Не верь глазам своим

— Случайностей не бывает, и теперь я знаю это точно. Мы могли бы оказаться невидимками среди сотен проходящих мимо людей, — только теперь девушка осознает, почему на этой песне всегда так щемило сердце, почему так тянуло к музыканту. Примерно это говорил ей Генри, уплетая обед на заправке, когда целовал ее руки и преданно смотрел в глаза. Песня описывает, как официантка наливает кофе мальчику с папой, дедушке с бабушкой подает блинчики, описывает то, что они наблюдали своими глазами. Песня описывает, как легко потеряться в жизни двум людям, но если судьба вам благоволит, вы просто не сможете разминуться. Как они в ту ночь, когда ветер сломал ее жалкую попытку к бегству. — Она нальет вам кофе, но не вспомнит на завтра, а вы останетесь друг у друга, только помните: любая встреча не случайна. — Второй куплет описывает случайных собеседников в вагоне метро, неосторожную аварию на пустом шоссе, вынужденных соседей под козырьком в дождь и обязательно заканчивается все тем же: — Она нальет вам кофе, но не вспомнит на завтра, а вы останетесь друг у друга, если поймете — любая встреча не случайна.

Лайлу колотит от злости, она чувствовала такой сильный диссонанс, когда ей казалось, что это написано про нее, но Джей никак не мог бы этого сделать. Вот только он мог. И сделал, оставляя ее сходить с ума от непонимания, как чужой может быть таким родным, как незнакомец может оказаться у нее под кожей. Но девушка не может игнорировать, о чем говорит эта песня, не может закрыть глаза на всепоглощающее чувство благодарности, которое испытывал Генри к судьбе, когда она свела их там, в этом теплом кафе в непогоду. Песня дарила щемящее ощущение надежды на хорошее, веры в лучший финал истории тех, кто верит в судьбу и дает сам себе шанс. Тогда она была щедра на подобные жесты. Что изменилось?

Следующая песня дает ей звонкую пощечину. От чего же еще так звенит в ушах, если не от нее? Она слышала эту мелодию. Сама предложила дублировать последнюю строчку, но отрывочные фразы не давали ей полной картины.

— Скоро рассвет. Ты спишь, я не в силах поверить в мечту. Рассветы такие есть здесь, и быть может, в Шампани. Так тонко ты чувствуешь душу мою, и я утопаю в беспечном желании. Я сделаю все для тебя, мой родной, я душу продам, человек самый близкий, иначе зачем я дышу и пою, и кончики пальцев меняю на мысли… Иначе зачем я дышу? Иначе зачем я пою? И кончики пальцев твоих бегут словно мысли…

Сомнения в его искренней любви развеиваются, подобно туману, и становится от чего-то легче дышать.

Песня заканчивается вместе с очередной главой презентации. Теперь подсвечивается только третье фото.

На сцене полная темнота. Свет снимка отражается от лиц зрителей в зале, делая их словно в старом кино. Он настолько яркий, что изображение почти сломленного мужчины становится будто бы объемным и притягивает взгляд. Звучат первые аккорды мелодии. Это соло на фортепиано, и ноты знакомы Лайле до боли. Голос певца разбивает тишину. Разрывает её пронзительным и сокрушенным вокалом:

— Я в пустыне, на мёртвой земле, я взываю к тебе, моё сердце так хочет тебя. Я хочу о секрете забыть, я так хочу с тобою быть, тебя любить. Семь дней я не сплю, мои мысли к тебе, моё сердце с тобой… — Лайла слышит через строчку. Её собственное сердце так громко стучит в ушах, что виски ломит от напряжения. В альбоме эта песня на английском, но сегодня он поёт её так, чтобы девушка поняла каждое слово. И новый смысл открывается с каждой проглоченной фразой. Это все для нее. Это все о ней.

