Не бери в голову. 100 фактов о том, как подсознание влияет на наши решения
Шрифт:
Мы недооцениваем влияние других людей на наше поведение и убеждены, что совершаем все поступки по собственному желанию. Улыбнувшись, выбрав бутылку воды или объявив кому-то, что скучное задание будет интересным, мы сами начинаем верить, что счастливы, что нам нравится эта вода или что задание было увлекательным.
И наконец, отношение, о котором мы делаем вывод исходя из нашего поведения, определяет наше будущее поведение. Как только мы подчиняемся таким малозначимым просьбам, как подписание петиции или ношение значка в знак поддержки, мы уже склонны соглашаться и с более серьезными вопросами [77] .
77
Техника «нога в дверях» («Нога в дверях» («foot-in-the-door») – психологическая техника усиления уступчивости, когда сначала человека просят о небольшом одолжении, а затем предъявляют более значительную
Итак, мы поступаем так же, как другие, полагаем, что хотим делать то, что делаем, и наши представления о том, чего мы хотим, меняют наши поступки. Мы становимся такими же, как люди вокруг нас, и начинаем разделять их вкусы, суждения и предпочтения. Человеческая жизнь социальна, и наш мозг устроен таким образом, чтобы этому соответствовать.
Обе части мозга, как и одну, легко обмануть и заставить поверить, что они знают, что делают
Мы не ощущаем того, что наш мозг разделен на две половины. Левая часть контролирует правую руку, получает образы от правой стороны зрительного поля и конструирует предложения. А правая часть контролирует левую руку и получает образы от левой стороны зрительного поля. Две половинки мозга взаимодействуют главным образом с помощью соединяющих нервных пучков, называемых мозолистым телом (corpus callosum).
Некоторым пациентам с тяжелой формой эпилепсии, которую нельзя лечить медикаментозно, перерезают мозолистое тело, что приносит им облегчение. Эти пациенты позволяют нам получить впечатляющий взгляд на то, как наш мозг конструирует свой мир [78] . Когда пациенты просыпаются после операции, они не чувствуют, будто у них есть два независимых мозга. Их самоощущение не претерпевает фундаментальных изменений. Однако появляется возможность взаимодействия с одной частью их мозга без участия второй части.
78
[43, 73].
В одном эксперименте исследователи показывали пациенту с расщепленным мозгом две картинки. В правой половине его зрительного поля (левой части мозга) он видел куриную лапку. В левой половине зрительного поля (правой части мозга) он видел заснеженный пейзаж. Исследователи просили его выбрать картинку, соответствующую тому, что он видел. Правой рукой (левой частью мозга) он выбрал курицу, а левой рукой (правой частью мозга) – лопату.
После этого ученые попросили пациента объяснить свой выбор. Вспомним, что левая часть мозга отвечает за конструкцию предложений. Итак, ему было несложно объяснить, что он выбрал курицу, поскольку она соответствовала куриной лапке.
А что касается лопаты? Левосторонняя часть мозга видела только куриную лапу. Теперь она знает, что левая рука выбрала лопату. Если разумный мозг принимает решение или имеет прямой доступ к принимающему решение, то для левого мозга это останется загадкой. Но если сознательный мозг не делает ничего подобного, а только судит об уже принятом решении, тогда будет по-другому. Ему просто нужно выяснить, в чем состоит соответствие, а затем воспринять решение как свое собственное. Пациент так ничего и не узнает, потому что чего-либо необычного не произойдет и он не ощутит, что две части его мозга расщеплены.
Пациент так ответит экспериментатору: «О, это просто. Куриная лапка идет с курицей, поэтому нужна лопата, чтобы чистить курятник». Его ответ кажется нам очень странным. Как можно не понимать, что он сам не знает, зачем выбрал лопату? Но именно так мы все и поступаем. Бессознательный мозг принимает решение. Сознательный – подтасовывает причины для этого решения. И мы никогда не замечаем, что эти причины представляют собой лишь наш вымысел, но таким образом мы сохраняем ощущение целостного «я».
