Наследник имения Редклиф. Том первый
Шрифт:
Мистриссъ Гэнлей была красивая женщина. Maorie находили, что она въ 32 года стала даже лучше, чмъ была смолоду. Ростомъ она была чуть ли не съ брата, и отличалась манерами чрезвычайно изящными. Увидвъ ее въ первый разъ, Гэй былъ пораженъ сходствомъ между нею, Филиппомъ и мистриссъ Эдмонстонъ, но выраженіе рта мистриссъ Гэнлей было крайне непріятно. У нея вообще, въ чертахъ лица, не было той кротости и почти дтской проототы, которыми отличалась мистриссъ Эдмонстонъ, а, рата она хотя и очень напоминала смлымъ, самодовольнымъ видомъ, но то, что шло къ мужчин, вовсе не шло къ женщин ея лтъ.
Пробывъ съ Маргаритой глазъ на глазъ не болекакъ съ четверть часа, Гэй убдился, что сестра иметъ то же свойство, что и братъ — раздражать его своимъ разговоромъ, такъ что онъ съ нетерпніемъ ожидалъ возможности вырваться поскоре изъ ея изящной гостиной. Она въ подробности разспрашивала его о жителяхъ Гольуэля; о Лор и Эмми отозвалась какъ о чемъ-то весьма ничтожномъ; немудрено: она оставила ихъ еще дтьми, когда выходила замужъ, и Гэй
Интересуясь Стэйльгурстомъ во многихъ отношеніихъ, Гэй отправился осматривать его церковь, кладбище и даже завернулъ къ старой жен могильщика, которая служила для него живой лтописью прошлаго. Она разсказывала ему цлый часъ о покойномъ архидіакон, объ умершей миссъ Фанни и о мистер Филипп.
— Нынче времена другія! говорила старушка, покачивая головой: — бывшая миссъ Морвиль и глазъ сюда не кажетъ!
Къ полковнику Гарвуду, какъ къ старому пріятелю своего дда, Гэю пришлось также създить. Смолоду, старикъ покутилъ на свой пай порядкомъ; теперь же онъ сильно остепенился и, не отличаясь никогда особеннымъ умомъ, сдлался подъ старость весьма скучнымъ собесдникомъ. Въ память дружбы его съ ддомъ, Гэй сначала вжливо принялъ приглашеніе навщать его почаще; но когда онъ познакомился съ сыновьями полковника, то убдился, что имъ не сойдтись никогда. Такого рода молодежь была избгаема Гэемъ даже и въ университет. И потому, погруженный въ учебныя занятія и вполн довольный своимъ маленькимъ кружкомъ, поселившимся на ферм Соутъ-Мурь, молодой Mopвиль старался встрчаться какъ можно рже съ Гарвудами; онъ отзывался тмъ, что ему нтъ времени часто здить въ С.-Мильдредъ. А между тмъ, ему отлично жилось въ Соутъ-Мур и онъ своимъ острымъ умомъ и веселымъ характеромъ придавалъ очень много оживленія скромному образу жизни пансіонеровъ мистера Уэльвуда. Самъ онъ часто здилъ въ С.-Мильдредъ къ своимъ кузинамъ, отецъ которыхъ былъ убитъ на дуэли сэръ Гэемъ. Ему хотлось непремнно ввести Гэя въ ихъ домъ, и потому онъ сначала издали завелъ рчь о своемъ ученик, расхваливалъ его во всхъ отношеніяхч, и, наконецъ, въ одинъ прекрасный день, признался сестрамъ, что Гэю очень бы хотлось получить лично ихъ прощеніе.
— Не мшало бы вамъ быть полюбезне съ нимъ, — говорилъ онъ:- и пригласить его пріхать. Я мало встрчалъ въ своей жизни молодыхъ людей, которые были бы достойне его, — заключилъ добрый наставникъ.
