Назови меня по имени

Анна Сергеевна одёрнула жакет и быстрым шагом направилась к двери.

– С вами беседовать бесполезно. На следующем вашем уроке в моём классе я буду присутствовать лично, – сказала она и вышла из кабинета.

Так Анна Сергеевна попала на занятие, на котором дети писали сочинение по произведениям Джерома Дэвида Сэлинджера. Ещё одного автора, не входящего в программу, утверждённую Министерством образования.

Горячева вошла в аудиторию через десять минут после звонка и позволила ученикам не вставать. Одета Анна Сергеевна была в элегантный брючный костюм тёмно-вишнёвого цвета.

Она остановилась возле доски и долго читала темы сочинения. Наконец обернулась к Маше.

– Вы точно уверены, что этого писателя проходят в школе?

– Именно эту книжку мальчики получили в подарок на Двадцать третье февраля, – парировала Маша. – Я попросила ребят прочитать её к сегодняшнему дню.

И сделала приглашающий жест:

– Милости прошу! Ваше место на задней парте.

Со стороны галёрки послышалась возня и тихие разговоры.

– Прекратить обсуждения! – сказала Маша громче и жёстче, чем обычно. – За подсказку минус балл!

Анна Сергеевна только хмыкнула в ответ.

За перепалкой исподтишка следило двадцать пять пар заинтересованных глаз. Анна Сергеевна медленно прошла между рядами. Одиннадцатиклассники работали – или делали вид, что работают. Кто-то изогнулся, перекосив одно плечо, кто-то, наоборот, напряжённо выпрямил спину, а Прудникова – та вообще сидела, подперев щёку кулаком, и глазела в окно.

Когда приближалась классная, дети внутренне собирались и отрывали глаза от тетрадей. Взгляды детей скользили по одному и тому же отрезку: наверх, к лицу Анны Сергеевны, потом в сторону учительского стола, где сидела Маша.

Тёмно-вишнёвое облако качнулось за спиной Красневского. Оно висело там дольше, чем над остальными учениками. Наконец Анна Сергеевна величественно протянула руку с новым маникюром к Данилиной тетради.

– Перед «что» запятая, – сказала она. – У «ё» поставь точечки. А вот здесь не мягкий знак, а твёрдый. Да? Ты это и имел в виду? Тогда сделай ему хвостик почётче.

И как ни в чём не бывало повернулась к следующему ученику. Следующей оказалась Катя Бояринова.

Почувствовав приближение Анны Сергеевны, Катя положила ладони поверх строчек и полностью заслонила от учительницы исписанный круглым почерком тетрадный разворот.

– Бояринова, в чём дело? – Анна Сергеевна нетерпеливо ткнула ученицу в плечо.

Ответа не последовало. Слышно было только, как шуршала бумага, как покашливал Козырев.

– Бояринова, я к тебе обращаюсь. Убери руки!

Горячева, привыкшая всегда добиваться своего, нетерпеливо стучала костяшками пальцев о Катину парту. Теперь уже все ученики в классе повернулись в сторону Кати. Пауза длилась секунд десять.

– Анна Сергеевна, – сказала Катя бесцветным голосом, – простите. Я не могу писать, когда кто-то стоит за спиной.

– Что-о? – Горячева была вне себя от возмущения. – Я тебе не «кто-то»! Я – твой классный руководитель!

Но Катя так и сидела, закутавшись в волосы, с руками, лежащими поверх тетради. Пауза длилась и длилась, и Горячевой ничего не оставалось, кроме как перейти к следующей парте.

– Бояринова, это моё последнее предупреждение! – громко сказала Анна Сергеевна. – Чтоб завтра же пришла в школу причёсанная как следует.

Зажав под мышкой Катин дневник, Горячева решительным шагом двинулась вдоль рядов. Алёшу Девятова она обошла стороной.

Движения Анны Сергеевны какое-то время были резкими, дыхание – учащённым. Чувствовалось, что местная тихоня вывела её из себя. Но мало-помалу опытная учительница успокаивалась. Каждый раз, переходя от парты к парте, Анна Сергеевна молча поглядывала в Машину сторону – и на лицо классной возвращались привычная уверенность и спокойствие.

За весь урок она так ни разу и не присела. Всё ходила вдоль рядов и смотрела детям в тетради. Перед самым звонком Горячева снова подошла к Даниле, попросила его пролистнуть один лист назад и, убедившись, что в работе нет ошибок, удовлетворённо кивнула и подняла на Машу взгляд, полный тихого торжества.

Глава 15

Праздничные мероприятия, посвящённые Восьмому марта, начальство решило провести в субботу, седьмого числа. У Маши по субботам уроки в расписании не стояли. Для неё это был методический день, и потому считалось, что на работе она появляться не обязана. И всё-таки ей пришлось приехать: на официальной церемонии праздника присутствовать должны были все члены коллектива.

Сегодня Маша не оставила автомобиль возле «Бабушкинской», а доехала на нём до школы. Рядом с трансформаторной будкой, испещрённой надписями, образовалось свободное место; туда Маша и воткнула свою «тойоту».

До праздничного концерта оставалось ещё часа три, и Маша решила отсидеться в своём кабинете. На лестнице ей встретилась Карина Васильевна с огромной корзиной роз, в окружении радостных восьмиклассниц.

На рабочем столе в кабинете русского языка Маша разложила тетради одиннадцатиклассников с работами по Сэлинджеру.

«Для того чтобы добиться права на самостоятельную жизнь и заниматься любимым делом, нужно не сбегать из дома и не рассуждать об утках, которые плавают на каком-то там пруду. Нужно пристально наблюдать за правилами, которые диктует общество. Нужно изучать эти правила, чтобы в один прекрасный день включить мозг и выйти из-под их власти».

Это было сочинение Красневского. Маша усмехнулась и, отчеркнув последнее предложение красной чертой, вывела: «4». Ни синтаксических, ни стилистических ошибок в тексте не было. Все запятые, благодаря вмешательству Анны Сергеевны, стояли на месте, но содержание текста, его основная идея и цинизм, с которым Красневский проговаривал собственные мысли, вызывали у Маши омерзение. Красневский написал, что Сэлинджер «заискивал перед молодыми читателями» и «планировал расширить целевую аудиторию за счёт маргинального элемента», что автор «плохо владеет техникой нарратива», а его книга «учит любоваться собственной слабостью». Оценка была пристрастной, Маша хорошо это понимала, как понимала и то, что дальше так продолжаться не может. Она решила для себя: выставленная за сочинение четвёрка будет её заключительным ходом. Бороться с учеником не имело смысла.

Раздался стук, и Маша вздрогнула от неожиданности. В дверном проёме появилась Катя Бояринова.

– Мария Александровна! А вы не подскажете… Анна Сергеевна – где?

Девушка запыхалась; Маша не успела даже рот открыть, как Бояринова, прикусив губу, хлопнула дверью и бросилась дальше по коридору.

– Катя! – Маша бросилась в коридор. – Катя, вернись!

Она догнала ученицу на лестнице.

– Быстро говори, – Маша держала её за рукав, – что-то случилось?

Катин взгляд метался вверх и вниз вдоль лестничных пролётов.