъ, Николай Иванычъ! Ну, можно-ли на тебя въ чемъ-нибудь понадяться! Ты хуже всякой женщины.
— Да вдь я, душечка, въ военной служб никогда не служилъ.
— Подними-же ножекъ.
— Гд тутъ искать! Я, душенька, боюсь даже и наклониться. Я наклонюсь, а этотъ чортъ какъ хватитъ меня!.. Нтъ, ужъ лучше такъ. Сама-же ты говорила, чтобъ не спускать съ этого разбойника глазъ. А то нтъ, это положительно не разбойникъ. Смотри, онъ вынулъ изъ сумки грушу и стъ ее.
— Да вдь и разбойники могутъ сть груши. Это не доказательство. Все-таки ты держи ухо востро.
— Да конечно-же, конечно-же… Я, Глаша, сяду. Вдь ужъ все равно, что стоя, что сидя…
И Николай Ивановичъ, не спуская глазъ съ «разбойника», медленно опустился на диванъ около того окна, гд стоялъ. Косясь на «разбойника», сла и Глафира Семеновна. «Разбойникъ» взглянулъ на нее и ласково улыбнулся.
— Успокоились? — спросилъ онъ по-нмецки. — Ахъ, какъ мн жалко, что я напугалъ васъ во время сна.
— Тебя задираетъ, — прошепталъ жен Николай Ивановичъ, не понявъ, разумется, что сказалъ «разбойникъ», и спросилъ ее:- Не понимаешь, что онъ бормочетъ?
— Откуда-же мн понимать!
Не спускали съ разбойника глазъ супруги, не спускалъ съ нихъ глазъ и разбойникъ. Сидли они въ разныхъ углахъ купэ. Минуту спустя, разбойникъ досталъ изъ сумки дв груши, протянулъ ихъ на своей ладони супругамъ и съ улыбкой произнесъ: «Bitte». Глафира Семеновна съежилась, еще сильне прижалась къ уголку вагона и не брала. Николай Ивановичъ протянулъ было руку, но жена остановила его.
— Не бери, не бери… Можетъ быть отравленныя груши, чтобы усыпить насъ.
— Ахъ, и то правда, — отдернулъ руку Николай Ивановичъ.- A я хотлъ взять, чтобы не раздразнить его.
«Разбойникъ» не отставалъ, сидлъ съ протянутой ладоныо, на которой лежали груши, и повторялъ:
— Bitte, bitte… Ohne Seremonie [4] …
— Я, Глаша, возьму, но сть не буду, — сказалъ Ииколай Ивановичъ, взялъ грушу и кивнулъ «разбойнику», пробормотавъ:- Данке…
«Разбойникъ» помолчалъ немного и опять произнесъ по-нмецки:
— На слдующей станціи я освобожу васъ отъ своего присутствія. Я буду уже дома.
4
Пожалуйста, пожалуйста… Безъ церемоній…