Наваждение

Затмъ у него было весьма практичное правило: никогда не вести интригу слишкомъ долго, иначе опять-таки все это грозило спокойствію. Онъ обыкновенно уходилъ во время и тутъ оказывалъ даже нкоторыя особенныя способности: онъ постоянно все умлъ устроить такъ, что оставался въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ и со своею прежнею возлюбленной, съ ея мужемъ.

Что же касается до его службы, то и она шла необыкновенно удачно: за скромность и добродушіе начальники его любили; товарищи видли въ немъ добраго и щедраго человка, къ которому, въ случа нужды, всегда можно было обратиться, не ожидая отказа; подчиненнымъ нравилось его неизмнно ласковое обращеніе. И ровно ничего не понимая въ своемъ дл, ни разу не принявъ участія ни въ какой кампаніи, можетъ быть, дйствительно не зная какъ пахнетъ порохъ, онъ дослужился до генерала лтъ въ сорокъ пять, имлъ многочисленные знаки отличія и со спокойнымъ сердцемъ вышелъ въ отставку для того чтобъ отдохнуть, какъ онъ выражался.

Со времени отставки еще тише, еще безмятежне потекла жизнь его. Если еще прежде, на служб, кто-нибудь и могъ ему завидовать, если въ обществ кто-нибудь и могъ ревновать къ нему, теперь для этого совсмъ не представлялось возможности: онъ былъ въ отставк, онъ былъ пожилымъ человкомъ. Онъ не заглядывался больше на чужихъ женъ, довольствовался какою-то таинственною особой, которой нанялъ квартиру на Пескахъ, и къ которой, втихомолку, здилъ въ карет съ опущенными шторами.

Но видно не суждено было генералу безмятежно докончить свою жизнь; видно за все то безоблачное счастье и спокойствіе, которымъ онъ постоянно пользовался, нужно было заплатить дорогою цной. Онъ, вчно благоразумный и спокойный, умвшій во время удаляться отъ непріятностей, умвшій сдерживать біеніе своего сердца одною мыслью о томъ, что біеніе можетъ повредить его здоровью, онъ вдругъ попалъ въ страшную драму, которая сначала показалась ему счастіемъ и свтомъ.

IX

Я не моту понять какимъ образомъ Зина такъ сдлала, что несмотря на частыя и продолжительныя наши свиданія, на нашу близость, я все еще никакъ не ршался прямо говорить съ ней. Но, конечно, она ужъ отлично все понимала и знала наврное теперь, что я въ ея рукахъ, что она можетъ длать со мной все что угодно.

И вотъ, мало-по-малу, начала она прежнюю игру. Она начала ее съ прежними уловками: она продолжала выражать мн необыкновенную нжность, умла каждый разъ довести меня почти до признанія, и тутъ непремнно являлось какъ будто само собою такое обстоятельство, которое длало это признаніе невозможнымъ. Я съ каждымъ днемъ все больше погружался въ этотъ старый мракъ и терялъ власть надъ собою…

Бывали минуты, когда я хотлъ остановиться: тогда я запирался у себя, жадно принимался за работу, не выходилъ дня два изъ комнаты. Но къ вечеру второго дня всегда являлась или записка отъ Зины, или ока сама. Она приходила какъ нжный другъ, какъ любящая сестра, съ участіемъ освдомлялась что со мною и увлекала меня. Я шелъ за ней безъ силы и безъ воли. Она заставляла меня появляться въ своемъ обществ, зная до чего мн не по душ это общество. И тутъ каждый день было новое. Иной разъ ей почему-то нужно было показывать мн предпочтеніе предъ всми, она нисколько не стсняясь тмъ, что вс это замчаютъ, оставляла всхъ, занималась исключительно мною. Другой разъ я какъ будто не существовалъ для нея.

Наконецъ я ршился было выдержать, не показывался ей два дня и оставилъ безъ отвта даже ея записку. Я ршилъ, что если она сама прідетъ за мною, то все-таки-же я отговорюсь занятіями и не пойду къ ней.

Она, конечно, явилась, явилась такая взволнованная, обиженная, съ упреками.

— Если ты хочешь совсмъ разойтись со мною, — сказала она:- такъ объяви мн это прямо, а такъ невозможно! Понимаешь-ли, что ты здсь одинъ у меня другъ, и что я не могу безъ тебя быть! Неужели ты не видишь, что ничего общаго нтъ у меня съ этими людьми? Я выношу ихъ присутствіе потому, что такъ нужно, потому, что этого не избгнешь; но, вдь, должна-же я отдыхать, а отдыхаю я только съ тобою…

— Я не знаю, зачмъ ты мн говоришь это, — отвтилъ я:- въ послдній разъ я очень хорошо замтилъ, что теб вовсе не нужно моего присутствія, ты даже забыла обо мн.

