Наследница Ильи Муромца

— Никому ни звука. Иначе…

По щелчку два евнуха закатали тело с головой в ковёр и куда-то унесли. Три старухи сноровисто замыли кровь, и пока они трудились, а напуганные обитательницы гарема искали место, где поплакать и спрятаться, мы с Маарифом думали об одном: как бы выжить в этом змеёвнике? Я не сдержалась, и взяла его за руку — рука была холодной, как лёд, но аль-Сафиф ободряюще сжал мои пальцы:

— Жди.

Недалёкая баш-кадын, кажется, даже ничего не заметила, занимаясь Баязидом. Госпожа Вторая показала:

— Сюда. Это Розовый Зал. Здесь никто не бывает, кроме нас, жён Повелителя, и его самого. Сегодня у нас нарушение закона, но это нарушение оправдано и не порочит ничью честь. Идите, а мы — следом.

Так, держась за ручки, как в детском саду, мы с Маарифом, зашли в одуряюще яркую комнату, в которой главным цветом был вовсе не розовый, а золотой. А вот розы были повсюду. Я уже ожидала, что нас встретит ещё и розовый аромат: этот маслянистый запах во дворце Боруха был повсюду — ходил волнами, забирался в ноздри, лип к коже. Но, на моё удивление, в Розовом Зале пахло вовсе не розами.

— Что это? — удивился Маариф. Но я уже всё поняла и узнала: пахло борщом. Обычным русским борщом, пирогами с капустой, кажется, гречневой кашей с подливой и компотом. Как у бабушки в гостях.

— Да проходите, чего встали, гостями будете! — за низким восточным столом, уставленном вполне обычными русскими блюдами, сидела на пуфике русоволосая женщина с пронзительными зелёными глазами.

— Госпожа Третья, — представила её Вторая, и в голосе её прозвучали дружеские нотки.

— Настасья Филипповна, — добавила сидящая за столом, обмакнула капустный пирог размером в небольшой лапоть в растопленное сливочное масло, и закусила сразу половину, перепачкавшись маслом до ушей.

— Бу-фу-фу, — сказала она, гостеприимно маша рукой. И тут она вгляделась в меня и, судорожно прожевав пирог, выпалила:

— Ты?! Поля…

— Тс-с-с! — шикнула я, присаживаясь. Маариф аль-Сафиф и госпожа Вторая посмотрели на нас с некоторым подозрением.

— Что это значит? — спросила Вторая.

— Обозналася я, — скривила гримаску Настасья Филипповна. — Борщ будете?

Борщ мы «были». Точнее, в основном рубал оголодавший Маариф, хотя борщ был и вправду знатный: в белой китайской супнице посреди ярко-красного огненного океана томилась нога ягнёнка, вместо картофеля повар положил янтарную репу, которая, наверное, на вес золота в жаркой Аграбе, как и свёкла, которая тоже была вовсе не малиновой, а кроваво-красной. Цвет борщу придавал красный острый и сладкий перец, непонятного сорта морковь и специи. Вместо ржаного хлеба на блюде лежали пресные лепёшки, чеснок был такой же, как и у нас, только мельче, а к борщу Настасья Филипповна, за неимением свиного сала, потребляла зажаренные до хруста перепелиные крылышки.

Пироги тоже поражали воображение: сочная капустная начинка, коричневая, томлённая с луком несколько часов, буквально разрывала золотистые тестяные бока, обильно смазанные желтком ещё до выпечки, и потому блестящие, будто лакированные. Под тонкой корочкой они таили жаркое, ароматное нутро. В стеклянной вазе лежали не персики и сливы, а обыкновенные яблоки, а в запотевшем с холода кувшине было налито молоко. Ни к чему из этого я не притронулась, как и госпожа Вторая, а вот генерал, Настасья Филипповна и присоединившаяся к ним баш-кадын уплетали за обе щеки. Сделав вид, что хочу подышать воздухом, я отошла к окну — и тут же из тени между углом стены и колонной раздалось еле слышное шипение. Кийну! Мальчишка достал записку и протянул мне.

