Не верь глазам своим

— Спасибо, друг.

— И тебе, друг. Удачи!

Этот разговор оставил странные чувства, но прочистил мозги. Генри словил такси и отправился домой. Не желая больше прикасаться к спиртному, он улегся на кровать и попытался представить, что у него есть возможность сказать Лайле то, что его мучает уже которую неделю. И понял, что длится это намного дольше.

Почему-то он оказался в своей гримерке, где увидел любимую, уютно расположившуюся на его рабочем стуле.

— С первого взгляда на тебя я стал другим. Ты ещё только зашла в холл, я увидел тебя, и испугался, что ты заберешь мое сердце. И когда ты подошла, я предчувствовал, что так и будет. Я боялся, что ты растопишь мою броню, и этот страх преследовал меня, пока ты так не поступила. Я не достоин тебя, и всегда знал это, поэтому так долго держал тебя на расстоянии, а потом понял, что тот страх был лишь тонким отголоском настоящего ужаса, когда Клеман сообщил, что ты пропала. Потому что бояться за тебя было во сто крат хуже. И я все ещё не был достоин тебя, но ты подарила мне себя безраздельно. Но даже это очевидное чудо не избавило меня от моего демона. Страх расползался во мне липкой бестией, врываясь в мои сны. Теперь я боялся совершить ошибку, и совершал одну за другой. Одну хуже другой. Но ты продолжала верить в нас, продолжала любить меня, и я не верил, что настолько везуч. Я мечтал о нас, продолжая лелеять эту мечту, не до конца веря, что ты у меня уже есть… А потом… Ты, такая красивая и дерзкая на моей сцене, и слова срываются с моих губ, и вот вы уже в комнате, где ты говоришь такие неправдоподобно сладкие вещи: что ты понимаешь меня — всего меня, понимаешь? Без утаек и фальши… Мне так хотелось продлить это ощущение… Это было эгоистично и подло. И я это понимал, но не смог удержаться. И я не заслужил прощения, но все равно о нем прошу…

Он настолько глубоко залез в свою душу, что не заметил, как вслух беседует с самим собой, как из глаз льются слезы, и что ему не нужны сейчас её ответы. Он говорил ещё долго, делясь с собой надеждами и опасениями, и для него это было настоящим откровением. Потому что о многом он даже не догадывался. Утро он встретил с надеждой, впервые за это время вдохнув воздух без острой иголки в груди.

— Клеман, у меня к тебе есть просьба… Я хочу устроить Жасмин сюрприз и организовать для нее прямую трансляцию с презентации Джея. Поможешь?

— Конечно, даже не сомневайся, только… Сам-то ты как? Выглядишь жутко. Вы с Лайлой так и не помирились?

— Я очень облажался. Так, что, боюсь, это непростительно. Но я живу надеждой… Она приедет на эту презентацию, там же будет её книга! Так что…

— Дружище, может, расскажешь? Ты ведь хороший парень, иначе я бы тебя к ней не подпустил… Что ты мог натворить такого, что нельзя было бы простить? Ты что, изменил ей?

— Ты совсем уже?! Рехнулся, что ли? Но это не многим лучше… А может и хуже… — Генри не мог открыть всего, но неожиданно захотел поделиться: — Я приревновал её, хотя даже не имею на это права… И если бы только это…

Вчера ночью он открыл для себя, что ужасно ревнует Лайлу к Николя, и когда его мысли и тело наконец разгрузились от постоянного напряжения, он едва мог сдерживать себя, чтобы не молотить по стенам от мысли, что они сейчас могут быть вместе. И он верил Лайле, но он слишком часто испытывал лимит её терпения и перешёл все его границы. Она рассталась с Генри из-за Джея, но с Джеем она рассталась из-за предательства Генри. И Николя мог стать прекрасным утешением…

Встретившись с Клеманом после обеда своего единственного за эти три недели выходного, он понял, что не может держать все в себе. И если Эван помог навести относительный порядок в душе, то разобраться с тем, что ему делать дальше, он не мог.

— Генри, но ты имеешь право на ревность. Потому что ты любишь её, потому что, если я правильно понял, между вами ещё не всё кончено, вы же ещё не всё выяснили… Только выражать её нужно цивилизованно.

— Как Вадим, сжав челюсть и отведя взгляд?

Клеман внимательно всмотрелся в лицо друга.

— А хоть бы и так. Я никогда не был соперником ему. И он это знал. Но его реакция, пожалуй, самая правильная. Или будешь бить тарелки, как истеричка?