— Ахъ, Боже мой, прежній мнительный характеръ!.. Да перестань-же, Andr'e, что за вздоръ такой выдумывать разныя несообразности! Послушай, если завтра такая-же будетъ хорошая погода, мы намрены устроить поздку въ Петергофъ, провести тамъ цлый день. Теперь ужъ начали ходить пароходы, подемъ на пароход, подышемъ весеннимъ воздухомъ, а то, вдь, здсь задохнуться можно, пообдаемъ тамъ гд-нибудь, можетъ быть хорошо проведемъ день. Но, вдь, я могу хорошо провести день только, если ты будешь съ нами…

Снова обезсиленный, я забылъ свое ршеніе и далъ ей слово пріхать на слдующее утро къ пароходной пристани. День удался; было тепло и ясно. Все Зинино общество собралось уже на палуб парохода, когда я пріхалъ. Тутъ былъ, конечно, и генералъ, и Рамзаевъ, и Александра Александровна съ мужемъ, и оба братца.

Только что вошелъ я на палубу, какъ Зина встала со своего мста и подошла ко мн съ протянутыми руками.

— Ну, вотъ, спасибо, спасибо, а я ужъ думала, что ты обманешь. Какъ хорошо сегодня! Я такъ рада вырваться изъ города: мы отлично проведемъ день!

Со всхъ сторонъ ко мн протянулись руки, вс мн улыбались, выражали неестественную радость по поводу того, что въ такую погоду я ршился оторваться отъ занятій и подышать воздухомъ. И тутъ-же я замтилъ, какъ вс они переглянулись между собою и подмигнули другъ другу. Я по обыкновенію не сталъ съ ними распространяться и сейчасъ-же забылъ про нихъ; я замтилъ только, что на генерал новое съ иголочки платье и удивительно расчесанныя бакенбарды; а на Александр Александровн какая-то яркая шляпка, чуть-ли не съ цлой птицей на макушк. Черезъ минуту мы вс услись. Рамзаевъ передавалъ сплетни изъ министерства генералу и Александр Александровн. Коко подслъ было къ Зин, но та ловко сумла сейчасъ-же отогнать его, и онъ присоединился къ своему брату и мужу Александры Александровны.

Пароходъ тронулся; поднялся втерокъ.

— Пойдемъ въ каюту, — шепнула мн Зина.

Мы сошли внизъ.

Въ дамской кают никого не было. Зина прошла туда, пропустила меня и задвинула за собою дверцу.

Пароходъ покачивало; въ открытое круглое окошечко по временамъ плескала вода. Зина встала на колни на диванъ и заперла окошко.

— Поди сюда, — сказала она мн: — посмотри, сколько на стекл надписей.

Я подошелъ. Она обняла меня одной рукой за шею и стала читать надписи.

Это были разныя имена и числа, вырзанныя на стекл.

— Давай придумывать, когда и при какихъ обстоятельствахъ все это было написано, — сказала Зина:- разсказывай мн!

Я сталъ разсказывать. Тутъ были разныя исторіи и, конечно, все любовныя. Тутъ были только что выпущенныя на свтъ Божій институтки и пансіонерки, пажики, правовдики, лицеисты, обманутые мужья и жены, старые опытные ловеласы, наивная невинность, робко входящая въ дверь познанія добра и зла, расчетливый цинизмъ, скрывающійся подъ маской невинности. Я фантазировалъ на разныя темы. Зина слушала внимательно, все сильне прижимая плечо мое своею рукою и не спуская съ меня глазъ. Потомъ все также внимательно слушая, она сняла свое брилліантовое кольцо и начертила: «А» и «З» и «29 апрля».

— Ну, а тутъ какая исторія? — сказала она мн, снова надвая кольцо на палецъ:- что значитъ это: 29 апрля и А и З?

— На это я не могу отвчать, тутъ моя фантазія мн совсмъ измняетъ. Я знаю только, что это какая-то особенная исторія…

— И непремнно опять страшная, — перебила меня Зина съ громкимъ смхомъ:- ахъ Andr'e, Andr'e… А я именно хочу, чтобы ты разсказалъ мн эту исторію. Ну, разсказывай, разсказывай!..

Она порывисто приблизила ко мн свое лицо и крпко меня поцловала.