Не тихий Тихий океан
Шрифт:
Город-порт провожал гвардию и броненосцы оркестрами и салютом с батарей. А когда все отгремело и тяжелый сажевый дух, вываленный из десятков пароходных труб, все же развеяло дохленьким ветерком, буксиры и катера принялись старательно перегораживать подходы к гавани бонами.
Большого движения более не ожидалось, а отбиваться теперь, случись нападение, предстояло только силами крепости. Уже успели подзабыть, каково это. Хоть и флот у супостата теперь не тот, однако враг настойчив, коварен и отважен и сложить оружие еще не готов.
Только поздно ночью порт затих, непривычно и тревожно. В море с этого дня вывели последние боеспособные и мореходные остатки транспортов и боевых кораблей Тихоокеанского флота. После отправки на Цусиму еще десять дней назад «Шлезвига» и «Цецилии» с необходимыми
Он так и не получил своих машин и котлов и был спущен на воду в незаконченном виде для освобождения стапеля, точнее, места под крышей для новых станков и прочего оборудования. Его теперь уже изрядно обобрали, поснимав и использовав для других нужд часть настила палуб и обшивки бортов. Из-за чего торчавшие из-под парусинового тента оголившиеся шпангоуты и бимсы, подернутые ржавчиной, напоминали оглоданные ребра. Его собрата «Твердого», так и не сформировавшегося окончательно, разобрали полностью на месте закладки, а корпус «Точного», добравшийся до Владивостока по железной дороге в разобранном виде позже Рожественского, вообще не начинали собирать, использовав элементы его конструкций для ремонта поврежденных кораблей.
В первую ночь после проводов мало кто спал. Пока улеглась шумиха, пока угомонились самые впечатлительные. А следующий день начался уже по другому распорядку. Портовые мощности самого Владивостока, а также в бухтах Улисс и Новик, высвободившиеся после ухода флота, получили наконец возможность вплотную заняться собственным обустройством.
Раньше было не до того, лишь бы оборудование работало. Теперь же в преддверии зимы пришло время достраивать цеха и корпуса, а также все вспомогательные производства. Впрочем, слово «достраивать» тут будет не совсем уместным, поскольку дел оставалось даже не на год, а больше. Но хотя бы кровельные работы и остекление требовалось успеть закончить до большого снега.
Начало ремонта «Большого Фридриха», запланированное изначально на конец октября, отложили до завершения строительства панельного жилья для рабочих. Его борта уже давненько облепили баржи, с которых в бездонную утробу трансатлантика все время таскали материалы, используемые для обустройства в его палубах долговременного жилья. Находилось, что выгрузить и обратно.
А с панельным строительством вполне ожидаемо возникла заминка: все же новые технологии, еще не до конца освоенные. Но занимавшийся этим купец Суворов твердо обещал загнать под крышу все новостройки до первого настоящего мороза, а с отделкой, отоплением и всем остальным закончить к Рождеству.
Судоходство сворачивать и не думали. Вооруженные транспорты Владивостокского отряда «Тунгус», «Якут», «Камчадал» и «Охотск» с пароходом «Неронов» и парой призовых угольщиков должны были, как и прежде, таскать грузы в Гензан и прочие попутные порты на побережье Кореи. Они теперь отвечали за южное направление, куда на законных основаниях входила и Цусима.
Этот остров продолжали укреплять, теперь уже с оглядкой на английские броненосные калибры. Подлодки, повинуясь приказу, прекратили свои разведывательные вылазки, сберегая остаток ресурса механизмов на возможное противодействие попытке вторжения. Тем более что японцы сейчас обходили окрестные воды десятой дорогой. Не имея пока возможности блокировать проливы вокруг Цусимы, они почти полностью покинули Фузан и Мозампо. Возить снабжение для армии маршала Оямы было проще и быстрее через Дальний.
