Наваждение

Меня не позвали къ чаю; мн не принесли чаю въ мою комнату. На другой день мама отдернула свою руку, когда я хотлъ поцловать ее, но я оставался ко всему безучастнымъ; теперь вся моя цль заключалась единственно въ томъ, чтобъ избгать встрчъ съ Ваней.

Я такъ-таки и не объяснился съ нимъ, ни въ чемъ не упрекнулъ его, только весь волшебный міръ, который до сихъ поръ приносилъ онъ съ собою въ мою дтскую жизнь, исчезъ навсегда.

Долго потомъ, цлый годъ, меня преслдовала его жалкая фигура, и я все грустилъ о прежнемъ Ван, о своемъ дорогомъ друг. Но черезъ годъ я съ нимъ помирился, то-есть я забылъ прошлое. Онъ сумлъ какъ-то изгладить во всхъ насъ это воспоминаніе. Конечно, теперь онъ не былъ больше волшебнымъ Ваней, но все-же былъ нашимъ забавникомъ, нашимъ желаннымъ гостемъ. Онъ ужъ поступилъ въ университетъ и совсмъ у насъ поселился, въ комнат наверху.

* * *

Поселясь съ поступленіемъ въ университетъ у насъ, Ваня Рамзаевъ оказался большимъ мастеромъ достигать своихъ цлей: мама видла въ немъ превосходнаго юношу, вдобавокъ еще очень ей полезнаго въ исполненіи разныхъ мелочныхъ порученій. Вс наши домочадцы были отъ него безъ ума, даже Софья Ивановна и Бобелина не распространяли на него своей ненависти. Онъ давалъ уроки дтямъ, и мама ему хорошо платила. Онъ былъ вчно завитымъ, раздушеннымъ франтомъ. Я не разъ встрчалъ его разъзжающимъ на лихачахъ; къ нему являлись франты-товарищи; онъ часто вызжалъ куда-то вечеромъ и возвращался очень поздно.

Потомъ оказалось, что онъ кутитъ и играетъ въ карты, и одинъ разъ мам пришлось заплатить за него довольно крупную сумму его проигрыша.

Наконецъ, случилась одна очень странная исторія: у мамы изъ ея спальни пропалъ брилліантовый фермуаръ и портфель съ деньгами. Сначала было поднялся изъ-за этого большой шумъ, но на слдующій день мама вдругъ всмъ объявила, что ни на кого не иметъ подозрнія и чтобъ объ этомъ дл больше никто не говорилъ у насъ въ дом.

— Да что-жъ, разв брилліанты нашлись? — спрашивали ее.

— Нтъ, не нашлись, но я прошу васъ всхъ оставить это: я никого не подозрваю.

Это было сказано при мн, и я видлъ изъ лица мама, что она совсмъ растеряна и чмъ-то мучится.

Ваня все это время былъ какъ ни въ чемъ ни бывало, больше остальныхъ волновался и стремился разыскивать вещи: предлагалъ даже създить къ оберъ-полиціймейстеру. Но посл словъ мамы вдругъ притихъ и никогда потомъ не заговаривалъ объ этой исторіи.

Меня все это поразило, и главнымъ образомъ поразило то, что мама какъ-то особенно глядла на Ваню и весь этотъ день вздрагивала каждый разъ, когда онъ подходилъ къ ней.

Наконецъ, я не утерплъ и, улучивъ удобную минуту, прибжалъ къ ней, заперъ за собою дверь и сказалъ:

— Мамочка, ради Бога, признайся мн, отчего ты не велишь говорить о пропавшихъ вещахъ и деньгахъ? Послушай, я все понимаю, скажи мн… Если ты хочешь, я никому ни словомъ однимъ не заикнусь, скажи мн: ты думаешь, что укралъ ихъ Ваня?

Мама вздрогнула и поспшно закрыла мн ротъ рукою.

— Молчи, молчи, какъ теб не стыдно выдумывать такіе вздоры! На какомъ основаніи? Разв ты самъ что-нибудь видлъ, знаешь?..

— Я ничего не видлъ и ничего не знаю, я только догадываюсь.

— Такъ, вдь, можно догадываться и ужасно ошибаться. Если ты любишь меня, то прошу тебя выбросить все это изъ головы… Понимаешь-ли ты, что такое значитъ обвинить человка въ такой вещи? Можно обвинять только тогда, когда видлъ своими глазами. А ты вдругъ обвинишь, вдругъ теб покажется, и потомъ выйдетъ, что ты обманулся; что-жъ тогда будетъ? Какой ты страшный грхъ возьмешь себ на душу; Боже мой! Да если такое подозрніе приходитъ въ голову, такъ это наказаніе; отъ этого подозрнія нужно отдаляться. Ахъ, Andr'e, ради Бога не думай, что я подозрваю Ваню. Если-бы даже я подозрвала, то мн было-бы стыдно за свое подозрніе…

— Мама, но что-жъ длать, если есть подозрніе? Что-жъ длать, если вотъ явилось такое убжденіе? Послушай, я наблюдалъ за нимъ, знаешь, можетъ быть, ты не замтила, вдь, онъ какъ-то теперь не глядитъ теб въ глаза, какъ будто не сметъ взглянуть, — замтила-ли ты это?

