Наши за границей

Швейцаръ пожалъ плечами.

— Удивительно, какъ это случилось, что вы говорите про Кенигсбергъ. Отъ Кенигсберга до Диршау одинъ поздъ и на Гамбургъ, и на Берлинъ. Вамъ нужно было только слзть въ Диршау и перессть въ другой поздъ.

— Ну, а намъ сказали, что надо похать обратно въ Кенигсбергъ, и мы, не дозжая Диршау, вышли изъ вагона на какой-то станціи и похали обратно въ Кенигсбергъ, чтобъ изъ Кенигсберга ссть въ берлинскій поздъ.

— Это шутка. Это кто-нибудь шутки съ вами сдлалъ.

— Какъ шутки! Намъ кондукторъ сказалъ и даже высадилъ насъ чуть не силой. Намъ начальникъ станціи сказалъ и даже штрафъ хотлъ взять.

— Васъ надули, господинъ, или вы не поняли чего-нибудь. Поздъ отъ Кенигсберга какъ на Берлинъ, такъ и на Гамбургъ — одинъ, и только въ Диршау онъ длится, — стоялъ на своемъ швейцаръ.

— Да нтъ-же, нтъ! — воскликнулъ Николай Ивановичъ.

— Ну, что ты споришь, Коля!.. — остановила его жена. — Конечно-же, насъ могли и надуть въ насмшку; конечно-же, мы могли и не понять, что намъ говорили по-нмецки. Толкуютъ, а кто ихъ разберетъ — что толкуютъ. Я по-нмецки только комнатныя слова знаю, а ты хмельныя, такъ разв мудрено понять все шиворотъ на выворотъ и вышло.

— Увряю васъ, господинъ, что вамъ не слдовало хать обратно въ Кенигсбергъ, чтобы садиться въ берлинскій поздъ. Дорога до Диршау одна. Я это очень хорошо знаю, — уврялъ швейцаръ. — Я служилъ на эта дорога.

Николай Ивановичъ досадливо чесалъ затылокъ и повторялъ:,

— Безъ языка, безъ языка… Бда безъ языка. Ну, однако, что-жъ у васъ въ Берлин сегодня вечеромъ посмотрть? — обратился онъ къ швейцару.

— Въ театры теперь уже поздно, не поспемъ къ началу; но можно побывать въ нашемъ акваріум.

— Ахъ, и у васъ такъ-же, какъ и въ Петербург, есть акваріумъ? Глаша! слышишь, и у нихъ Берлин есть акваріумъ.

— Нашъ берлинскій акваріумъ — знаменитый акваріумъ. Первый въ Европа.

— Браво. А кто у васъ тамъ играетъ?

Швейцаръ посмотрлъ на него удивленными глазами и отвчалъ:

— Рыбы… Рыбы… Рыбы тамъ и амфибіенъ.

— Да неужели рыбы?

— О, господинъ, тамъ рыбъ много. Есть рыбы съ моря, есть рыбы съ океанъ.

— И играютъ?

— Да, да… играютъ.

— Глаша, слышишь! Въ акваріум-то ихнемъ рыбы играютъ. Надо непремнно пойти и послушать.

— Да что ты?.. — удивилась Глафира Семеновла.

— Вотъ разсказываетъ. Вдь этого въ другой разъ ни за что не услышишь. А кто у нихъ дирижируетъ? Какъ вы сказали? — допытывался Николай Ивановичъ.

— То-есть какъ это? Я ничего не сказалъ, — удивился швейцаръ.

— Нтъ, нтъ… Вы сказали. Такая нмецкая фамилія. Анти… Антиби…

— Я сказалъ, что тамъ есть рыбы и амфибіенъ. — повторилъ швейцарг.

— Послушаемъ, братъ, херъ Францъ, этого Амфибіена, послушаемъ. Веди насъ. Глаша, одвайся! Это недалеко?

— Да почти рядомъ, Unter den Linden, — отвчалъ швейцаръ.

— Это что-же такое? Я по-нмецки не понимаю.

— Нашъ бульваръ Подъ Липами. Я давеча вамъ показывалъ.

— Ахъ, помню, помню. Ну, Глаша, поворачивайся, а то будетъ поздно. Да вотъ что, херъ Францъ, закажи, братъ, намъ здсь въ гостинниц ужинъ къ двнадцати часамъ, а то я боюсь, какъ-бы намъ голоднымъ не остаться.