Каждая песня, каждая строчка, каждая музыкальная фраза — все о ней. Она вспоминает их работу над книгой, вспоминает мелкие оговорки, вспоминает его взгляды и слова. Слова Генри к ней. Слова о том, что без неё он не знает, как дышать. Ведь именно так и сказал ей любимый, когда нашёл её. И Джей воплотил это в песне. Он ведь тоже так выразился, но слишком многое было на уме, чтобы обратить на это должное внимание. И он сказал, что уйдёт со сцены, если она попросит. Это о ней был разговор тогда. Это о его отношении к любимой она рассказывала Генри, восхищаясь чужой историей любви. Как она могла не полюбить Джея, если все в нем было родным, теплым, нужным? Лайла закрыла глаза. Её щеки коснулись нежные пальцы, и она поняла, что плачет.

— Теперь вы понимаете, почему я так поступил, милая? Вы любите его. И вы должны его простить… Он вас обидел, но ваша любовь сильнее этой обиды. Судя по тому, что вижу я, он искренен и открыт, и сейчас, кажется, бесстрашен в своей исповеди… Вы навсегда останетесь в этом моменте, если не дадите ему шанс… — голос Николя успокаивал и утешал, и Лайле подумалось, что он озвучивает то, что говорит её душа.

— Спасибо, Никки… Ты ведь останешься со мной? Ты будешь со мной? — она не открывает глаз, но столько тревоги слышится в её голосе, что мужчина наклоняется ещё ближе, чтобы его ответ не утонул в грохоте следующей мелодии.

— Всегда…

В этот момент на сцене происходит заминка. Слишком долго отбивается ритм, и барабанщик не прекращает стучать по инструменту. Певец у микрофона замер, и Лайла открывает глаза, чтобы увидеть, как взгляд Джея, взгляд Генри направлен прямо на них. Он резко вдыхает.

Джей берет микрофон и уходит вглубь сцены. Музыканты переглядываются, не понимая, что делать дальше. Постепенно только ударник сохраняет бьющий теперь по ушам ритм, импровизируя, добавляя новые звуки, развлекая публику, пока певец стоит спиной к залу где-то вдалеке. Гитарист задаёт ноту и просит у зрителей одобрения, басист подключается, постепенно слышатся аплодисменты, клавишник умело поддерживает импровизацию, срывая новую волну хлопков.

Джей поворачивается, и музыка стихает, оставляя тихие перестукивания барабанов.

— Этот альбом называется «Бесстрашный», — голос сдавленный и чужой. Не Джей, но и не Генри. — Знаете, говорят, что не боятся только дураки и безумцы. А я теперь знаю, что у любого человека может наступить момент, когда он проходит через точку невозврата. Когда больше нечего терять, страх уходит сам, — он кивает своей команде, и ритм снова приобретает уже узнаваемый темп.

— Ты любишь меня, но я мог навсегда упустить свой момент. Я бы мог отпустить тебя, глядя, как ты счастлива с другим, но я эгоист. Я бы отдал свой голос, чтобы увидеть нежность в твоих глазах, но не вижу тебя. Я вижу тебя лишь во снах, но даже там вина сжигает меня, словно пёс преисподней, — видимо он должен танцевать, потому что сзади уже во всю двигаются ребята из подтанцовки, но голос его не в порядке. Голос его ещё дрожит.

Лайла не заметила, как убрали фортепиано, она была слишком глубоко в себе, но теперь она не может даже моргнуть, не может не смотреть на сгорбленную фигуру Джея на сцене.

— Скажи мне, стоит ли делать вдох, стоит ли мне бороться за жизнь, или благостнее будет пропустить эти дни без тебя? Скажи, хочешь ли ты, чтобы я отпустил эту нить, связывающую нас, и простился с дыханием полной грудью? Скажи мне, сможешь ли ты дать мне мой воздух, или отбери его насовсем, но не играй так со мной.

Лайла понимает, что слова этой песни звучат иначе. Это предпоследняя песня в альбоме, в ней пелось о том, что надежда и вера способны дать силы сделать шаг. А вся последняя глава была об одной песне, где Джей пел о том, что стал бесстрашным и прыгнул в пропасть, чтобы потом взлететь, обретя крылья за спиной одним лишь словом своей возлюбленной. Ей очень нравились те слова… И ей нравились слова этой песни, но то, что сейчас поёт Джей… Почти говорит Джей… Почти поёт Генри… Это не те слова. Это стекло и рваные раны каждой строчкой. В ее книге не об этом. Это про жизнь. Про этот месяц без неё. Про этот вечер.