Небо в кармане 3

— А ведь и впрямь нет крови, — проговорил вполголоса находящийся тут же на трибуне Александр Ильич Пантелеев, начальник Отдельного корпуса жандармов.

— Так разберитесь, в чём дело, — император не повернул головы в его стороны, но раздражением от него ощутимо плеснуло.

— Это дело полиции… — возразил Пантелеев и замолчал, наткнувшись на внимательный взгляд государя. — Слушаюсь, Ваше императорское величество. Сей же час распоряжусь выяснить.

— И немедленно доложить, — холодом в голосе императора можно было рыбу замораживать. А уж взглядом…

— Слушаюсь, — коротко поклонился генерал и отступил назад. Развернулся, подошёл к выходу и подозвал старшего офицера из своих, из жандармов. Отдал необходимые распоряжения, но возвращаться на прежнее место не стал, остался у входа…

Впрочем, мощный снежный заряд стих так же мгновенно, как и налетел. А когда немного развиднелось, когда видимость улучшилась, тогда и стало понятно, что полиция всё-таки справилась с заполонившей поле толпой и кое-как оттеснила зевак в сторону от места трагедии.

Успевшие прийти в себя дамы жадными глазами вглядывались в сторону поля, находили лежащее на белом снегу безжизненное тело и тут же отводили свои взгляды в сторону или вообще отворачивались в испуге. Ненадолго, потому что болезненное любопытство оказывалось сильнее, брало верх над чувствами и приличиями. Ещё бы, о такой трагедии в столичных салонах долго будут говорить.

Тут и Фогель вернулся. Прошёл к императору с непроницаемым выражением лица, наклонился и прошептал ему что-то коротко на ухо.

— Что? — отстранился Александр Третий. — Вы уверены?

— Так точно! — выпрямился лейтенант.

— Чёрт знает что! — в свою очередь чертыхнулся император и отмахнулся на недовольство супруги. А лейтенанта жестом попросил замолчать.

Потому что внимание всех присутствующих в этот момент было привлечено к только что поднявшемуся на площадку жандарму. Точнее не к нему самому, а к цветастому платку в его левой руке. В этот женский платок было завёрнуто что-то круглое и понятно, что именно.

Жандармский офицер передал узелок Пантелееву, проговорил ему что-то тихим голосом и, получив разрешение, спустился по лестнице.

Александр Ильич же, развернулся с гордым видом и направился к государю бодрым шагом.

— Вот, — протянул ему узелок.

— Что это? — нехорошо прищурился Александр Александрович.

— Голова, — выпрямился Пантелеев, удерживая узел на вытянутой руке.

— Вы с ума сошли, генерал? — возмутилась Мария Фёдоровна. — Принести сюда такое. Здесь же дети!

— Да вы только гляньте, что это такое, — принялся развязывать узел Пантелеев. Да не удержал генерал свёрток, вывернулся из пальцев уголок платка, вывалилась голова и упала на пол. Вскрикнули впечатлительные барышни где-то за спиной царственной четы, побледнели Ксения с Ольгой.

— Вот! — жандарм подхватил с пола голову за волосы и выставил перед собой на вытянутой руке. — Прошу, ваши величества. Вы только гляньте на это.

Голова пучила круглые нарисованные глаза и, казалось, издевательски при этом подмигивала.

— Прекратите! — остановила генерала императрица и опустила глаза, потом и вовсе отвернулась в сторону. — Немедленно уберите ЭТО прочь!

— Да вы только гляньте, это же форменное издевательство, — не успокаивался генерал и сдёрнул с удерживаемой в руке головы шлем и очки, выставляя на всеобщее обозрение нарисованную на дерюге физиономию и торчащую во все стороны солому из разошедшихся швов на темени.

— Александр Ильич, настоятельно прошу вас сейчас же убрать прочь эту гадость, — нахмурилась Мария Фёдоровна, продолжая при этом смотреть куда-то на поле…

— Да, Александр Ильич, право слово не нужно было этого делать, — укорил генерала император. — Унесите это.

И, не обращая никакого внимания на растерявшегося жандарма, постарался успокоить супругу, мягко взял её за руку и обернулся к порученцу:

— Немедленно доставить ко мне этого… Этого… Этого, — легонько пожал женские пальчики своими, нахмурился и усмехнулся. Наконец-то подобрал нужное определение. — Авантюриста!

И кивком головы указал растерявшемуся генералу на выход. Ещё и грозно нахмурил брови, поторапливая тем самым явно замешкавшегося жандарма.

— Кого доставить? — удивилась Мария Фёдоровна. Осторожно высвободила руку, на мгновение задержав кончики пальцев в мужниной ладони и при этом нежно и незаметно её погладила, бросила быстрый взгляд на заснеженное поле, на присыпанное снегом тело. Или уже не тело, а всего лишь чучело, вокруг которого господа полицейские продолжали держать оцепление, и отвернулась. Мельком оглядела нахохлившуюся, притиснувшую к груди руки растерянную Ольгу, плотно прижавшуюся к Александру и явно испуганную Ксению. Ещё раз глянула на поле, нахмурилась и спросила. — Он же… Да как же это?

Замолчала, подняла глаза и наконец-то нашла в себе силы рассмотреть предмет в руках Пантелеева. Сжала губы в тонкую ниточку, нахмурила брови. Пантелеев отступил на шаг назад, настолько сердитым было в этот момент выражение лица императрицы.

— Как сядет самолёт, лётчика сразу ко мне, — повторил для порученца император, оглянулся на семью и поспешил успокоить своих девочек. — Да не он это, не он…

И уже в спину удаляющемуся прочь Фогелю во весь голос сказал:

— И поле от посторонних освободите! А то этому… — Александр Александрович замялся, нахмурился, глянул вверх, где всё это время так и продолжал наматывать круги тарахтящий аэроплан, и вдруг еле заметно улыбнулся. — Приземлиться некуда будет.

И, как бы про себя, договорил:

— Обо всём самому думать приходится.

Про себя, но все окружающие эту фразу отлично расслышали. А император оглянулся на детей и вдруг весело подмигнул им:

— Это наш авиатор таким экзотичным образом урок всем нам даёт, показывает, что в полётах обязательно нужно привязные ремни использовать и ни в коем случае не пренебрегать индивидуальными средствами спасения. Так называемым парашютом, изобретением господина Котельникова. Так что все живы, а там, — взглядом указал на поле. — Обыкновенное чучело лежит, для реализма в форму обряженное. Задумка неплохая, но исполнение оставляет желать лучшего. Мальчишка! Нашёл, где, а, главное, перед кем, шалить. Придётся его за подобную недопустимую шалость наказать.