Конечно, приглашеніе было немедленно отправлено, и Гей явился съ визитомъ. Об сестры Уэльвудъ были замчательныя личности. Джэнъ, — меньшая, доброе, скромное сущеетво, посвятила всю свою жизнь идеямъ долга и милосердія; Елизавета, — старшая сестра, принадлежила къ тмъ личностямъ, которыя время отъ времени появляются на земл, какъ свтлыя виднія, для облегченія скорбей страждущаго человчества. Для нея дла милосердія не были пустымъ развлеченіемъ женщины, привыкшей вести спокойную жизнь въ довольств; нтъ, она отдавала имъ и время, и силы свои, и средства; бдные получали отъ нея излишекъ отъ доходовъ, а часто и послдній кусокъ хлба; она длила съ ними все, не думая о будущемъ. Елизавета не только учила дтей и навщала несчастныхъ, но она брала сиротъ къ себ на домъ и ходила за больными день и ночь. Повидимому, казалось, что у обихъ сестеръ не могло доставать ни физическихъ силъ, ни матеріальныхъ средствъ для вспомоществованія ближнему, а между тмъ силы ихъ какъ будто росли съ каждой вновь открывающейся нуждой бдныхъ; имъ со всхъ сторонъ лилась какъ бы невидимая номошь. Чмъ ближе Гэй узнавалъ сестеръ, тмъ боле онъ начиналъ уважать ихъ. Эмми и мистриссъ Эдмонстонъ нердко получали отъ него письма, все содержаніе которыхъ заключалось въ разсказахъ о подвигахъ миссъ Уэльвудъ. Личности, подобныя имъ, имютъ свойство возбуждать восторгъ и, съ другой стороны, какую-то озлобленную ненависть въ обществ. Въ С.-Мильдред случилось то же самое. Образовалась партія недовольныхъ, имвшая во глав своей мистриссъ Гэнлей, которая ненавидла старшую миссъ Уэльвудъ за то, что та, въ длахъ филантропіи, обращалась всегда за совтомъ къ кому нибудь изъ священниковъ, а не къ дамамъ благотворительнаго общества. Можетъ быть, тайно она негодовала на нее за то собственно, что миссъ Уэльвудъ имла въ город гораздо боле популярности, чмъ она. Мистриссъ Гэнлей громогласно начала обвинять обихъ сестеръ не за добрыя ихъ дла, конечно, но за оригинальный способъ оказывать ихъ. Она старалась поддлываться подъ тонъ покойнаго своего отца, память котораго очень чтилась сестрами, и, читая имъ нравоученія, она брала на себя роль женщины, боле опытной въ дл, чмъ он; ей и въ голову не приходило обдумать, что будь отецъ ея живъ, онъ не нашелъ бы ровно ничего предосудительнаго въ дйствіяхъ миссъ Уэльвудъ. но слова дочери архидіакона Морвиля имли огромный всъ въ обществ;
многія лица, опираясь на мнніе мистриссъ Гэнлей, примкнули къ партіи недовольныхъ, строго осуждали благотворительную дятельность миссъ Уэльвудъ и подвергали ихъ имена самой грязной клевет.Гэя вс эти выходки бсили до нельзя. Онъ, по разсказамъ мистриссъ Эдмонстонъ и Филиппа, зная достаточно образъ мыслей покойнаго архидіакона, чтобы понять, какъ бы онъ взглянулъ на этотъ вопросъ, и потому онъ не могъ слышать безъ негодыванія, что его родная дочь злоупотребляетъ его именемъ. Главное, что возбуждало въ немъ гнвъ, этой то спокойствіе, съ которымъ люди сытые, окруженные всевозможнымъ комфортомъ, бросали грязью въ двушекъ, высокія нравственныя правила которыхъ были для нихъ недосягаемы. Слушая безпрестанныя сплетни и пересуды о личностяхъ, совершенно честныхъ no своей жизни, Гэй хмурилъ брови, кусалъ губы и, сверкая глазами, позволилъ себ однажды очень коротко, но такъ рзко отвтить, что все общество начало переглядываться, и по уход его замтило, что молодому человку не годится быть дерзкимъ. Мистриссъ Гэнлей положительно струсила его и, боясь разбудить рэдклифскую натуру, какъ она выражалась, начала избгать говорить при немъ о семейств Уэльвудъ. Но страхъ, который Гэй внушилъ Маргарит Гэнлей, способствовалъ къ тому, что она возненавидла его отъ всей души. Во всю свою жизнь она не считала никого, кром Филиппа, достойнымъ стоять выше себя, и потому передъ братомъ она невольно робла. Но, чтобы мальчишка смлъ ее учить и не соглашаться ся ея мнніемъ, этого она простить Гэю не могла!
Отобдавъ однажды у доктора Гэнлей, Гэй быстро собрался уходить, въ восторг, что ему удается убжать отъ литературнаго вечера хозяйки; ему предстояло одно изъ любимыхъ наслажденій, прогулка въ Соутъ-Муръ, при лунномъ свт.
Весело выбжавъ изъ дома Гэнлей, онъ отправился вдоль улицы, насвистывая какую-то арію, какъ вдругъ на углу, какая-то темная фигура выросла передъ нимъ, какъ изъ земли, и знакомый голосъ окликнулъ его.
