Назови меня по имени
Шрифт:
– Анна Сергеевна… Она сказала, по всем вопросам нужно обращаться только к ней.
– Ваша классная занята с гостями из районо. – Маша взяла ученицу за плечи. – Говори мне, я свободна. Пойдём обратно в кабинет.
Дальнейшее произошло с кинематографической быстротой. Кате хватило нескольких фраз, чтобы Маша осознала весь кошмар происходящего. Девочка ещё не закончила говорить, а Маша уже торопливо застёгивала свою сумку.
– Данила поклялся доказать ребятам, что Девятов гей, – лепетала Бояринова. – Данила сделал левый аккаунт ВКонтакте и написал Девятову, будто режиссёр мультфильма приглашает его
Её лицо передёрнулось, девочка заплакала.
– Умница! Молодец, что рассказала! – крикнула Маша и схватила ключ от кабинета. – Где моя машина стоит, знаешь? За трансформаторной будкой, крайняя справа. «Тойота» бирюзовая, двуцветная, с серым бампером. Беги туда, а я в гардероб за пальто. Куда ехать?
– К Панораме… Десять минут осталось, мы не успеем!
– Успеем.
Не было времени аккуратно сложить вещи; в кабинете на столе остался Машин обычный рабочий беспорядок. Пальто пришлось надевать на ходу, рука никак не попадала в рукав. Платок и перчатки снова остались на полочке в раздевалке для учителей.
Катя уже нарезaла круги возле «тойоты»; от волнения она не могла стоять на одном месте. Щёлкнула сигнализация, Маша села на водительское сиденье.
– Пристегнись!
Заработали дворники, смахнули с лобового стекла несколько случайных капель и мятый прошлогодний лист. Из-под пластин воздушных заслонок в салон поплыл тёплый воздух.
– А ты человек, Бояринова, – сказала Маша.
Она переключила заднюю передачу и выкатила «тойоту» в проезд между домами.
– Я не человек, а предатель. – Тонкими пальцами девушка нервно обхватила шею. На носу у неё блестели капельки пота. – Предатель и стукач.
– Угу, – промычала Маша и, вместо того чтобы пропустить какого-то старичка, медленно бредущего по двору, нетерпеливо нажала на гудок. – Ты у нас Иуда, а Красневский – Иисус Христос, так, что ли?
– Так и будет, – сказала Катя. – Вот увидите.
– Ой, девочка… – Маша выехала из двора. – Ты сама-то веришь в то, что говоришь?
– Да вы не понимаете! Данила был мне другом… Я должна была его поддержать!
– Поддержать подлеца? – Маша еле успела притормозить перед пешеходным переходом.
Катя опустила глаза. Она молча смотрела на собственные руки, бессильно лежащие на коленях.
Казалось, на Кутузовский единовременно выехало несколько сотен сонных водителей. Никто не превышал скорость, все честно останавливались перед светофорами. Маша сигналила, миганием фар сгоняла с пути неповоротливые внедорожники и получала в спину ответное возмущённое гудение.
Катя молчала. Сцепив зубы, Маша попыталась протиснуться между «Джипом Чероки» и чёрным, до блеска навощённым «мерседесом» с жёлтыми номерами. Ни тот ни другой не собирались её пропускать.
– Девочка моя, у нас мало времени, – говорила Маша. – И эта чёртова дорога… да куда ты лезешь, баран!.. Но если я прямо сейчас, сию же минуту, не объясню тебе, Катя, одну важную вещь…
Маша наконец вклинилась перед джипом и выдохнула. Повернула в положенном месте.
За окном уже виднелся комплекс «Бородинская битва».– Знаешь, как у старых растений обрезают больные листья?
Катя подняла недоумённый взгляд.
– Спрашиваю: видела, как работает садовник? – повторила Маша.
Искать парковку на проспекте было некогда, и они остановились, где пришлось. Любая заминка отнимала время.
– Садовник отсекает у цветов уродливые листья, – быстро говорила Маша испуганной ученице. – Садовник – это совесть.
Катя неуверенно кивнула головой.
– Больной лист нужно отсечь. – Маша вынула из замка ключи зажигания и застегнула пальто. – Иначе ты не сможешь дальше жить. Поняла?
– Вы считаете, это не предательство? – спросила Катя. – А что это тогда?
– Это выбор! – крикнула Маша и выскочила из салона.
Хлопнула дверь. Бояринова замешкалась.
– Может, я подожду вас? Машину покараулю.
– Ну что мне с тобой делать?! – Маша готова была схватить девчонку за воротник и трясти, пока та не придёт в себя. – Решила бороться – так стой же до конца!
Катя неуверенно выбралась наружу. Пассажирская дверь закрылась со слабым хлопком. Щёлкнула сигнализация.
В сквере возле музейного комплекса «Бородинская битва» в выходной день было людно, и всё же группу школьников Маша заметила издалека. Возле лавочки, напротив конного памятника Кутузову, собралось человек десять или двенадцать. С большого расстояния нельзя было понять, что именно там происходит, но чем быстрее Маша приближалась, тем отчётливее видела спины своих учеников, окруживших скамейку плотным кольцом.
Козырев… Михайлов… Все в сборе, усмехнулась она. Правда, Красневского среди них Маша пока различить не могла, зато отметила яркое сиреневое пятно на переднем плане. Значит, Прудникова тоже здесь, расстроенно подумала Маша. Прудникова, Катина подружка. Маша оглянулась: Катя Бояринова бежала рядом. Девушка близоруко щурилась, пытаясь рассмотреть фигуры одноклассников. Из-под серой кашемировой кепки по мокрым щекам спускались тёмные волнистые пряди.
Со стороны скамейки послышались улюлюканье и смех. Маша схватила Катю за плечо.
– Отдышись! К ним нужно подойти, а не подбежать, – сказала она.
Нащупала в сумке телефонную трубку.
– Твой телефон пишет видео?
Катя кивнула.
– Доставай.
Их приближение пока ещё никто не заметил.
– Я встречаюсь с режиссёром! – послышался Алёшин голос. – Отвалите все!
– С любовником ты встречаешься! – крикнул Козырев. – Голубая луна!
Раздался смех.
– Поцелуй меня в задницу, Девятов!
Алёша сидел на скамейке в неуклюжей позе. Было понятно, что его усадили туда насильно. Двумя пальцами он протирал залепленные снегом стёкла очков.
Маша шагнула вперёд и прикоснулась к чьему-то плечу.
Михайлов резко обернулся, и его желтоватые глаза встретились с Машиными.
– Шухер! – заорал он. – Иртышова!
Ребята расступились, Алёша поднялся со скамейки и нацепил очки.
– Ой, Мария Александровна! – затараторила Прудникова. – А мы на экскурсию собрались…
– В музей… – послышалось со всех сторон.
– Хватит врать! – Машин голос звучал хрипло. – Мы сняли видео, и смотреть его мы будем вместе с директором.