— Чёрт, ты прав! Ты прав, Клеман, но я ничего не могу с собой поделать, понимаешь? Мне просто крышу рвёт.

— Так прибей её покрепче! Научись держать ревность под замком, собственник! Она прежде всего проявляет твою неуверенность в себе.

— А что ее проявлять? Я тебе и так скажу, что панически боюсь потерять её. Что я не достоин ее, что…

— Ну, знаешь, это не тебе решать! Она выбрала тебя! И все, что ты должен, это задницу порвать, но сделать её счастливой!

Генри так удивился, услышав от друга почти свои же слова, которые он говорил себе во время их неожиданных каникул, что замер, не донеся кофе до рта.

— Я идиот!

— Ты ботаник-отличник, хорошист-виолончелист, и полный дуб в плане Лайлы. Так что там с Жасмин? Прямой эфир?

Парни приступили к обсуждению технических и организационных деталей.

Лайла без особого уже аппетита доела третий по счету блинчик и вытерла губы салфеткой. Богатая сангрия приятно взбудоражила вкусовые рецепторы, и она решила не торопиться со следующим глотком. Завтрак был настолько приятным, что ей хотелось растянуть его подольше.

Вчера ночью после сумасшедших поцелуев и горячечного шепота в какой-то момент Николя смог взять себя в руки и медленно отстранился от нее. Лайла подползла выше на постели и похлопала по простыни рядом с собой:

— Не прогоняй меня сейчас. Давай просто отдохнем. Это был непростой вечер.

— Я бы не смог, — очень тихо ответил мужчина и улегся рядом, позволяя ей устроится на своей груди и закрыть глаза. Спустя время Лайла почувствовала, как его рука, до этого гладившая по голове, полностью расслабилась и мужчина уснул. Она еще очень долго не могла сомкнуть глаз, позволяя себе наслаждаться надежными объятьями, а своим мыслям свободно течь в голове.

Проснулась она непривычно рано и несколько минут наблюдала за спящим мужчиной. Никогда раньше она не видела его таким ранимым и беззащитным. Его хотелось обнять ещё крепче и пообещать, что все будет хорошо. Она провела едва ощутимо по его лицу пальцами, испытывая нежность и благодарность, но… Вчера ночью она отчётливо поняла, что не может ему соврать. Каким бы абсурдным ей самой это ни казалось, она… Не любила Николя. Обида на Генри все ещё душила её, и за этой обидой никаких других чувств она не могла распознать, кроме отрицательных. А к Никки её сердце было заполнено исключительно положительными эмоциями, но только не любовью. Однако это никак не изменило её намерений, наоборот, только укрепило в них.

Мужчина медленно повернулся во сне, и Лайла почувствовала своим бедром его утреннее желание. Он коротко простонал и прошептал её имя, но не проснулся. Девушка осторожно выбралась из его объятий, когда убедилась, что он уснул крепче, и отправилась начинать свой день.

Сейчас, сидя на верхней палубе, глядя на показавшееся вдали побережье, Лайла сильнее запахнула кардиган, но из-за столика не встала, удерживая взгляд на очертаниях берега. Через несколько минут к ней присоединился Николя. Он был собран и немного взволнован.

— Доброе утро, мадемуазель Лайла.

— Прекрасное утро, Никки! — она широко ему улыбнулась и кокетливо подставила щеку для приветствия. Он же склонился над столиком и целомудренно прикоснулся губами к ее руке. От внимания девушки не ускользнул его облегченный выдох.

— Свои намерения я вчера четко описала. И не собираюсь от них отступать. Когда-нибудь настанет момент, когда ты поверишь, что я хочу быть счастлива с тобой. Но я услышала твою просьбу. И я не стану больше тебя провоцировать, — она вспомнила сегодняшнее утро и мысленно похвалила себя за принятое решение уйти.

Николя глубоко вздохнул, и между его бровей возникла небольшая напряженная складка.

— Давайте мы с вами условимся… Вы ведь все ещё намерены присутствовать на презентации вашей книги? — кажется, он специально не упомянул певца.

— Конечно! И даже знаю, кто будет столь любезен меня сопровождать… — она ласково улыбнулась и сделала очередной глоток из своего бокала.

— Тогда после неё всё и решится. Поймите меня правильно, я не могу позволить себе тщетную надежду. Я… — его голос дрогнул, мужчина снова проявил свою оголенную трепетную душу. — И я искренне желаю вам счастья. В этом вы никогда не смейте усомниться!