Наши за границей

— Снимемъ, снимемъ. Ну, поднимайся. Глаша. А я думалъ, Францъ, что у васъ въ акваріум этотъ… какъ его?.. Вотъ что къ намъ-то прізжалъ… Штраусъ, вотъ кто, — вспомнилъ Николай Ивановичъ. — Я думалъ, что у васъ въ акваріум Штраусъ, — продолжалъ онъ.

— Штраусъ на Зоологическій садъ… Тамъ и штраусъ, тамъ и жирафе, тамъ и гиппопотамъ, тамъ и вашъ русскій ейсберъ — ледяной медвдь.

Супруги взяли билеты и въ сопровожденіи швейцара вошли въ акваріумъ. Направо и налво стеклянные резервуары съ плавающей въ вод рыбой. Николай Ивановичъ взглянулъ мелькомъ и сказалъ швейцару:

— Ну, мимо! Чего тутъ простыхъ-то рыбъ разсматривать! Этого добра у насъ въ Петербург въ каждомъ трактир въ садк много плаваетъ. А ты веди къ ученымъ рыбамъ, которыя вотъ музыку-то играютъ.

Швейцаръ покосился на него и повелъ дальше. Показался терраріумъ съ черепахами.

— Вотъ тутъ шильдкрете, — указалъ онъ.

— Черепахи? — заглянула Глафира Семеновна, сморщилась и проговорила:- Фу, какая гадость. Ведите скорй насъ къ эстрад-то.

Швейцаръ опять покосился. Онъ недоумвалъ, отчего это путешественники пришли въ акваріумъ и ни на что смотрть не хотятъ.

— Сейчасъ будутъ знаменитый орангутангъ и горилла, — сказалъ онъ.

— Это, то-есть, обезьяны? — спросила Глафира Семеновна. — Не надо, не надо намъ обезьянъ. Ну, что на нихъ смотрть! Эка невидаль! Вы ведите насъ скорй къ этому… Какъ вы его назвали-то? Да… Амфибіенъ… Ведите туда, гд этотъ Амфибіенъ играетъ. А здсь и публики-то нтъ.

— Мадамъ хочетъ амфибіенъ смотрть? — улыбнулся швейцаръ. — А вотъ многія дамы не любятъ на амфибіенъ смотрть. Вы храбрый дама… Вотъ начинаются амфибіенъ, — указалъ онъ на бассейнъ. — Тутъ крокодиленъ…

Глафира Семеновна такъ и шарахнулась въ сторону, увидавъ выставившуюся изъ воды голову крокодила.

— Тьфу, тьфу, тьфу! — заплевалась она. — И какъ вамъ не стыдно на такую гадость указывать. Мы васъ просимъ, чтобы вы насъ къ Амфибіену вашему вели, а вы, какъ на зло…

— Да вдь это амфибіенъ и есть… — началъ было швейцаръ.

— Дальше, дальше, Францъ! Что это въ само дл! Теб русскимъ языкомъ говорятъ, что мы не желаемъ этой дряни смотрть! — крикнулъ Николай Ивановичъ.

Швейцаръ недоумвалъ.

— Мадамъ проситъ амфибіенъ…

— Ну, такъ и веди къ нему! А ты какихъ-то ящерицъ да лягушекъ показываешь.

Сдлали еще поворотъ.

— Вотъ, — указалъ швейцаръ.

За стекломъ изъ-подъ камня выставилась громадная змя, обвила сукъ дерева и, поднимая голову, открывала пасть. Увидавъ ее, Глафира Семеновна пронзительно взвизгнула и бросилась къ мужу.

— Коля! Голубчикъ! Уведи меня скорй!.. Не могу, не могу… Ты знаешь, я змй до страсти боюсь… У меня руки, ноги трясутся. Мн дурно можетъ сдлаться.

Она вся нервно тряслась. На глазахъ ея показались слезы.

— Херъ Францъ! Да будетъ-ли этому конецъ! Что это за безобразіе! — закричалъ Николай Ивановичъ на швейцара. — Теб русскимъ языкомъ сказано, что не хотимъ мы смотрть этой дряни! Тысячу разъ тебя просятъ, чтобы ты насъ на музыку велъ, а ты, чортъ тебя знаетъ, къ чему насъ подводишь!

