(Не) верю. В любовь

— Я скатерть испортила. Извините.

— Закину её в стиральную машинку, она постирается и будет чистая. Тоже мне, проблема. Ты лучше скажи, как рука. Сильно болит?

Я отрицательно мотаю головой.

— Ты торт будешь? Я вчера ночью уснуть не могла. А когда я плохо сплю — я иду на кухню и пеку.

Женщина не дожидается моего ответа. Подходит к холодильнику и достаёт блюдечко с куском торта.

— На, попробуй. Называется чёрный принц.

— Спасибо, — я приподнимаю уголки губ в улыбке и отламываю кусок торта, медленно его пережёвываю.

— Ну, как? — спрашивает Ольга Захаровна, пристально глядя на меня, будто от моего ответа зависит что-то очень важное.

Я медленно проглатываю кусочек, чувствуя, как насыщенный вкус шоколада и тонкая горчинка какао раскрываются на языке. Торт влажный, но не приторный, с ярким вкусом моей любимой сгущёнки.

— Вкусно, — говорю я искренне. — Очень вкусно. Я просто безумно сильно люблю сгущёнку и шоколад. Вы сами придумали рецепт?

Она улыбается довольно.

— Нет, это мамин рецепт. Она всегда пекла этот торт, когда у неё было плохое настроение. Говорила, что шоколад лечит душу.

Женщина замолкает на мгновение, словно вспоминая что-то, а потом добавляет:

— А ещё она говорила, что торт нужно есть медленно, чтобы почувствовать каждый кусочек счастья.

Я съедаю весь торт до последней крошки. Хочется ещё, но попросить добавку я слишком сильно стесняюсь.

— Спасибо огромное, было просто безумно вкусно.

— Я рада это слышать. Надеюсь, ты потом будешь ещё, — женщина улыбается. — Кстати, я тут вам с Димой тоже приготовила еду в школу. Вот.

Ольга Захаровна достаёт из холодильника четыре контейнера. Один ставит перед Адамом, два протягивает мне и Диме.

Я настолько теряюсь, что не могу вымолвить ни слова. Обо мне никто и никогда так не заботился. Я смотрю на брата, вижу на его лице те же чувства.

— Спасибо, — растерянно бормочу я.

— На здоровье, дети. Адам, отвезёшь, пожалуйста, Диму и Алису в школу? Вам же по пути.

— Да, мам, — цедит сквозь зубы молодой человек, а в его голосе чётко прослеживается недовольство.

Я беру контейнер с особой бережностью, смотрю на Ольгу Захаровну, а в голове мелькают мысли о том, как было бы волшебно, если бы у меня была ТАКАЯ мама. Заботливая, любящая и ласковая.

— Пойдём, мелкая, — Дима кладёт руку мне между лопатками, подталкивает к выходу. — Давай свой контейнер, я к себе в рюкзак закину. Херово, что с твоими вещами так вышло. Я сегодня тебе новый рюкзак куплю. Или с Ксюшей можешь съездить после пар. У неё сегодня в два заканчиваются.

— Хорошо, — рассеянно отвечаю брату, потому что мой взгляд липнет к широкой спине Адама, который идёт впереди нас.

Он сегодня одет в рубашку и штаны. Красивый до невозможности. И такой чужой. Холодный. Ледяной принц.

Дима забирает из моей руки контейнер, прячет в рюкзак. Что-то мне говорит, но я пропускаю все слова мимо ушей. Я всё смотрю и смотрю на широкую спину и на затылок, с короткими волосами. В моём сне они были мягкими. Интересно, какие они в жизни?

— Мелкая, ты вообще меня слушаешь? — вкрадчиво спрашивает на ухо Дима, ловя меня за плечо и вынуждая остановиться.

— Прости, я немного задумалась, — говорю с раскаянием, наконец-то, сумев оторвать взгляд от спины Адама. — Что ты там говорил?

— Про мать.

— Точно! Я совсем забыла, всё вылетело из головы. Что она сказала? Отчим был дома? — спрашиваю торопливо.

— Да. Она делает вид, что в истерике, что тебя нет дома. Я сказал, что ты съезжаешь, она меня проклинала.

— А отчим?

— А он лежал в отключке, — пугающая злая улыбка наползает на губы брата.

— Что? Почему?

— Потому что я ему пару раз высказал своё недовольство, — Дима снова прижимается лбом к моему лбу.

— Димочка, а что если будут проблемы? — я моргаю, прогоняя слёзы.

И это слёзы от того, что за меня заступились.

— Не будет. Он знает, что если он высунется, то его сразу запрячут за решётку. И поверь мне, Алиса, я постараюсь это осуществить.

— Может, мы просто оставим их? — шепчу.

— Нет. Такое оставлять нельзя.

— Эй. Харе миловаться. Мне долго ждать? — громкий и раздражённый голос Адама заставляет вздрогнуть.

Я отстраняюсь от Димы и иду к машине. Занимаю заднее сиденье и в то же мгновение морщусь. В салоне воняет резкими духами. Снова в груди неприятно жжёт, я отворачиваюсь к окну и носом вжимаюсь в ткань платья, только бы не чувствовать дух присутствия другой девушки.

Когда машина останавливается у школы, я выскакиваю первой и бегу к Мише, который стоит у ворот.

— Мишка! — влетаю в его объятия.

Молодой человек сначала смотрит на меня с недоумением, скользит взглядом по лицу, волосам, одежде.

— Обалдеть, Назарова. Ты нереально красивая, — вдруг шепчет он и склоняет голову к моему лицу.

13

Алиса

Мишка целует меня в щёку и застывает.

— Чёрт, лисёнок, прости. Я вчера сорвался, был не прав. Просто я не могу больше смотреть на то, как ты страдаешь. Ты на звонки не отвечаешь. Обиделась? И вчера твоя мать тебя искала. И ты так сильно изменилась. Что произошло? — шепчет заполошно, вжимаясь носом в мою щёку.

— Сегодня я ночевала не дома. Я вообще вчера дома не была, — я вдруг вспоминаю слова Димы о том, что Миша в меня влюблён и отступаю, чувствуя неловкость.

— Где ты была? — спрашивает молодой человек, хмуря светлые брови.

— В доме девушки Димы. Мы пока там будем жить.

— Чем мой дом тебе не подходит? — впивается взглядом в моё лицо.

Я не узнаю Мишу. Друг сейчас не похож на самого себя. Он выглядит злым и отчуждённым.

— Я мешать не хочу, Миш, — тяну руку и ловлю его ладонь. — Не злись, пожалуйста. Оно само всё вышло так. А в том доме комнаты свободные.

— Что с твоей рукой? — голос отрывистый и злой. — Классная сказала вчера, что ты в травмпункт с новеньким поехала.

— Мама сломала, когда била, — не таясь, признаюсь другу. — Миша, ты злишься на меня?

Парень всматривается в моё лицо несколько мгновений, хмурит брови, после чего отрицательно мотает головой.

— Я вчера волновался, Алиса. Я не знал, где ты и что с тобой. Твоя мать штурмовала нашу квартиру. Заскочила, каждую комнату проверила, в шкафы залезла. Искала тебя.