«Поляница! — писала мне Баба Яга. — В темницах нас не ищи. Лисёнок освободил джинна и беглянок, и теперь беглянок у нас нет, а джинн есть. Жду тебя вместе со старым греховодником и умертвием в месте, где бурдюк разучился летать. Беги быстро, забудьте про Десницу и Клинок, важнее выбраться живой». Я оглянулась — команда ждала меня одну, а мне, похоже, придётся тащить с собой и генерала: здесь его ждёт смерть. Хотя, с другой стороны, ему неплохо и с русской женой султана Боруха…

Ко мне подошла госпожа Вторая.

— Иди вдоль коридора, по правой стене будет дверь, замаскированная под арку, увитую виноградом. Сильно толкни её, и выйдешь в султанскую конюшню. Конюх предупреждён и ждёт с двумя оседланными жеребцами.

— Почему с двумя?

— Сама не догадываешься? Мальчишка сядет у тебя за спиной.

— Почему ты мне помогаешь, госпожа Вторая? — это реально было странно, в таком месте, как это гнездо змей.

— Всё, что огорчает Боруха, радует меня, — ровным голосом произнесла госпожа Вторая. — Я — дочь царя демонов, одна из шести несчастных, на которых женился этот нечестивый. Пятеро моих сестёр погибли с тоски по дому и родным, осталась я одна. Потому беги, возьми с собой этого обжору-солдафона — он прикроет тебя от стрел, и вот ещё…

Она сунула руку в широкий рукав бархатного платья и достала свёрток. Ещё не разворачивая его, я поняла, что держу в руках утраченный Двойной Клинок.

Глава 18. Дверь, увитая виноградной лозой

Оторвать Маарифа аль-Сафифа от Настасьи Филипповны и гаремного борща было делом крайне сложным: у гражданина было два желания — насладиться едой и женщиной. Такой вот простой, незатейливый чувак. А тут всё прямо совпало: пышная дева, гаремная роскошь, еда — сытная и неизвестная… И я, которая тащит его не пойми, куда, но наверняка — на смерть. Потом в Маарифе всё-таки взыграла воинская гордость:

— О гурия моего сердца и пери… ик!.. садов! Я обязательно вернусь к тебе! — он приложил правую руку к сердцу, а левой стырил пирог. Вообще без комплексов человек. Настасья Филипповна корпоративной кражи со стола не заметила, а слова приняла близко к сердцу: зарделась, бедная, глаза прикрыла. Нашла, чему верить! Чёрным глазам, длинным ресницам и бархатному голосу. Дешёвый товар!

Госпожа Вторая выпихнула нас из залы через потайную дверь в коридорчик: был он извилист, длинен, освещался масляными вонючими лампами. Но главное, что он был весь расписан. Я пригляделась, несмотря на торопливость шага: ой, а вот этот кентавр здорово похож ан Алтынбека. Вот летит золотой грифон, а здесь два торговца с острыми крысиными мордами предлагают покупателям рулоны тканей. Мандариновый сад с мертвецом посредине, толпа воров, распивающих вино… Так это же вся наша история! Я попыталась притормозить, чтобы рассмотреть другие картинки, но кийну настойчиво тянул меня за собой и шипел сквозь зубы, как змея.

— Дверь! — Вторая была права: эту дверцу не спутаешь ни с какой другой. Виноград на ней был не нарисован, а выложен драгоценными камнями, лозы — золотыми нитями. Ручка в виде змеи являла собой венец ювелирного искусства. Я протянула к ней руку…

— Ашшш! — вскрикнул кийну и сильно ударил меня по руке. Вместо двери я увидела золотую клетку с сотней змей, чьи глаза горели в полумраке коридора как драгоценные камни.

— Что тебе причудилось… принц? — Маариф с насмешкой глядел на меня.

— Дверь в виноградных лозах.

— Пфф, тут же нарисован клубок змей! — и протянул руку. По которой кийну ударил с гораздо большей силой.

— А, вонючий выродок шелудивой собаки! — заорал Маариф, но увидел, как нарисованные змеи превратились во вполне настоящих, и орать перестал. Правда, и извиняться посчитал ниже своего достоинства.

Кийну помог нам и в третий раз: когда мы практически прошли мимо искомой двери: рисуночек был блеклый, сама дверь — ниже моего роста, так что мне пришлось протискиваться в неё в три погибели, а аль-Сафифу так и вообще на четвереньках.