Необратимость
Шрифт:
И я пытался.
Но в конце концов в ней действительно было все то, что видели в ней родители, и, прислонившись спиной к спине, устремив взгляд на кровать, где она спала какое-то время, я позволил ее сущности ожить в моих словах.
Я возвращал ее к жизни, хотя бы в воспоминаниях.
– Когда я заканчивал школу и размышлял, какую карьеру выбрать, моя мать посмотрела мне прямо в глаза и сказала, что мне не стоит беспокоиться, потому что я все равно закончу свою жизнь в тюрьме.
– Как она могла сказать такое собственному ребенку?
– У нее были свои причины.
– Моя мать была
Думаю, когда-то она была полна надежд, но, когда жизнь подвела ее, она ожесточилась. К сожалению, я символизировал начало этого.
– Как бы то ни было, именно Сара нашла меня и сказала, что, по ее мнению, у меня другая судьба. Что я должен спасать людей.
Она верила в меня так сильно, что это стало казаться… возможным.
Ее мечты дарили мне проблеск света в конце туннеля - достаточно, чтобы не сдаваться. Я поступил в полицейскую академию благодаря сестре и ее дерзким мечтам, но это тайна, которую я храню по нескольким причинам.
На самом деле, теперь это неважно. Это была другая жизнь.
Теперь я пленник, как Эверли. Как Сара.
Наши жизни, сплетенные воедино двумя камерами. Лишенные света. Обреченные на один и тот же конец.
– Хорошо.
– В голосе Эверли звучит та же твердая убежденность, что и у моей сестры.
– Потому что ты чего-то стоишь. Ты стоишь гораздо большего, чем думаешь.
– Да.
– Я улыбаюсь.
– Вы двое во многом похожи.
Она размышляет над этим несколько минут, а ее неизбежный вопрос таится в тени.
– Почему твоя мать была так жестока с тобой? Какое у нее могло быть оправдание?
– Это из-за того, каким образом я появился на свет, - говорю я ей, поскольку больше нет причин скрывать.
– Я был постоянным, непреходящим символом всего, что шло не так.
– Это как-то связано с твоим отцом?
– Это имело к нему самое непосредственное отношение.
– Валун продолжает катиться. Набирает скорость. Срывается с обрыва.
– Он был плохим человеком?
– Он был насильником, Эверли.
Тишина.
Секунды за секундами пустого воздуха.
И наконец:
– Айзек… Я не знаю, что…
– Что есть, то есть, Пчелка. Ты не должна ничего говорить.
– Что можно сказать о человеке, который посвятил свою жизнь насилию? Который получал от этого удовольствие.
– Ты знал его?
– Только по имени. Судебные отчеты. Обвинительные приговоры. Он покончил с собой в тюрьме, отбывая наказание по тридцати пунктам обвинения в сексуальном насилии. Несомненно, жертв было больше, но это все, что они смогли доказать.
– Я не говорю ей, что он был так печально известен, что, если бы я назвал его имя, она бы, скорее всего, его вспомнила. Я отказываюсь наделять властью это имя.
Я всегда представлял себе, что он отбывает вечное наказание, поедаемый личинками в адских ямах.
Его наследие должно уйти вместе с ним.
Когда я смотрю на цепь, приковывающую меня к полу, от меня не ускользает сходство с моими чувствами к человеку, который заставил меня прийти в этот мир. С той стороны стены нет ответа, да я его и не жду.
Я бы предпочел, чтобы его не было.
Мои ладони мокрые, затылок липкий. Но плитка холодная, даже сквозь джинсы. В этом месте
всегда чертовски холодно, так что я не думаю, что дело в температуре воздуха. Скорее…Черт, мне бы не помешала сигарета.
Впервые я произнес все это вслух. Таннер выяснил это, покопавшись, как это делают детективы, но, кроме краткого подтверждения, что ублюдок мертв, он оставил эту тему в покое.
Кроме него, были моя мать, отчим - который относился ко мне равнодушно, пока я не создавал проблем для семьи, - и Сара.
Теперь, когда я рассказал об этом, я чувствую… пустоту. Такую же, как в этой комнате.
– Поначалу я даже не знал, кто он такой, пока мама не сочла нужным объяснить, что со мной не так.
– Это ужасно. Ни один ребенок не должен проходить через это.
– Не должен. Но такова жизнь. Это игра в кости, и некоторым людям выпадают дерьмовые карты.
День, когда до меня наконец дошло, запечатлелся в моей памяти так, будто это случилось вчера. Меня впервые отстранили от занятий в школе за драку, и моя мать была в ярости. В отместку она дала мне понять, как сильно я разрушил ее жизнь. Какой ошибкой я был.
Раньше, когда я спрашивал о своем отце, она уклонялась от ответа.
Но не в тот день.
В тот день она привела меня в свою комнату, открыла самый нижний ящик комода, где были спрятаны улики, и разложила их на кровати. Судебные отчеты. Показания женщин, которые выступали в суде, когда он наконец предстал перед судом.
Фотографии…
Я слишком похож на него, чтобы она могла забыть об этом.
Когда я спросил ее, почему она вообще меня оставила, она объяснила, что была молода и наивна и думала, что так и должно быть. Ее семья была религиозной, они воспитывали ее в вере в святость жизни и говорили ей, что все происходит не просто так. В то время она была на грани срыва, пытаясь найти хоть что-то, во что можно было бы поверить, поэтому она убедила себя в том, что зачатие ребенка - новая жизнь, чистый лист - является символом искупления.
Она назвала меня Айзеком.
Затем ее семья решила, что иногда плохие вещи случаются из-за скрытого греха, и они отвергли ее.
А я остался.
Мы застряли друг с другом.
В довершение всего, меня было нелегко растить, и я никогда не оправдывал ее ожиданий. Со временем я стал символом события, которое разрушило ее жизнь. Плохое решение, из-за которого она оказалась не в том месте и не в то время.
Грех.
Она была океаном посттравматического стрессового расстройства и разрушенных мечтаний, а мое присутствие - токсичным нефтяным пятном. Мы не сочетались, и в детстве у меня не было ни единого шанса.
– Ну… - Я снова закрываю глаза и нажимаю пальцами на болевые точки прямо над бровями.
– Теперь, когда я сбросил все свои…
– Это не передается генетически. Такое зло. Я в это не верю.
Меня не должно удивлять, что она так легко вскрыла страх, который преследовал меня всю жизнь, у меня такое чувство, словно она порылась в давно заархивированных файлах моего мозга.
– Хорошо.
– Я просто хотела убедиться, что ты знаешь.
Верю ли я в это - совсем другая история. Зависит от дня.