Мы способны видеть, не осознавая увиденное, но объяснить увиденное мы можем только с помощью сознания
Есть одно странное состояние, известное как слепозрение {25} , которое дает нам возможность увидеть [79] то, каким было бы зрение, минуй оно сознание [80] . У людей со слепозрением повреждена часть зрительного поля мозга. В результате пациенты в основном слепы в большей части зрительного поля. Поначалу это расстройство было загадкой для ученых, но когда они изучали зрение обезьян с тем же повреждением в этой области
мозга, то обнаружили, что животные не потеряли зрение. Правда, у обезьяны не получится спросить, не ослепла ли она, – вы можете только отмечать движение ее зрачков. Способна ли она фиксировать предметы? Да, способна.25
Слепозрение – известный, хотя и малообъяснимый феномен, при котором люди с поврежденной первичной зрительной (стриарной) корой головного мозга оказываются способны определить положение предметов в пространстве, хотя и не видят их при этом непосредственно. По некоторым данным, у них задействован принципиально иной вид зрения, который поддерживается другими цепями в мозгу, обходящими поврежденную первичную зрительную кору.
79
Прошу прощения за каламбур.
80
[166].
После этого ученые стали исследовать людей с этим недугом так же, как оценивали обезьян. Эти пациенты не могли делать все, что делают полностью зрячие люди, и никто и не ожидал другого: их зрительная система была серьезно повреждена. Однако они могли указывать на предметы, не осознавая, что видят их, могли брать предметы, протягивая руки в нужном направлении, прежде чем взять их, даже не осознавая, где находится предмет. Они могли «угадывать», в каком направлении движется объект, и были способны отправлять предмет в отверстие в правильном направлении. Они даже могли реагировать на сигналы: ориентироваться на стрелки, которые, как им казалось, не осознавали.
Если я вижу, что вы делаете нечто подобное, то буду считать, что вы знаете, что делаете. Вы должны знать, что берете в руки предмет или указываете на него. Вы видите стрелки, воспринимаете символы и переключаете свое внимание на появление объекта.
Пациенты, о которых идет речь, были слепыми: их бессознательный мозг получал визуальную информацию, в соответствии с которой мог действовать, но сознательный мозг этой информации не получал. Люди со слепозрением не могут считать, что они умышленно указывают на объект, – они только могут думать, что угадывают его местоположение.
Это именно то, что всегда делает наш сознательный мозг: он угадывает, что думает бессознательная часть. Однако в отличие от людей со слепозрением у нас достаточно информации от наших органов чувств, и наши догадки обычно бывают верны, поэтому у нас возникает ощущение, будто мы хорошо знаем, почему делаем то, что делаем.
Мы воспринимаем собственные убеждения таким же способом, что и убеждения других людей
Описывая людей с аутизмом, профессор Кембриджского университета Барон-Коэн отмечает, что они отличаются «психической слепотой» [81] . У них есть трудности с интерпретацией человеческого поведения, с которыми большинство из нас справляются автоматически. Он показал это в эксперименте с двумя куклами, теперь ставшем классическим [82] . Одну из кукол звали Салли, а другую – Энни. У Салли есть шарик, который она кладет в корзинку. Затем она уходит из комнаты, а в ее отсутствие Энни вынимает этот шарик из корзинки и кладет в коробку. Салли возвращается. Где она будет искать свой шарик? Большинство детей старше трех-четырех лет [83] способны понять, что Салли будет искать шарик в корзинке, где оставила его. Если у вас есть возможность, проведите такой эксперимент сами. Однако намного более взрослые дети с аутизмом не проходят этот тест. Они знают, что Энни переложила шарик в коробку, и полагают, что Салли тоже должна искать его именно там. Они неспособны понять, что у Салли могла сложиться ложная уверенность (или по крайней мере могла бы, не будь она куклой) в том, что шарик в корзинке.
81
[13].
82
[14].
83
Последние исследования дают основания предполагать, что дети могут понимать, что на уме у других людей, гораздо раньше, но по понятным причинам не способны это вербализировать [148].
Важно отметить, что, «правильно» отвечая на вопрос о шарике Салли, мы исходим из того, что она ничем не отличается от нас самих. Мы предполагаем, что у нее достаточно хорошая память, чтобы помнить, куда она положила игрушку несколько минут назад. А поскольку мы видели, как Энни переложила игрушку, мы вправе предположить, что она сделала это однократно и Салли не может ожидать от нее такого подвоха. Оказывается, эти рассуждения неочевидны. Ребенком я частенько оставлял свои игрушки там, где последний раз с ними играл. Когда я хотел снова их найти, то прежде всего искал их в шкафу, даже если не видел, как моя мать прячет их там.