Нелюбимый
Шрифт:
Во-первых, портрет, который снял Кэссиди. Я вспоминаю, что он был сделан в 1995, когда ему было пять. На нём был он, его мама и мужчина в возрасте.
Во-вторых, есть фотография его триумфа в Малой лиге, когда ему было семь лет. И в заголовке упоминаются его родители, живущие в Миллинокете, так что они ещё не переехали сюда.
В-третьих, я знаю, что мать Кэссиди умерла тринадцать лет назад, когда Кэссиди было четырнадцать. Поскольку я живу в её комнате и ношу кое-что из её одежды, думаю, что могу с уверенностью предположить, что она жила здесь до того, как скончалась.
Значит, он переехал сюда не взрослым. Он
Что означает…
Кэссиди не сам выбрал такой образ жизни.
Он просто решил остаться.
Всё ещё прижимая к груди «Молитву об Оуэне Мини», я отворачиваюсь от книг и возвращаюсь в свою комнату, задаваясь вопросом, почему он так и не вернулся в мир… и гадая, почему его мать покинула его.
***
Я на четвёртой главе, когда слышу, как открывается и закрывается входная дверь, и удивляюсь выбросу адреналина, который получаю. Я так счастлива, что чувствую себя светлячком в сумерках, который светится изнутри.
Кэссиди дома.
Я слышу, как он ставит что-то на кофейный столик в гостиной, прежде чем появиться в дверном проёме, его тело покрыто пылью и грязью, на голове шахтёрская каска.
— Ты проснулась, — говорит он.
— Да. Ты вернулся.
— Да, — мрачно отвечает он.
— Как прошёл твой поход?
Он вздыхает.
— Хорошо, я думаю.
— В чём же преимущество? — спрашиваю я.
— Чего?
— Походов ночью?
— Тихо. Мирно. Я не знаю.
Он отмахивается от вопроса, выглядя раздражённым.
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Лучше с каждым днём.
Но он, кажется, не в духе.
— С тобой всё в порядке?
— Мне нужно принять душ, — говорит он, отворачиваясь. — Потом я приготовлю тебе завтрак.
— Я чувствую себя лучше. Действительно. Я могу помочь.
— Не беспокойся об этом, — бросает он через плечо, уже уходя.
Я смотрю, как он уходит, но не испытываю обычного трепета от наблюдения за тем, как его тугая задница медленно удаляется. Он чем-то расстроен, и я обнаруживаю, что это беспокоит меня гораздо больше, чем я ожидала.
Тогда нечто ужасное приходит мне в голову:
Может быть, я стала для него обузой. Может быть, он хочет, чтоб меня здесь не было.
Необходимость заботиться обо мне означает, что у него нет свободы, чтобы приходить и уходить, когда он хочет. Ему приходится возвращаться сюда каждые несколько часов, чтобы проверить меня, а я здесь уже довольно давно. Сколько? Четыре дня? Пять? Хмм. Три дня без сознания. Ещё три после лихорадки. Плюс сегодня… Семь. Семь дней. Я здесь уже неделю, а это значит, что сегодня…
— О, Боже, — бормочу я.
Сегодня 26 июня.
Сегодня тридцатый день рождения Джема.
Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю через нос, наполняя лёгкие, насколько я могу, не натягивая швы.
Когда я снова открываю их, Катадин стоит передо мной высокая и мощная, и я удивляюсь глубокому чувствую покоя, которое испытываю, глядя на неё. Да, мои глаза полны слёз, но дыхание не перехватывает, а сердце не болит.
Джем ушёл. Но я всё ещё жива.
То, что случилось с Уэйном, было ужасно, но нахождение в опасной для жизни ситуации заставило меня понять,
что я хочу эту жизнь. Я хочу её очень сильно.И я благодарна Кэссиди за то, что сохранил её.
Я чувствую, как слёзы текут по моим щекам, но позволяю им упасть.
«Прощай, Джем, — думаю я, глядя на мягкие вершины его любимой горы. — Мне жаль, что я не смогла оставить частичку тебя на Катадин, но я знаю, что часть тебя всегда будет там. Твоя душа найдёт свой путь обратно в то место, которое ты любил больше всего на свете».
— Бринн?
Я оборачиваюсь и вижу Кэссиди, с мокрыми волосами, босыми ногами, в чистой одежде, стоящего в дверном проёме. Он с тревогой всматривается в моё лицо.
— Что случилось? — спрашивает он, преодолевая расстояние между нами в два шага, его несовпадающие глаза пристально изучают мои. — Почему ты плачешь? Что случилось? Ты в порядке?
— Сегодня день рождения Джема.
— Ох.
Он вздыхает, медленно садясь рядом со мной, стараясь не задеть моё бедро.
— Мне жаль.
— Мне тоже, — говорю я, всматриваясь в лицо Кэссиди.
Он сжимает челюсть, его взгляд яростный, когда он отворачивается от меня.
— Я ходил его искать. Рюкзак. Телефон.
— Что? — говорю я, слегка наклонившись вперёд, у меня перехватывает дыхание, сердце колотится.
— Это то, что я делал прошлой ночью, — бормочет он. — Но я… я подвёл тебя.
Моя грудь так напряжена, так полна, пока я перевариваю это новое знание, я не знаю, что делать. Мои пальцы впиваются в простыни, скручиваясь, как будто они пытаются удержать себя от… от…
— Ты подвёл меня? — Делая что-то настолько безумно доброе и заботливое? — Как ты меня подвёл?
— Он исчез, — тихо говорит он, глядя на меня печальными, затравленными глазами. — Я осмотрел всё вокруг — весь навес и окружающий его лес. Под ветвями и листьями. Я… я хотел найти его для тебя. Я хотел, чтобы ты смогла…
Мои пальцы отрываются от простыней, и я наклоняюсь вперёд, обвивая руками шею Кэссиди и притягивая его к себе. Я уничтожена громадностью его сердца, бескорыстием его души.
— Ты в-вернулся н-назад? — всхлипываю я, рядом с его ухом.
Его руки обвивают меня, прижимая к себе, и я кладу щёку ему на плечо. Моё дыхание обвевает его шею, когда я плачу.
Его горло урчит рядом с моими губами, и я чувствую его вибрации, когда он говорит.
— Я… я пошёл… я имею в виду, я забрался обратно наверх, но его не было…
— О, Кэсс, — шепчу я, закрывая глаза, потому что теперь я плачу всерьёз, мои слёзы мочат его футболку. — Ты не должен был этого д-делать!
— Я хотел, — отвечает он.
— Четырнадцать м-миль?
— Нет. Около двенадцати, туда и обратно. Мне пришлось идти более безопасным путём, когда я нёс тебя, и это добавило миль. Дорога, по которой я шёл прошлой ночью, была круче. Но быстрее.
— Д-двенадцать м-миль, — говорю я, мой голос срывается. — Ради м-меня.
Его руки сжимаются вокруг меня, и мы держимся друг за друга, как за спасательный круг. Его лицо слегка двигается, и мне кажется, что он прижимается губами к моей голове, но я не уверена. Эта мысль вызывает резкое ощущение, пронизывающее меня, и я сжимаю почти забытые мышцы глубоко внутри, волна чистого, неприкрытого плотского желания к нему заставляет мою голову кружиться.