Не могу больше
Шрифт:
— Нет. Всё в порядке. Какого черта ты взял мою кружку?! Я только сейчас это заметил!
— Да? О. Прости, я нечаянно.
Бывает…
*
Ему очень хотелось провести этот день на Бейкер-стрит. Очень. Но голова тяжелела после практически бессонной ночи, а лечь и подремать в стенах этой квартиры казалось Джону слишком серьезным для себя испытанием.
Да и не это было главным.
В какой-то момент вдруг показалось, что Шерлоку не терпится остаться в одиночестве. Это нетерпение сквозило в каждом жесте, в каждом случайно перехваченном Джоном взгляде. Что так сильно его тяготит, Джону было неведомо,
Раньше у Шерлока не было от него секретов. Ну, или почти не было. Если сейчас появился повод для беспокойства, о котором он говорить Джону не хочет… Чувство, похожее на ревность, ощутимо царапнуло сердце.
— Шерлок, наверное, мне пора.
— Да.
Ответ был излишне поспешным, и стало ещё неприятней. Шерлок всегда умел скрывать свои чувства, и, Джон был уверен, не разучился делать этого до сих пор. Но сейчас он даже не потрудился казаться удивленным таким скорым уходом друга.
Его явное облегчение смущало и настораживало. Что-то не так…
Всё не так.
Но быть помехой Джон не хотел.
Он решительно поднялся с кресла, в котором был готов провести всю свою жизнь.
— Не провожай.
— Я провожу.
Джона очень тянуло заглянуть к миссис Хадсон и расспросить о двух днях непробиваемого молчания Шерлока. Но тот проводил его до самой двери, исключив тем самым возможность «пошушукаться» с домовладелицей.
Вновь уколола болезненная догадка, что Шерлок желает убедиться наверняка, что он и в самом деле ушел.
Его выпроваживали, во всяком случае, для Джона это выглядело именно так.
На пороге он не сдержался. — Я помешал?
Шерлок неожиданно разозлился. — Черт возьми, Джон! — горячо выпалил он, но сразу же смягчил тон и тихо добавил. — Иди домой.
— Я сам знаю, куда мне идти! — упрямо возразил Джон и вышел за дверь.
*
«Мы ссоримся. Но почему?!» — недоумевал он всю дорогу.
Домой не хотелось. Через час вернется Мэри, и встречу с ней Джон откладывал всеми силами: хотя бы на час, а лучше — на два… Он брел, не глядя по сторонам, но сырость ветреного ноября помимо воли заставила ускорить шаг, а потом остановить такси.
У дверей своей квартиры не выдержал — позвонил, на один ужасный миг испугавшись, что Шерлок снова ему не ответит. В течение пяти оглушительно длинных гудков его сердце колотилось как сумасшедшее, а когда Шерлок наконец-то ответил, рванулось в горло, превратив голос в хриплый выдох. — Шерлок…
— Джон? Что-то случилось?
— Всё в порядке. Я уже… Я приехал.
— Замечательно. До завтра, Джон.
Но Джон никак не мог закончить разговор, медленно прохаживаясь вдоль дома.
— Ты уверен, что хочешь… всего этого.
— Я же сказал.
— Но… Я могу позвонить Алексу, и все отменить.
— Послушай. — Голос обжег таким невыносимым холодом, что Джон, будто споткнувшись, замер на месте. — По-моему, ты излишне взволнован, и делаешь проблему из пустяка. Я с удовольствием познакомлюсь и с твоей женой, и с…
— Алексом… — подсказал Джон. — Ты увидишь, он отличный парень.
— Не сомневаюсь.
Пора было проститься и зайти, наконец, в дом, подальше от тоскливой ноябрьской мороси, но какая-то неведомая сила приковала Джона к небольшому черному аппарату,
и он упрямо продолжал говорить, хотя ясно слышал в голосе Шерлока нотки плохо скрываемого раздражения. И холод, который проникал под кожу, смешался с кровью, устремляясь вместе с ней прямо к сердцу.— Ты… придешь один?
Никогда в своей жизни он не задавал более идиотского вопроса.
— Ты предлагаешь мне взять с собой Лестрейда в качестве пары?
— Почему бы нет? — Джон решил превратить всё в шутку, хотя прекрасно понимал, что друг далек от желания балагурить.
Шерлок ничего не ответил, и Джон помимо воли спросил: — Тебе плохо?
— Мне… как обычно. Пока, Джон.
*
Мэри ластилась весь вечер как кошка, и целовала, целовала его усталые глаза, испещренный морщинами лоб и сжатые в тонкую линию губы.
*
Весь следующий день Джон не находил себе места: не просто нервничал — психовал, злился и никак не мог успокоиться.
Время тянулось утомительно медленно.
Он проснулся рано даже по собственным меркам: за окном была слегка разбавленная утренним молоком темнота. Он зябко поёжился, неожиданно замерзнув под теплым одеялом, рядом с теплым телом, но все-таки поднялся с постели и отправился в кухню — сварить кофе и начать день, который не обещал ничего, кроме возможных неловкостей и недоразумений.
Тем не менее, кофе он пил с удовольствием, одновременно пытаясь спланировать знакомство жены с Шерлоком. Об Алексе Джон не думал — их с Шерлоком встреча неожиданностей не предвещала.
Но вскоре Джон бесполезное занятие бросил — в случае с Шерлоком строить какие-либо планы было бессмысленно. Да и Мэри могла приготовить любой сюрприз. Джон окончательно убедился, что поспешный брак был ошибкой: он открывал в Мэри столько нового, и это новое ему до такой степени не нравилось, что её сегодняшней встречи с Шерлоком он по-настоящему опасался.
Мэри тоже проснулась рано и пришла выпить кофе вместе с мужем — укутанная в теплый халат, заспанная и милая. Оставалось только изумляться, как эта маленькая, уютная женщина могла так глумливо вонзить палец в анус горячо любимого мужа.
— Холодно.
— Да.
*
Джон нервничал.
Джон злился.
Злился на Мэри, заранее предугадывая подвох, злился на Шерлока и его упрямство, злился на себя самого за безволие и мягкотелость.
Звонок сестры поубавил злости, но волнение лишь усилил. Не покидала мысль, что предстоящий вечер Шерлоку неприятен, если не сказать больше, и его настойчивость сильно напоминает отчаянный прыжок с обрыва. Вчерашняя нервозность, желание остаться наедине с собственными мыслями были вполне объяснимы, но легче от этого Джону не становилось.
Они и раньше частенько ссорились, бывало даже, дулись друг на друга по несколько дней. Вернее, дулся Джон, активно демонстрируя недовольство поджатыми губами и скупыми фразами: «Есть будешь? Ну, как хочешь». Шерлок в такие дни был невозмутим и выдержан более, чем когда-либо, но именно это являлось наилучшим доказательством того, что он сильно расстроен размолвкой.
Происходящее между ними сейчас и ссорой-то не назовешь. Но насколько легко было Джону в периоды прошлых, даже самых бурных выяснений отношений, настолько тяжело ему было сейчас от недосказанности и тщательно скрываемого уныния.