Необратимость

– Спасибо.

К счастью, она оставляет тему моего происхождения, потому что я уже превысил свою норму разговоров об этом дерьме. У меня такое чувство, будто на мою голову свалился пресловутый валун.

– Сара зарабатывала на жизнь музыкой?

– Вообще-то она работала бариста, но потому, что это позволяло ей быть поближе к соседнему кафе, где она любила играть.

– Я могу себе это представить. Она сидит на маленькой сцене в углу под прожектором. Все замолкают на полуслове, завороженные, когда она играет свою любимую песню, а потом бежит обратно за стойку, чтобы сделать кому-нибудь обезжиренный мокко со льдом и капелькой карамели без сахара.

– В точку.

– А эта история с придурком, из-за которого она на время перестала играть?

– Уверен, ты будешь шокирована, узнав, что это был я.
– Конечно, я сказал это только для того, чтобы заставить ее отступить. Я впал в одну из стадий отвращения к себе, и ее невинный позитив только глубже вонзал нож в меня. Я переехал и должен был оставить свой детский багаж позади.
– Но все закончилось хорошо. Она снова нашла меня, как только стала самостоятельной. Ворвалась в мою жизнь с прежним энтузиазмом и преследовала меня до тех пор, пока я не пришел посмотреть ее выступление.

– Приготовила тебе куриный пирог в горшочке.

– Это было настоящее дерьмо.
– Вот теперь у меня во рту действительно собралась слюна. И, как ни странно, я чувствую себя легче, чем в тот день, когда она приготовила мне последний куриный пирог, вышла за дверь и больше не вернулась.

Даже когда я сижу здесь, прикованный к полу.

Спасибо и за это, Эверли.

– Айзек?

Я хмыкаю в ответ, не в силах справиться с комком, застрявшим в горле. Все эти воспоминания… Я не доверяю своему голосу сейчас.

– Спасибо, что поделился ею со мной.
– Голос Эверли становится мягче, ближе, словно она вошла в какой-то священный храм.
– Я знала, что она мне нравится. Мне просто хотелось бы узнать ее получше.

– Я рад, что ты была рядом и составила ей компанию… в конце.

Мне нужно отдохнуть. Побыть с моими призраками и подготовиться с боем выбраться отсюда. Потому что независимо от того, верю я или нет, что у меня есть шанс выбраться целым и невредимым, я все равно в долгу перед этим ублюдком за то, что он забрал мою сестру из этого мира раньше ее времени.

И еще Эверли…

Не знаю, почему я чувствую себя обязанным задать этот вопрос, когда уже знаю ответ.
– Тот медиатор для гитары. Он голубой, да? Блестящий?

– Да.

Я представляю, как Эверли держит его в руках, словно это что-то бесценное. Ее любимый сувенир. Я сам купил его много лет назад. Он был особенным. Сара даже дала ему имя.

Джуэл¹⁰.

– Это ее.

Моей помощницы.

– Я знаю.

– Позаботься о нем ради нее, хорошо?

Ее ответ звучит не громче шепота.

– Всегда.

ГЛАВА 19

Шесть дней.

Шесть дней неудача за неудачей.

Роджер приносил мне еду - утром, днем и вечером, - а я делала все, что было в моих силах, чтобы засунуть куда-то этот браслет. Хлопала ресницами, застенчиво улыбалась, кокетничала. Притворялась, что жажду общения и его компании.

Ничего не действовало.

Моим единственным шансом выбраться отсюда была стена, более непробиваемая, чем те четыре стены, что окружали меня.

Клянусь, они сжимаются.

А может, это просто надежда.

Живот прорезает резкая боль, когда я лежу на матрасе, свернувшись в дрожащий клубок. За последние несколько дней мое состояние ухудшилось. Я не знаю, что происходит, но сегодня утром я проснулась с температурой, которая ощущается как раскаленная лава, бурлящая под кожей.

Натянув одеяло до самого подбородка, я стону, когда на меня накатывает очередная волна жгучей боли.

Голос Айзека раздается рядом со мной, как неразборчивый шум.

– …и тогда его голова окажется на моей тарелке для завтрака.

Я медленно моргаю.

– Что?

– Людоед. Обезглавливание неизбежно.

– Звучит… мило.
– Мои веки закрываются, как занавески, задергивая сцену моих затуманенных глаз.
– Я не хочу завтракать. Я не голодна.

Он делает паузу.

– У тебя там все в порядке?

– Блинчики вкусные.

– И что теперь?

Когда я снова открываю глаза, над моей головой танцуют блинчики со счастливыми лицами, политые сиропом и растопленным маслом. Теплая жижа капает мне в глаза.

К счастью, у меня достаточно здравого смысла, чтобы понять, что у меня лихорадка.

Я вытираю лицо, это всего лишь пот.

– Айзек… я заболела.
– Меня пробирает ледяной озноб, контрастирующий с горящей кожей. Матрас подо мной ходит ходуном, когда я безостановочно дрожу, подтянув колени к груди.

Повисает еще одна долгая пауза, прежде чем его голос звучит ближе.

– Заболела? Похоже на грипп?

– Мне кажется, хуже, - хриплю я.
– Моя процедура… что-то не так.

Удар в стену.

– Черт.

Я не могу понять, беспокоится ли он о моем здоровье или о нашем плане побега. Я едва могу двигаться, не говоря уже о том, чтобы приставать к Роджеру. Я уже потерпела неудачу, и теперь мое состояние ухудшается с каждой минутой.

– Я… замерзаю, - говорю я ему, щелкая зубами.
– Высокая температура. И живот… болит. Тупая боль и тошнота. Кажется, меня сейчас стошнит.

– Черт побери.
– Проклятие вырывается хриплым шепотом сквозь стиснутые зубы.

Я хочу верить, что ему не все равно.

Что он беспокоится обо мне.

В голове крутятся бесплодные фантазии и грезы наяву. Если бы мы сбежали, поддерживали бы мы связь? Стали бы мы ежемесячно встречаться за чашкой кофе или пересекаться за обедом в милых кафе?

О чем бы мы говорили?

Нас объединяет только стена, безумец и куча общих травм - совсем не тот фундамент, на котором вырастают длительные дружеские отношения.

И тогда я задаюсь вопросом, сможем ли мы когда-нибудь стать… кем-то большим.