— Сэръ Гэй! Это вы, если не ошибаюсь; впрочемъ, никому въ свт не удалось бы просвистать такъ правильно шведскую арію, какъ вамъ.
— А-а! дядя! — отвчалъ Гэй. — Вотъ не ожидалъ-то!
Мистеръ Диксонъ захохоталъ, заговорилъ что-то о счастливой встрч, о концерт, о своей жен и дочери, но такъ безтолково и спутанно, что Гэй, подозрвая, что онъ пьянъ, — желалъ только поскоре отъ него отдлаться.
— Гд вы живете? спросилъ онъ, — я завтра навдаюсь къ вамъ.
Дядя опять понесъ какую-то ахинею и, отправившись рядомъ съ Гэемъ, все твердилъ, что онъ простой, откровенный малый, который не любитъ ничего скрывать, и что онъ наврно знаетъ, что Гэй богатъ, какъ Крезъ.
— Если вамъ что нужно, говорите прямо, — возразилъ, наконецъ, Гэй.
Диксонъ началъ разсыпаться въ благодарностяхъ.
— Полноте, я еще ничего вамъ не общалъ, — замтилъ съ легкимъ нетерпніемъ Гэй. — Разскажите обстоятельно, что вамъ нужно, я по крайней мр увижу, въ состояніи ли я для васъ что-нибудь сдлать.
— Какъ! всплеснувъ руками, воскликнулъ артисгъ:- да разв есть вещи, которыя бы наслдникъ Рэдклифа не былъ въ состояніи сдлать?…
— Я вамъ сказалъ, одинъ разъ навсегда, что въ настоящее время у меня въ распоряженіи очень небольшая сумма денегъ. Тсъ! ни слова больше! остановилъ Гэй дядю, ввернувшаго какое-то рзкое замчаніе на счетъ самовластія опекуновъ.
— Какъ это вы переносите? твердилъ неугомонный Диксонъ. — Разв нтъ другаго пути, чтобы достать денегъ? Объявите, что вы желаете занять: да васъ ростовщики будутъ на колняхъ умолять, чтобы вы у нихъ взяли хоть все состояніе, до послдняго фартинга, лишь бы захватить васъ въ свои руки.
— Мн довольно того, что я имю, — холодно сказалъ Гэй.
— Дуракъ же ты посл этого! хотлъ было грянуть дядюшка, но во время удержался.
Все дло объяснилось слдующимъ образомъ. Диксонъ проигралъ такую сумму денегъ, которую, безъ чужой помощи, ему заплатить не было возможности.
— Вс узнаютъ о моемъ позор! восклицалъ онъ въ отчаяніи: — моя репуіація, мое мсто — все погибло!
Гэй молча слушалъ его. Онъ не хотлъ дйствовать по первому влеченію и ршился дома обдумать вопросъ.
— Не знаю, могу ли я васъ выручить, — сказалъ онъ — во всякомъ случа, подумаю. Дайте мн время!
— Время! Но вдь я погибну, пока вы будете раздумывать.
— Я понимаю, что долгъ долженъ быть немедленно заплаченъ, — возразилъ Гэй. — Вашъ адресъ?
Диксонъ назвалъ улицу и No дома.
— Завтра вы отъ меня получите отвтъ. Теперь ничего не могу сказать положительнаго. Прощайте! сказалъ Гэй уходя.
Дорого бы заплатилъ Диксонъ, чтобы угадать мысли племянника, отложившаго свою помощь на завтра; но чувствуя, что Гэй послдняя его надежда, и что онъ рискуетъ потерять ее, онъ молча раскланялся и удалился.
Гэю пришлось строго обдумывать свои дйствія, прежде чмъ ршиться дать значительную денежную помощь дяд. Иногда ему казалось, что полезне было бы послдовать совту Филиппа и прекратить вс сношенія съ Диксономъ. Онъ обращался даже къ опекуну съ этимъ вопросомъ, но мистеръ Эдмонстонъ, со свойственной ему слабостью, не сказалъ ни да, ни нтъ, и Гэю не хотлось ужъ подчиниться лично Филиппу. Не чувствуя особой симпатіи къ дяд, онъ все-таки считалъ безчестнымъ отречься отъ него совершенно, и время отъ времени видлся съ нимъ, но такъ, что мистеръ Эдмонстонъ всегда зналъ о дн ихъ свиданій. Одно, въ чемъ Гэй не могъ оправдать себя вполн въ глазахъ опекуна, это въ поздкахъ своихъ въ Лондонъ.