Не верь глазам своим

Лайла снова улыбнулась, принимая его условие.

— Март, ты едешь? — Клеман ждал парня уже несколько минут, и не то, чтобы они опаздывали, но тот никогда не задерживался перед поездкой к Риччи.

— Сегодня двадцать девятое… — послышалось из комнаты, и парень наконец показался. Он был одет в белую рубашку и брюки, на руках были часы. — После визита ты… — он замялся и продолжил только, когда Клем уставился на него в ожидании продолжения: — Ты съездишь со мной в банк? У меня сегодня день рождения… Нам нужно взять реквизиты в центре, а потом…

— Постой-постой… Какие реквизиты? Какой день рождения?

— Ну, сегодня мне семнадцать… — Март пожал плечами и пошёл на выход. — Ты не должен, я все понимаю, просто… Мой отец тоже помнит про мой день рождения. И…

— Так. Я конечно съезжу с тобой. Даже не сомневайся. Риччи мне голову оторвет, если с тобой что случится…

Мартин расслабленно опустил плечи и кивнул на выход.

В центре у Риччи была отдельная комната, и парней встретил двухэтажный «торт» из желе с непонятно где добытой свечкой.

— С днем рождения, Март!

— Спасибо, — зарделся тот и удивлённо поднял брови. — А ты почему не в коляске? А тренировка?

Парень упорно называл процедуры тренировками и вообще не допускал в своем лексиконе медицинских терминов. «Мы готовим тебя к следующему сезону!» — смеялся он и не опускал рук, даже когда малыш злился и отбрыкивался от его помощи. Проблем с ногами не было, но ходить было сложно из-за вестибулярного аппарата, который пострадал. А самым большим опасением был позвоночник. Отек сходил медленно, и шансы на восстановление были пока не ясны.

— Это вообще-то не все подарки, — насупленно ответил Рич, и Март расплылся в улыбке ещё шире. — Подойди! — уверенно произнес больной, и когда именинник оказался в пределах досягаемости, тот притянул его к себе за ворот рубашки и сказал: — вот единственный подарок, который я хочу подарить своему бойфренду, — и поцеловал.

Поцеловал так, что Клеман отвернулся, чтобы спрятать свои эмоции. Он едва не закашлялся, но смог подавить это желание и вылетел из палаты. Ему не нужно было слышать, о чем шептались парни. Он только знал, что Риччи не подпускал к себе Мартина до сегодняшнего дня. И после случайно услышанной ссоры, он не хотел снова стать свидетелем их беседы.

Тогда Риччи отчаянно пытался объяснить, что его чувства не имеют никакого значения, если он останется инвалидом. Что Мартин здесь только как друг, и это все, что парень готов ему предложить, что он не готов обречь того на отношения с инвалидом. Что хочет, чтобы у них друг о друге остались только светлые воспоминания, не запятнанные ссорами и упреками.

— Разве могут у тебя обо мне остаться хорошие воспоминания, после всего, что я сделал? — впервые вспылил тогда Март, и Клеман уже готов был вмешаться, но Рич ответил спокойно и безапелляционно:

— Тем более, я не хочу, чтобы ты себя так наказывал только из-за чувства вины. Ты мне ничего не должен.

И Мартин ответил в тон ему:

— Я буду рядом с тобой так, как ты мне позволишь. Я люблю тебя, и я поставлю тебя на ноги, мы поставим тебя на ноги, и ты поправишься. Но знай, что я от своего не отступлю. И не надо вот этих твоих «найди себе кого-то более…» — добавил он через несколько мгновений совсем другим, почти умоляющим тоном. — Мне никто не нужен, кроме тебя. Не будет никого! — отрезал он и встал, чтобы подготовить кресло — через несколько минут за ними зайдет медсестра.

Видимо успехи Риччи позволили ему наконец поверить в полное выздоровление, раз он решился на то, что сделал. Клеман кивнул себе и отошёл на пост.

Спустя несколько часов, когда все процедуры были закончены, а больного уложили отдыхать, они с Мартином выходили из центра. Но внезапно их с обеих сторон взяли за локти и знакомый голос шепнул:

— Не туда.

Их повели к служебному входу. Там усадили в машину, и только после этого Мартин спросил, стараясь сохранять полное спокойствие:

— Что происходит?

— Это друзья, Март, но мне бы тоже хотелось услышать ответ на этот вопрос…

— Вот как чувствовал, — обернулся к нему Тим с водительского сидения, — что-то была не последняя встреча… Кое-какая тема возникла, и я понял, что снова ты вляпался. Хорошие деньги предлагают вот за него… — он кивнул на Мартина, и тот непроизвольно сжался в комок. — Куда вас деть? — это он адресовал Клеману. — И на кой ты сдался этому мужику? — а это Мартину.

— Нас в банк, — за обоих ответил Март и продолжил, — это мой отец, претендует на мой траст…

— Ну так оставил бы деньги в банке… Зачем их снимать-то? Целее будешь…

— Надо вступить в права на счет… Да и кому, позвольте спросить, я все это объясняю?

— Он же сказал: друзьям…

К бизнес-центру, в котором находился нужный офис подъехали быстро.

— Внутри помощь не нужна?

Мартин помотал готовой. Они с Клеманом вышли и почти побежали ко входу.

— Точно помощь не нужна? Может…

— Ну не похитит же он меня прямо на глазах у управляющего… — он хитро подмигнул и уверенно вошел в банк. Там их уже ждали.

— Мистер Эванс, позвольте поздравить вас с праздником. Пройдемте в комнату переговоров, я правильно понял, что вы желаете вступить в права на траст вашего незабвенного дедули?

Март скривился от этого откровенного лизоблюдства и кивнул, резко и коротко поблагодарив за поздравления.

— А ваш друг может пока выпить чашечку кофе…

Клеман посмотрел на парня, и тот снова кивнул, решительно и смело.

Спустя двадцать минут из переговорной выскользнул тот самый управляющий с кривым лицом и устремился наверх по лестнице. Клем заметил его случайно и проследил взглядом, как он скрылся за стеклянной дверью. Почти сразу же из нее вылетел мужчина, чем-то похожий на Марта, но тут же его придержали за локоть, продолжая что-то втолковывать.

Клеман бросился в комнату, где всё ещё находился Мартин.

— Это я удачно в туалет вышел… Кофе у них отвратительный. А там, кажется, твой отец наверху с этим типом, что нас встретил…

Глаза Мартина распахнулись в ужасе, но уже через секунду он всунул документы в руки Клема и сказал:

— Вот, передай это администратору. Скажи, что мсье Роббер просил поставить в первый ряд обработки немедленно. Иди, я потяну время…

Клеман только кивнул и сделал, как сказали, глядя, как парень принимается что-то писать в таких же бумагах, оставшихся на столе.