Ненавижу тебя, Розали Прайс

Она проснется, и я все поменяю. Кардинально. Все к черту. Я люблю ее и готов на все, даже отказаться от своего образа жизни, своей деятельности. Я готов сменить город, штат, континент, лишь бы быть с ней, в нашем мире. Простоим новый барьер, но не между нами, а от мира сего, создавая наш новый, полный нежности, любви и ласки мир.

Все поменяется. Только проснись скорей, моя любимая Роуз.

***

Несколько дней прошли для меня словно в тумане, густом и таком непробиваемом. Гарри находился и расположил меня к себе за это время так, что с ним было комфортней, чем с остальными. Он говорил о Роуз, рассказывал о ней, словно читал мне какую-то сказку, заставив меня вспоминать то, что отдавало тепло в груди.

Ребята часто приходили в больницу, поселившись с отцом в гостинице за несколькими кварталами выше. Но Гарри не оставлял меня, ободряя и ясно давая понять, что не даст мне потопнуть в том мучении, которое я действительно заслужил.

Мерфин прибыла на третий день, к вечеру. Она не кричала, не обвиняла, не задавала мне вопросов. Словно она интуитивно чувствовала, что я и без того нахожусь на грани саморазрушения. Но пожилая женщина держалась от меня отдаленно, тихо, несколько сухо. Она в тайне ненавидела меня, но и замяла свое недовольство мягкой заботой старушки. С Гарри она вела светские разговоры легче.

Наша тройка почти начала жить в этом госпитале, а доктор, который часто подходил к нам, уже устало осведомлял о несменном положении Розали. Было известно, что ее организм постепенно осваивается и восстанавливает свои силы, но это происходит изрядно долго для молодой девушки.

Розали не хочет бороться за свою жизнь?

Мерфин пустили к ней в палату в тот самый вечер ее прибытия, по родственной связи. Вернулась она через четверть часа, побледневшая, испуганная и умолкшая. Больше она в ту ночь не говорила, только утром я предложил ей спуститься в столовую и подкрепиться, на что она любезно приняла мое предложение, но была холодна.

Забота с Розали мгновенно переключается на ее бабушку. Только вот страшно и ее подвести, как саму девушку.

На пятый день нашего присутствия на креслах и диванах, я спокойно пью кофе с Гарри, который рассказывал мне об университете, в котором обучают бизнесу, куда он так желанно хочет попасть. Я лишь отстранено слушаю его, совсем ничего не понимая в этом и не сильно поддерживая его в этой странной идее. Зачем ему свой бизнес, когда его отец передаст ему наследие после двадцати пяти лет?

Из далека я вижу, как подходит к нам доктор, уже с запомнившимся именем – Пирс, доктор Пирс. Он делает это каждые три часа – уведомляет о ее состоянии. Вчера ее организм перебился с усложненного, на стабильный, от чего все дружно выдохнули, ожидая дальнейшего восстановления Рози. Моя милая, сильная, такая стойкая и смелая Рози идет на поправку.

– Доброе утро, доктор Пирс, – здороваюсь я, и тот мне кивает головой, легко улыбнувшись нам. Мерфин приподняла на него изучающий взгляд, отрываясь от какой-то книги по психологии, не известной мне.

– Пирс, как она? – озабоченно спрашивает женщина, сняв свои очки с глаз и ожидая ответа.

– Хочу вас порадовать, – еще шире растянулся в улыбке доктор, словно и сам ее знает много лет, чувствуя радость за ее поправку. Я настораживаю уши, взволновано глянув в сторону Гарри, который мне так же тепло улыбнулся, поддерживая. Трепет сразу затуманил меня. – Розали очнулась, сейчас ей помогают врачи отойти от долгого сна. Думаю, что через пятнадцать минут, вы, Мерфин, можете зайти в палату, как ближайший родственник. В основном, если она захочет увидеть еще кого-то, то сама это скажет, думаю… скажет что-то.

– Вы на что намекаете? Она не говорит? – встрепенулась Мерфин, нахмурившись.

– Девушка пережила не просто стресс, а настоящую каторгу. Она в шоке, ее мозг еще не до конца принял ту информацию, что она в безопасности. Розали некое время может вести себя своеобразно – отдалиться, молчать, не подпускать к себе… Что она и делает. Мои помощницы не могут к ней прикоснуться, как ее сердечный ритм ускоряется на мониторах, – он двусмысленно смотрит на меня, словно уже глазами говоря: «видишь, это твоя вина, ваше рук дело», но я выдерживаю этот взгляд, пока

Пирс вновь не обращается к Мерфин. – Думаю, пока что вам не стоит находиться с ней в тесных объятиях. Она все еще в ужасе.

– Я..поняла вас, я буду осторожной. Надеюсь, она сама не отказалась от посетителя?

– Она не отказалась. Мисс Прайс не ответила ни на один мой вопрос.

Я судорожно выдыхаю. Гарри находится так же в небольшом замешательстве, как и мы все. Мерфин явно понимает, в чем дело – видно по ее глазам, что понимает. Она знает ее диагноз, повреждения, и синхронно этому, проводит анализ с психическим уровнем.

Вдалеке, в самом темном углу сплывает тот факт, что раньше она боялась именно касаний из-за Финна и его дружков, которые замучили девушку, побили, изуродовали ее понимания о ласке и рук человека. Мои пальцы сжимаются в кулаки в тот момент, когда тело вздрагивает в неприязни. Она забыла об этом со мной, дав разрешения на то или иное касания по ее телу. Она дала мне волю на ее коже, она дала себе свободу рядом с моими руками. Доверила себя мне.

А сейчас отказываясь от касаний медсестер… Сердечный ритм ускоряется, она напугана. Она в шоке и растеряна, Розали боится, вновь. Господь, да что же ты с нами делаешь?

Пирс кивает, понимая, что сейчас ему лучше уйти, чтобы дать нам время очнуться от нового больного диагноза, который он дал, увидев своими глазами. Мерфин резко поднимается, а я перевожу на нее на понимающий взгляд. Ее рот то открывается, то закрывается, как у немой рыбы, что выбросили на берег. Ее лицо показывает десятки эмоций, и единственное, что я замечаю – шок, поражение, ошеломление и скрытый страх в глазах за ее внучку.

Она вновь садиться назад, потупляя взгляд на полу, а я переглядываюсь с Гарри. У меня нет смелости, чтобы спросить что-то, поэтому немо прошу Гарри заменить меня, что он и делает.

– Миссис Мерфин, вы что-то знаете об этом… То, что сказал Пирс? – тихо спрашивает Стайлс, а ее взгляд врезается в меня так проницательно, что мои легкие останавливают свою работу, так же, остановив поток воздуха. Сердце ушло куда-то в пятки, но яро отдает резкими стуками в висках. Руки вновь затряслись, от чего пришлось сдерживать свою реакцию, но смотреть в ее карамельные глаза.

– Знаю, Гарри, – оповещает она моего друга, но, ни разу не свела своего взгляда с меня. Она бесстрастна, словно под воздействием шока, да так, что ни единый мускул не дрогнул на ее лице, только приобретая бледные оттенки кожи. – Если ее реакция не измениться с нужными препаратами, прописанные доктором, если психотерапевт будет для нее пустым звуком, как и я сама… Если она не подпустит сейчас к себе кого-то, то боюсь, что ее ранее проявляемая начинающая стадия страха прикосновений, перерастет во что-то иное, большее…