Необратимость

– Ты думаешь, что знаешь меня, да?

Я вздрагиваю, опускаясь обратно на кровать.

– Я знаю достаточно.

– Тогда просвети меня.

– Я думаю, в глубине души ты хороший человек, - говорю я, подложив ладони под щеку.
– Порядочный, честный. Яростно защищаешь тех, кого любишь. Но ты носишь маску, чтобы люди не видели тебя настоящего. Для тебя уязвимость - это болезнь, слабость.
– Мои глаза начинают привыкать, когда я смотрю на белый барьер с красными пятнами.
– С тобой случилось что-то плохое. Что-то ужасное. И, возможно, ты всегда винил в этом себя, хотя это была не твоя вина. И не могла быть. Но ты глубоко чувствуешь, больше, чем показываешь. Ты переживаешь свои потери до такой степени, что отвергаешь подлинные эмоции, связь… чувства. Так проще. Безопаснее.

Никакого ответа.

Я смотрю на стену, мое сердце бьется все живее, пока я дышу задумчивой тишиной.

– Я на правильном пути?

– Хм, - ворчит он, ерзая на месте.
– Теперь ты мой психотерапевт?

– А у тебя есть психотерапевт?

– Люди обращаются к психотерапевтам, чтобы измениться. Это означает, что есть смысл пытаться. Или что тебе не все равно.

– Измениться - это не то слово, которое я бы использовала. Терапия - это рост. Это то, что может быть полезно каждому, верно?
– Когда он ничего не отвечает, я прикусываю щеку, надеясь, что хоть немного достучалась до него.
– Замыкание в себе не идет тебе на пользу, Айзек. Это ведет к одиночеству. Жизнь всегда будет наполнена потерями и душевной болью, но именно это делает нас сильнее. Мы живем с ними, но не позволяем им определять нас.

– Тебе легко говорить.
– Его тон резкий и язвительный.
– До сих пор ты вела привилегированную жизнь. Красивое лицо, красивые люди, исполняющие все твои прихоти. Слава и богатство.

– Мое красивое лицо– это то, из-за чего я оказалась здесь, гнию в этой тюрьме.
– Моя грудь вздымается, эмоции нарастают.
– Это проклятие, а не дар.

– И именно благодаря ему ты все еще жива.

Я отпускаю невеселый смешок.

– Думаешь, я не страдала? Не горевала? Не боролась?

Он ничего не отвечает.

Я сажусь и морщусь, когда закидываю ногу на ногу. Он снова отгораживается от меня, отталкивает. Защитный механизм, чтобы притупить свою боль и не впускать меня внутрь.

– Поговори со мной, - тихо прошу я, прижимаясь лбом и рукой к стене.
– Скажи мне, что причинило тебе боль.

По-прежнему ничего.

– Айзек.
– Я судорожно выдыхаю, сгибая пальцы.
– Скажи мне, почему ты ненавидишь весь мир.

Проходит двадцать две секунды, прежде чем он признает это.

– Может быть, я действительно ненавижу этот мир.

Сквозь горечь проступает ранимость, которую я так хотела услышать.

Слеза вытекает из моего глаза и ползет по щеке, теплая и легкая. Сглотнув, я закрываю глаза и жду продолжения.

Он делает паузу. Еще пять секунд, и он произносит слова, которые разбивают мое сердце.

– Но сначала мир возненавидел меня.

ГЛАВА 18

Я понимаю, что совершил ошибку, как только слова покидают мой рот.

Я бьюсь головой о стену.

Хорошая работа, Портер. Это совсем не разожжет ее любопытство.

– Айзек…

Да, я это сделал.

– Забудь, что я сказал.

– Зачем кому-то… - Она придвигается к стене, и я слышу боль, которую она пытается скрыть. Эта процедура выбила ее из колеи.
– Ты действительно так думаешь? Это…

– Я ничего такого не имел в виду. Давай забудем об этом.

– Я говорю это резче, чем хотел. Огрызаюсь.

– Хорошо.

Она молчит несколько минут, и я прекрасно понимаю, что это не потому, что она согласилась оставить все как есть. Если женщину чем-то заинтересовать, она будет упорствовать до тех пор, пока ее пытливый ум не будет удовлетворен. Но поскольку она пока не настаивает, я закрываю глаза и жду.

Вскоре я представляю, что преодолеваю стену позади себя. Иногда я так делаю. Особенно после того, как Ник и Хлоя отлично повеселились ночью. Наши отношения изменились - и не только в сексуальном, флиртующем смысле. Это другой уровень близости, которого я обычно не допускаю. Возможно, это связано с тем, что я вынужден полагаться на слова, а не на… части тела.

Меня это бесит не так сильно, как я ожидал.

Но сейчас то, что я бы сделал, оказавшись в соседней комнате, не имеет ничего общего с нашими похотливыми альтер эго. Мы оба ранены и измучены. Неимоверно устали. Чтобы сохранить рассудок, я с головой ушел в подготовку к побегу, придумывая креативные способы убить человека, который держит нас в плену.

Но чем дольше тянутся дни, тем сложнее поверить, что наши жизни закончатся иначе, чем у других, оказавшихся здесь.

Умственное и эмоциональное напряжение реально.

В конце концов, я всего лишь человек. Моя жизнь оборвется так же легко, как и у всех остальных.

Я слышу, как она пытается найти положение, которое не будет ей напоминать, что какой-то незнакомец только что копался в ее внутренностях. Если бы я мог прямо сейчас проникнуть через эту стену, я бы обнял Эверли и просто прижал ее к себе.

А потом мы бы уснули.

Я уже почти засыпаю, когда она снова начинает говорить.

– Знаешь, о чем я все время думаю?

О том же, о чем и я?

Скорее всего, нет.

Зная ее, я думаю, что она волшебным образом поняла все, что я держал в тайне, просто по нескольким фразам, которые я позволил себе. В этом она хороша. Я редко встречал людей с лучшими природными инстинктами… чем у меня.

Может быть, Таннер, но я никогда в этом не признаюсь. Полезно держать парня в напряжении.

Я жду, что она выложит всю историю моей жизни до мельчайших подробностей, когда она говорит:

– О чае с шариками.

Вот уж чего я не ожидал.

– Эта слишком сладкая штука с твердыми шариками, которые поднимаются через соломинку, так что приходится жевать напиток, чтобы не подавиться?
– Я никогда не понимал ее привлекательности.

– Ты ведь не пробовал его, правда?

– Боже, нет.

– Тебе стоит когда-нибудь.

В этом утверждении есть какая-то тяжесть. Та же, что и в словах - скоро увидимся. Она все еще пытается убедить себя, что «когда-нибудь» или «скоро» наступит. В конце концов, именно так она и выжила.

Я просто не уверен, что кто-то из нас до сих пор в это верит.

– Звучит ужасно. По чему еще ты скучаешь?

– По шоколаду. Я очень люблю сладкое. А ты?

Я рассматриваю этот разговор как передышку, которой он и является. Мы начали углубляться в тяжелые темы, и, как обычно, сработал мой непроизвольный рефлекс, и я стал грубым. Это мой выход. Шанс сохранить нашу связь, не зацикливаясь на тяжелых вещах.

Спасибо за это, Эверли.

– Эх, - говорю я легкомысленно.
– На самом деле я не…