— Зачмъ здсь? — подмигнулъ Николаю Николаевичу швейцаръ, ободренный его фамильярностію. — Мы найдемъ и получше здшняго ресторанъ, веселый ресторанъ.

— Ну, вали! Жарь! Вотъ это отлично. Люблю, кто мн потрафляетъ. Глаша!

— Я готова.

Изъ-за алькова вышла Глафира Семеновна въ ватерпруф и шляпк, и супруги стали выходить изъ номера. Сзади ихъ шелъ швейцаръ.

XV

Глафира Семеновна и Николай Ивановичъ въ сопровожденіи швейцара, сошли по лстниц гостинницы и вышли на улицу, прилегающую къ бульвару Unter den Linben, и вскор свернули на него. Былъ уже девятый часъ вечера, нкоторые магазины запирались, потушивъ газъ окнахъ, но уличное движеніе не утихало. Громыхали колесами экипажи, омнибусы, пронзительно щелкали бичи, вереницами тянулись ломовые извозчики съ громадными фурами, нагруженными поклажей, чуть не до третьяго этажа домовъ и везомыми парой, тройкой и даже четверкой лошадей въ рядъ и цугомъ. Легкіе экипажи сторонились и давали дорогу этимъ чудовищамъ.

— Вотъ эта наша знаменитая улица Подъ Липами, — похвастался швейцаръ. — Нашъ Невскій перспективъ.

— А ежели это у васъ на манеръ нашего Невскаго проспекта, то зачмъ-же у васъ ломовыхъ-то пускаютъ загромождать дорогу? — спросилъ Николай Ивановичъ. — Смотри-ка, какія фуры! Чуть не съ домъ.

— А куда-же дваться? Вдь это улица. Он дутъ по свой дло.

— Объзжай по заднимъ улицамъ. Тутъ прогулка чистой публики, и вдругъ лзетъ ломовой. Да еще какой ломовой! На саженныхъ колесахъ и въ тройку лошадей! Нтъ, у насъ, въ Петербург, по главнымъ улицамъ этимъ дубинамъ здить не позволяютъ. Колеси по закоулкамъ. Нехороши, братъ Францъ, у васъ насчетъ этого порядки, нехороши, хоть и Берлинъ.

— Но ежели ему нужно. Вдь онъ по длу, — опять повторилъ швейцаръ.

— Мало-ли, что нужно! Мало-ли, что по длу! Объзжай. Куда ему торопиться! Надъ нимъ не каплетъ. Вдь не въ театръ къ началу представленія спшитъ.

— Но вдь черезъ это доставка товара должна быть дороже.

— То-есть какъ это?

— Да такъ. хать по прямой путь — онъ сдлаетъ больше рейсовъ и можетъ за провозъ взять дешевле! Тутъ экономи, большой экономи.

— Глаша! Слышишь, какъ разсуждаютъ! Вотъ на обух-то рожь молотятъ! — отнесся Николай Ивановичъ къ жен.

— Да ужъ извстно, нмцы. Какъ-же имъ иначе-то разсуждать! — отвчала та.

— И зачмъ у васъ такія телги громадныя, чтобы ихъ въ три и четыре лошади таскать? — дивился Николай Ивановичъ. — У насъ телги въ одну лошадь.

— Большія телги тоже экономи, — отвчая швейцаръ. — Каждой маленькой телга въ одна лошадь нужно одинъ извозчикъ, и къ большая телга въ три лошадь тоже нужно одинъ человкъ. Большая телга везетъ столько, сколько везетъ три телга, — и вотъ два человкъ, два извозчикъ экономи. Эти извозчикъ могутъ работать другое дло.

— Ой, ой, ой, какъ разсуждаютъ! Глаша, слышишь?

— Да ужъ слышу, слышу. Дай шляпки-то дамскія мн посмотрть.

Глафира Семеновна въ это время остановила около моднаго магазина.

— Вотъ нашъ знаменитый акваріумъ, — указалъ, наконецъ, швейцаръ на подъздъ, освщенный электричествомъ. — Пожалуйте наверхъ.

— Какъ наверхъ? Да разв у васъ акваріумъ-то не садъ? — удивился Нкколай Ивановичъ. — У насъ въ саду.

— Какъ возможно въ саду! Тутъ есть такія рыбы и амфибіенъ, что имъ нужно теплый цонне… теплый климатъ… Вы пальто снимите и отдайте. Будетъ жарко.