Не про заек
Шрифт:
Лизу опять захотели «пристроить». Патрон спрашивал, есть ли у неё друг. А она включала дуру, типа не очень ещё говорит по-французски, и отвечала, что да, у неё просто куча друзей! А патрон намекал на какого-то своего родственника, за которого ей можно выйти замуж...
Она перестала ходить в этот ресторан.
Лиза кругом ходила пешком. Она уже почти перестала прыгать через турникеты. При ней всегда была карта Парижа, такие можно попросить в любом метро. Она часами ходила по городу то в языковую школу, то просто бесцельно... Она уже давно не была туристкой.
64
НЕ ПРО ЗАЕК
Ра-Джа
В начале зимы две тысячи пятого в Сан-Дени начались беспорядки. Подростки жгли машины, а полицейские их, подростков, лупили. У Дэвида не было телевизора. И Лиза о мире узнавала из русских «Яндекс. Новостей». Там писали, что в Париже полный караул, французская революция и чрезвычайная ситуация. Русские журналисты видимо плохо знали географию: где — Париж, а где — Сан-Дени?
Но ей было страшно идти одной на урок французского, то есть возвращаться. Ведь мог быть и полицейский контроль. Она попросила Дэвида встретить её с урока. Тем более что в Лизиной группе был их общий канадский друг Роб. Втроём они поужинали. В центре всегда было много дешёвых индийских ресторанов. Остро и вкусно. Хоть и скучно. Эти американцы весь вечер проговорили на английском.
Становилось уже холодно. В одном из тех кварталов Лиза нашла ботинки. Хоть и на размер больше, но в стиле. Так и проходила в них потом всю зиму.
Однажды она зашла в тату салон. Рисунки её там не пригодились, но ребята были классные. Пригласили на концерт. Дэвид тоже был приглашен, но не пошёл. Ска-панк его не интересовал.
Видок у неё был ещё тот, надо же было соответствовать моменту! Ну и высмотрел её один рыжий, с дредами чуть не до колен. Ра-Джа. Он курил и интересовался древним Египтом...
Наверное, поэтому она и не позвонила Дэвиду. Пришла на следующий день и получила от него порцию истерики. Ну нафиг. Забрала свои картины
65
Галина Хериссон
(больше у неё все равно толком ничего не было) и отвезла на электричке в Сан-Мор.
Ра-Джа жил там в стюдио с жёлтыми стенами. В сорока минутах от Парижа. Третья зона. Городок Святого Мавра.
Посреди единственной комнаты стоял большой компьютер, где Ра-Джа сооружал свой музон. Все вещи были рассованы по каким-то банановым коробкам в углу. Раскладной диван. В душе заместо света была ввёрнута какая-то синяя лампочка, из «экономии».
Ра-Джа был ужасно скуп. Холодильник был вечно пуст. А на проценты, которые падали ему в конце месяца с какого-то непонятного счёта (у Лизы даже банковской карточки не было), он покупал самые дешёвые чипсы, самое крепкое пиво в банках и палочку гашиша у своих приятелей. Он и сам задавался вопросом, какого чёрта эта русская мадемуазель уже несколько недель у него ошивается? А где ещё ей было спать...
Продукты Лиза покупала сама, и он всегда критиковал её выбор: как всё дорого! А она ела гречку и творог с чёрным хлебом из русского магазина, не всё же дешёвые чипсы и замороженные пиццы жрать! Верхом его «щедрости» (гашиш и ночлег шли отдельной статьёй) была как раз пицца на её день рождения.
С Дэвидом тогда было уже покончено, друзей пригласить было совершенно некуда, а идти в ресторан — не на что. Поэтому, когда Ра-Джа загадочно спросил: «А ты любишь пиццу?», Лиза с энтузиазмом ответила: «Конечно, да!» (Гашиш,
кстати, она давно уже и не курила, у неё к тому времени появились другие способы отправляться в пространство...) 66НЕ ПРО ЗАЕК
Так вот, пицца оказалась тощей и замороженной, на которую с барского плеча Ра-Джа накрошил одну куриную сосиску, полил кетчупом и разогрел в микроволновке. Вуаля!
Под вечер этого серого декабря наконец позвонила поздравить Женька. Кажется, она единственная знала, что у Лизы — день рождения. Двадцать шесть.
Её номер вообще мало кто знал. Денег на телефоне вечно не было, сама она звонить не могла. Но писала объявления об уроках и бэбиситтинге где только можно и оставляла свой номер... Без видимого результата.
Скромное обаяние буржуазии
Приближалось Рождество.
Ра-Джа пригласил Лизу к своим родителям, точнее к маме и отчиму. Ему так хотелось выглядеть хорошим сыном!
— Только ты не говори, что ты нелегалка, скажи — студентка. Живёшь в своей chambre de bonne23 и ездишь с проездным!
* * *
Долго ехали какими-то электричками, он купил ей билетик. Дом был большим и светлым — только что закончили выплачивать кредит! Сад, ёлка, кухня, у каждого по комнате. Скромное обаяние буржуазии. Отчим ужасно походил на Гомера Симпсона. Мама — милая женщина в очках, такая же рыжая, как и сын. Традиционное аперо с шампанским, светские расспросы. Всё мило, по-семейному. Фотки и колбаски.
23 Маленькие комнаты на седьмом этаже без лифта, типичные для парижских зданий, когда-то были «для прислуги», теперь – для студентов.
67
Галина Хериссон
Круглый стол. А вот и подали горячее. Мясо с каштанами. Коньяк «Наполеон».
Утром чай-кофе, и вперёд. Кушать не принято. Бегом на электричку. Второй день Рождества — у папы. И там, конечно, Лиза была уже не уместна.
Сонная Зимняя Сказка
«В электричке уснула. Снился снег. Много снега. И как будто автобус с иммигрантами привёз меня к дому; прямо на газон у дороги за домом, где мама выгуливала щенка и будто дожидалась меня... Снега было по колено, но он уже был рыжеватый, как в конце зимы, подтаявший. А на него тут же сыпался новый, крупный, как пчёлы... А потом ещё вспомнилось... Моё самое милое, самое дорогое воспоминание детства. Пишу сквозь слёзы и улыбку в сердце.
Мне года три. Зима. Папа несёт меня в детский сад. Утренние сумерки. На улице сильный мороз. А папа носит бороду и усы. Они заиндевели. И даже ресницы стали от инея белыми и пушистыми. Он прижимает меня к себе, и наши лица совсем рядом. Он приводит меня в группу и оставляет с детьми и воспитательницами. Наша группа на первом этаже. Я смотрю в окно. А там, на подоконнике снаружи, папа слепил из снега маленькую неваляшку-снеговичка мне в подарок. Моё сердце тает...
И ещё вспоминается, как таяли морозные узоры на стекле автобуса, когда мы с мамой возвращались домой. Прижмёшь зажатый горячий кулачок торцом к стеклу, совершенно белому от зимних узоров. Получается след этакой завитушкой. Потом пальчиком к этой завитушке приделываешь пять пятнышек — будто след от ноги босого гномика, и размножаешь их