— На какую музыку? — удивленно спросилъ швейцаръ. — Здсь никакой музыки нтъ.

— Какъ нтъ? Да вдь это акваріумъ?!

— Да, акваріумъ, но музыки нтъ.

— Какъ-же можетъ быть акваріумъ безъ музыки. Что ты насъ морочишь-то! Везд акваріумъ съ музыкой… Будто мы не понимаемъ! У насъ въ Петербург тоже акваріумъ съ музыкой.

— А у насъ въ Берлинъ безъ музикъ…

— Какъ-же ты раньше говорилъ намъ, что здсь музыка, что здсь даже ученыя рыбы играютъ, что здсь какой-то вашъ нмецъ Амфибіенъ оркестромъ дирижируетъ. е

— Никогда я этого, ваше превосходительство, не говорилъ.

— Глаша! И онъ еще мн сметъ врать въ глаза!

— Говорили вы, говорили. Мы даже сейчасъ васъ спросили про Штрауса, а вы сказали, что Штраусъ дирижируетъ въ Зоологическомъ саду, здсь Амфибіенъ, — подхватила Глафира Семеновна.

— Мадамъ, вы меня не такъ поняли. Никогда я про музыку не говорилъ. Амфибіенъ — зври: крокодиленъ, зми; штраусъ тоже зври — птица.

— Что вы мн про Штрауса-то зубы заговариваете? Штраусъ дирижеръ, капельмейстеръ-музыкантъ, композиторъ. Я сама его вальсы на фортепьянахъ играю.

— Ахъ, да, да… Но тотъ Штраусъ не въ Берлинъ, а въ Вн. А я вамъ говорилъ про штраусъ-птица.

— Ну, переплетъ! Нтъ, Нметчина намъ не ко двору! — прошепталъ Николай Ивановичъ. — Даже и по русски-то говоримъ, такъ другъ друга понять не можемъ. Такъ нтъ въ здшнемъ акваріум музыки? — спросилъ онъ швейцара.

— Нтъ, нтъ. Здсь зври. Амфибіенъ тоже зври.

— Никакой музыки нтъ?

— Никакой.

— Такъ на кой-же шутъ ты насъ, спрашивается, привелъ сюда? На кой-же шутъ я зря три нмецкихъ полтинника въ касс отдалъ, да еще за храненіе платья заплатилъ! Веди назадъ!

Швейцаръ пожалъ плечами и поплелся къ выходу. Сзади слдовали Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна.

— Вдь ты знаешь, что я не могу смотрть на змй… Когда я увижу змю, у меня длается даже какое-то внутреннее нервное трясеніе и я становлюсь больна, совсмъ больна, — говорила она мужу.

XVI

— Куда-жъ теперь? — спрашивалъ Николай Ивановичъ Глафиру Семеновну, выходя изъ акваріума на улицу.

Сопровождавшій ихъ швейцаръ хотлъ что-то сказать, но Глафира Семеновна раздраженно воскликнула:

— Никуда! Ршительно никуда! Съ меня и этого удовольствія довольно. Прямо домой, прямо въ гостинницу, и завтра съ первымъ поздомъ въ Парижъ. Не желаю больше по Берлину ходить. A то опять вмсто музыки на какую-нибудь змю наскочишь. Достаточно. Будетъ съ меня… Угостили въ акваріум… Ну, что-жъ вы стали! Ведите насъ обратно въ гостинницу! — обратилась она къ швейцару.

— Я хотлъ предложить для мадамъ…

— Ничего мн предлагать не нужно… Прямо въ гостинницу…

— Глаша! Но зайдемъ хоть въ какую-нибудь биргале пива выпить, — началъ Николай Ивановичъ.

— Пива въ гостинниц можете выпить.

И Глафира Семеновна пошла одна впередъ.

— Не туда, мадамъ. Не въ ту сторону… Въ гостинницу направо, — сказалъ швейцаръ.

Она обернулась и перемнила направленіе. Николай Ивановичъ и швейцаръ шли сзади.

— A какое веселое мсто-то я вамъ хотлъ указать, — шепнулъ швейцаръ Николаю Ивановичу. — Тамъ поютъ и играютъ, тамъ можно и поужинать.