В Николаевске-на-Амуре оставались мобилизованные Военным ведомством норвег «Арнфрид», американец «Барракуда», наши «Эльдорадо», «Император Николай II» да «Цесаревич Георгий». Они, вместе с флотилией малых парусных каботажных и промысловых судов, отвечали
за восток и север и тоже в гавани не стояли. Подавляющее большинство из них плотно пристегнули к перевозкам в интересах армии на Сахалин, а с него и далее на Хоккайдо, куда постоянно везли хоть как-то обученных новобранцев и вооружение с боеприпасами.Обратными рейсами вывозили уголь, медь, серу и рыбу. А из Отару еще и довольно развитое углепогрузочное и прочее портовое оборудование, в том числе станки и краны, сразу прикидывая, как пристроить все это к делу в быстро отстраивавшихся (пока в дереве) Николаевске и Александровском посту. Но оттуда уже начинали всерьез присматриваться к панельным новостройкам Владивостока.
Переход каравана Японским морем ничем примечательным не запомнился. Погода стояла тихая, так что даже никого не укачало. Пролив Лаперуза проходили, как обычно, в темное время суток, чтобы исключить вероятность обнаружения каравана с гор северного Хоккайдо. На мысах Крильон и Сойя, по схеме, уже отработанной при прохождении предыдущих конвоев, горели слабые навигационные огни, незаметные с японского берега, а возле камня опасности и перед отходящей от него на юго-восток длинной отмелью маневрировали небольшие пароходы и трофейные паровые шхуны. На них также светились едва различимые фонари, чтобы максимально обезопасить форсирование пролива в навигационном отношении.
Ближайшие японские якорные стоянки у поселка Ваканай в бухтах Сойя, Фунатовари на острове Ребун и Осидовари на Рубецу, также традиционно превентивно и вне очереди прочесали. Японцы, уже отваженные от этих мест постоянными визитами наших вооруженных рыбных караванов из Румои и Отару, теперь у северного Хоккайдо со стороны Японского моря и так почти не показывались. А из Тихого океана их загодя прижали очередным набегом дозорных сил Курильских островов на стоянки в бухте Немуро и на островах Хабомаи. Изловить там, как водится, мало кого удалось, но прятаться по щелям, забыв о несении дозорной службы, заставили. Так что до залива Рубецу на острове Итуруп транспорты и их грозный эскорт добрались совершенно спокойно, как и положено ходить в своих водах.
В обширную акваторию, окруженную черными пляжами, входили в сумерках, следуя чистым от мин фарватером, проверенным только сегодня утром, следом за моторным лоцманским катером. Там, помимо пришедших ранее пароходов и боевых кораблей, в том числе и из пролива Цугару, обнаружили сразу две большие американские грузовые шхуны, как выяснилось, трофейные.
Первую, трехмачтовую «Бьянку», перехватил вспомогательный крейсер «Кубань» еще две недели назад. Вторую, более колоритную, призовая команда с «Ярославля» привела только вчера. Крупное парусное судно «Говернор Эймс» имело целых пять мачт с косыми парусами и вместимость 1778 тонн брутто. Она наткнулась в море на выдвинувшиеся на юг корабли первого эшелона десанта и была также объявлена призом. Обе шхуны имели контрабандный груз боевого угля и изначально направлялись в Иокогаму.
На берегу пришедших уже встречали. В том числе и великий князь Михаил. Все пока было спокойно. Из рапорта командовавшего местной береговой обороной лейтенанта Максимова знали, что Кунашир и Итуруп, как оказалось, соединялись телеграфной линией, проложенной японцами и уходившей дальше в Немуро [24] . Они успели здесь обосноваться с заделом на перспективу. Причем такие «пикантные подробности» не были известны до начала высадки на Курилах и могли дорого обойтись. Сейчас линию восстановили, естественно, без участка, проложенного через пролив Измены, и активно использовали, что резко улучшило условия связи. Доставленные первым караваном армейские радиостанции уже развернули. Две штуки отправили на Шикотан и еще по одной разместили на обустроенных сигнальных постах у пролива Измены и Екатерины, а последнюю пятую оставили в Рубецу при штабе.
24
В реальной истории японцы, действительно, проложили телеграфный кабель на этих островах перед самой войной или в ее начале, а русское командование было уверено, что он идет только по Хоккайдо до маяка на берегу пролива Измены.