Мама вздохнула и поспшно прошептала:

— А ты разв замтилъ?

— Да, я замтилъ, я теперь невольно за нимъ наблюдаю.

— Ахъ, оставь это, оставь это, мой милый! Если-бы даже… если-бы даже это было… такъ я не хочу ничего знать, мн не нужно доказательствъ, это было-бы такъ ужасно!..

Она отвернулась отъ меня, быстро прошлась по комнат и затмъ опять, подойдя ко мн, прижала къ себ и проговорила:

— Умоляю тебя, ради меня, молчи обо всемъ этомъ и никогда никому не говори ни слова.

— Если ты хочешь, хорошо, — отвтилъ я и вышелъ отъ нея.

Но все-же я не могъ выпустить Ваню изъ вида и все наблюдалъ за нимъ. И я видлъ потомъ, въ теченіе нсколькихъ недль, какъ онъ избгалъ взглядовъ мамы, какъ онъ жался все въ ея присутствіи, хоть и глядлъ на всхъ самымъ веселымъ, даже черезчуръ веселымъ взглядомъ.

* * *

Дло было къ лту. Чрезъ мсяцъ по окончаніи экзаменовъ онъ ухалъ въ деревню къ своей матери, а затмъ перебрался почему-то въ петербургскій университетъ и ужъ къ намъ не показывался.

Я снова съ нимъ встртился въ Петербург по окончаніи курса.

Конечно, я самъ его не разыскивалъ и не желалъ возобновленія нашихъ сношеній; но онъ ко мн явился какъ къ старому другу, съ пламенными объятіями, съ восторженными фразами о томъ, какъ онъ радъ, что у него теперь будетъ близкій человкъ въ Петербург. Онъ сразу заговорилъ меня, не умолкая, разсказывалъ мн о своей жизни, о томъ, какъ онъ служитъ, какія у него благородныя побужденія, какъ онъ борется со зломъ, какъ его ненавидятъ дрянные людишки и всюду стараются подставить ему ногу, но какъ онъ не унываетъ и идетъ впередъ, къ достиженію высокой цли: занять видное положеніе въ служебномъ мір и пользоваться этимъ положеніемъ для блага отечества.

Я совершенно одурлъ отъ этой трескотни и былъ очень радъ, когда онъ, наконецъ, выложилъ все предо мною и удалился. Я думалъ теперь о томъ, что поставленъ въ затруднительное положеніе. Что мн длать? Продолжать съ нимъ сношенія мн не хотлось, а съ другой стороны я отлично понималъ, что отдлаться отъ него мн будетъ весьма трудно. Къ тому-же я связанъ былъ даннымъ мною мам общаніемъ никогда и никому не разсказывать прошлаго и остерегаться вредить ему.

«Я вовсе не требую, — говорила мн мама предъ моимъ отъздомъ въ Петербургъ. — чтобы ты былъ его другомъ, чтобы ты искалъ съ нимъ сближенія; не если ты съ нимъ встртишься, если онъ начнетъ бывать у тебя, то не отвертывался отъ него, не оскорбляй его. Во всякомъ случа, если то и было (а она отлично знала, что „то“ дйствительно было — потомъ явились этому сильныя доказательства), если даже то и было, то, вдь, онъ могъ съ тхъ поръ совершенно измниться, могъ раскаяться и загладить свою вину. А не согршишь — не спасешься!»

И вотъ я постарался побдить въ себ отвращеніе, которое къ нему невольно чувствовалъ, постарался проникнуться взглядомъ мамы и смотрть на него какъ на человка, спасшагося раскаяніемъ.

Я возвратилъ ему визитъ и засталъ его въ очень комфортабельной обстановк. Онъ дйствительно прекрасно устроился въ служб, искусно обдлывалъ свои длишки и жилъ припваючи. Онъ, повидимому, обрадовался моему посщенію и затмъ сталъ ко мн весьма часто являться; постоянно старался о томъ, чтобы веселить меня, расширять кругъ моихъ знакомствъ; чуть не насильно возилъ меня къ своимъ знакомымъ и каждый разъ обстоятельно разсказывалъ мн какимъ образомъ и чмъ эти люди могутъ мн пригодиться въ жизни.