Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке
Шрифт:
Отвлекся, спросил у оного секретаря. Нет, ничего важного и личных писем не приходило, кроме ряда прощений.
— Что за? — удивился Константин Николаевич. Попаданец не считал в XIX веке кого-то родным, даже близко знакомым. Может, у реципиента есть? Княжеский род Долгорукий в России весьма популярен. Может, кто и написал «На деревню дедушке» по служебному адресу.
— А-а! — махнул секретарь, опытный в таком деле мужчина, — просители, что б их!
Как понял князь, это были профессиональные просители, подававшие на все министерства «на всякий случай», вдруг дадут. Своего рода нищие XIX века.
Успокоился. От Бенкендорфа ничего не было.
На этом, походя, закончил дела в кабинете. Есть настоящие заботы. Очень трудные и важные. Пойдет-ка он в ведомственную тюрьму! Нет, не сидеть, конечно. Проведет допрос. И у Крапивина, и у его воровской шайки, если надо будет.
И то на всякий случай, больно уж интересно вели они себя при аресте. И потом все же под суд. Обвиняемых на виселицу или (ай, милосердные) на вечную каторгу, бумаги — в архив! А мы займемся своими делами, как служебными, так и личными.
Опять же, если не будет ничего интересного!
В тюрьме сел кабинетике, «услужливо» уступленного местным следователем маленького чина (а куда ему деться) и приказал привести ему «главного злодея» на сегодняшний день — Крапивина.
Тюремные служители, ни о чем не спрашивая — и так ведь все знают, паразиты! Приволокли — иначе и не скажешь — требуемого бандита (вора по современной для XIX века терминологии). Да, его «упаковали» по всем правилам XIX века. Тюремные кузнецы (были такие по штату в то время) заковали пахана «Два пальца» ножными и ручными кандалами. Тяжелые и очень неудобные, даже по первому взгляду. Это вам не XXI век с его нарочитым человеколюбием и легонькими «браслетами»!
Кивком показал служителям, — мол, посадите на табурет. И принялся его осматривать. А то сколько раз о нем говорили, даже сражались с ним и даже пытались убить, а он его и не видел. Надо хоть посмотреть, кого его стараниями будут вешать?
Старый уже, но видно, что явно крепкий старичок. Экий дедок — боровичок, мирный и внешне добродушный. Так и хочется спросить, как дед, внуки, не болеют ли чем ненароком? Болезней ведь много в наше время, от холеры до тифа, от желтухи до чумы и рожистого воспаления.
И только искоса бросаемые взгляды показывают, что не все так просто. Никакой он не классический дед. И внуки, если есть, то уголовная мелочь. Те, что трутся около авторитетов за крохи власти, за мелкий авторитет. Чтобы и их боялись!
Крапивин понял, что его высматривают, угодливо улыбнулся:
— Не виноватый я, ваше сиятельство, все наветы это. Думают, что я еще по мелочи ворую и иногда граблю. А я уже ушел от злодейских дел. Совсем. Стар уже, немочи сильные, ноги еле таскают по белу свету.
Эк его растащило! Думает, на круглых дураков напал? Может, и с ним поиграть немного, что-нибудь ненароком скажет, сволочь?
Посмотрел на угодливое, довольно уродливое, но хитрое лицо, понял, что не получится. Это вам не наивная Анюта. Старый и очень злобный зверь. Его, скорее всего, жандармы вообще «не раскрутят». Хотя и можно. Но не так.
Он кивнул писарю, — мол, твой черед спрашивать. А сам скучающе стал смотреть на пахана, как на дрянную букашку, невесть, как попавшую к нему. И ведь даже никуда не годится, зачем она?
Под этим презрительным
и надменным дворянским взглядом уголовник заерзал и даже стушевался. Разумеется, он не стал, ни боятся, ни как-то пугаться. Но, все-таки, кому понравится такой смотр.Помучив его таким взглядом юного натуралиста, князь как бы пришел к какому-то выводу, посмотрел на сидящего неподалеку писаря из местного тюремного ведомства.
Тот правильно его понял, наконец, застучал типовыми для тюрьмы вопросами:
— Кто такой, как имя, фамилия, если есть таковая, прозвище в тюрьме. И так далее. Обычные вопросы каждой эпохи с особой спецификой для каждого века. Скучно же, батенька!
Князь Долгорукий все это вроде бы и не слушал. Скучающий аристократ, по делам службы здесь оказавшийся и теперь от этого страдающий.
На самом деле, он, конечно, только надел на лицо служилую маску попроще и погордливее. А сам внимательно слушал.
Константин Николаевич уже знал (чувствовал), что ему попалась в сеть старая, но ценная щука. Такая старая, что есть ее ни за что не будешь. И уха из нее будет самая дрянь. А вот послушать ее даже не можно, а нужно!
В переводе на человеческий язык, этот уголовник ничего не скажет. Будет путать, лебезить, а когда попадется, просто промолчит. Он уже знает, что вина у него большая и никакое следствие ему срок не скостит — просто не сможет. То есть откровенничать ему нет никакого смысла. Пойдет на вечную каторгу, насколько он знал нынешний уголовный кодекс XIX века, и там будет опять пакостить.
Но есть малюсенький нюанс. Меньше ему дать никак не могут, а вот отправить на виселицу запросто. По каким статьям Крапивин может попасть в петлю?
Во-первых, за массовые убийства или убийства чиновников. Пахан, наверняка, это знает, и свою деятельность проводил с учетом статей УК. Поймать за руку? Нет, в принципе, это можно, но практически не пройдет.
Во-вторых, что нам особенно актуально, кража великокняжеских бриллиантов. Но здесь появляется закавыка, к которой он, кстати, сам и приложился. Елен Федоровна, его жена, максимум через три месяца, а, может, меньше, родит первенца. Император это знает и, понятно дело, не захочет подписывать смертную казнь. Тем более, из отягчающееся здесь только статус великой княгини. А так, не убийства, ни другие повинности у него нет. Или, скорее, они не знают, а он ни за что не скажет.
В-третьих, связь с иностранной разведкой. Точнее даже, с учетом этого времени, связь с каким-нибудь посольством. Очень даже невообразимый случай, но в российском УК XIX века такая статья есть и очень жесткая. И наказание там все начинается с виселицы. Мгм, невероятно, но факт!
В любом случае, пахан, наверняка, будет проводить следствие к мелким статьям в деле о бриллиантах и всячески отказываться от висельных статей других дел. В лучшем случае к довольно тяжелой каторге. Но ни за что к виселице!
А, значит, что мы, правоохранительные органы, можем сделатьв процессе допроса «знаменитого» уголовного авторитета?
Первое. Окончательно раскрыть с «помощью» Крапивина и прочих уголовников дело о краже бриллиантов великой княгини Марии Николаевны. Виновных строго наказать, хотя только в рамках законодательства. В принципе, для органов оно постепенно отодвигается во второстепенное на фоне интересных связей уголовного мира. Для органов, но не для императорской семьи и не для Марии Николаевны лично. А, значит жандармы и конкретно действительного статского советника князя Долгорукого должны искать;