Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
– Продолжай, призванный.
– Простите меня, Великий Фаэтон, – виновато произнёс молодой лорд. – Я… я не знаю, что со мной… Я хотел сказать, что Клавдий… Когда я впервые увидел его, то ощутил какое-то странное притяжение, как будто мы с ним… как будто бы он… мой отец… – Последнее слово Джойс буквально выдавил из себя, и, потупившись, умолк. Гарей смотрел на него испуганно и удивлённо.
Золотой исполин чуть шевельнул громадными крыльями.
– Джойс, – впервые обратился он к лорду по имени. – Ты удивишься, если я скажу тебе, что тоже не знаю, кто он тебе, хотя и следил за всеми твоими перемещениями по Гулсену, а также – какое решение ты примешь в тот или иной момент. Но я дракон, и владею лишь той информацией, что касается моих сородичей. Но ты можешь спросить того, кто непосредственно связан с миром людей, – он повернул голову
– О Великий Фреммор, – почтительно обратился к нему Джойс. – Знаете ли вы, почему я ощущаю такую сильную привязанность к гулсенскому человеку? И о чём говорит эта привязанность?
Первый слуга слегка улыбнулся, что значительно смягчило его доселе суровые черты. Он опустил взгляд на стоявшего внизу человека и промолвил:
– Насколько я знаю, твой отец умер. И, повстречав Клавдия, ты почувствовал некое благоговение. Я отвечу просто: Клавдий напомнил тебе твоего покойного отца, по которому ты сильно тоскуешь. Но я не вижу иной связи в ваших с ним энергетических оболочках. Если Гулсен был бы тем, чем для драконов является Склон Мира, я бы ответил, что он и есть твой отец, обретший последний приют в загробном мире. Но Гулсен – это не загробный мир, а всего лишь параллельный мир Англии, поэтому я сказал тебе ровно столько правды, сколько знаю сам. И ничего больше к своим словам добавить не могу.
«Это называется – «понимай как хочешь», – подумалось лорду. Что ж, и на том спасибо. Конечно, Клавдий не его отец, однако от этого ему будет не менее тяжело расставаться с ним, когда наступит время покинуть Гулсен.
– Итак, желание выбрано, – подвёл итог Фаэтон, сверкнув зелёными глазами. – Оно будет исполнено, как только вы начнёте приносить клятву. Но прежде я должен попросить вас покаяться друг перед другом, простив все обиды, вольные и невольные. Ибо только с чистым разумом и лёгкой душой, на которой не лежит бремя недомолвок и обид, можно пользоваться энергией источника. Она проникнет в вас и объединит ваши души во время клятвы, но перед этим проверит чистоту помыслов. Так что будьте предельно искренни друг с другом, тогда ваше самоочищение будет наиболее эффективным. Вспомните все ваши ссоры, обиды, разногласия, и простите друг друга. Делайте это как угодно, хоть в словах, хоть мысленно – главное, сделать это с открытым сердцем и добрыми помыслами.
Джойс был готов и лишь ожидал сигнала к началу, как он полагал, этого торжественного действа, но понял, что никакой предварительной церемонии не будет, когда в ту же секунду Гарей бросился к нему.
– Гарей, что… – воскликнул было молодой лорд, но дворецкий так крепко обнял его, что Джойс, смутившись, замолчал. Они вместе опустились на колени, и лорд молча обнял своего слугу в ответ, выслушивая его извинения, которые вообще-то не желал принимать, ибо не держал на него никакого зла, и, насколько помнил, всегда прощал Гарею все обиды, которых было так мало на его веку, что Джойс и забыл, что они когда-то имели место быть. Ему казалось, что они с Гареем всегда жили в мире и дружбе и никогда не ссорились, поэтому и были выбраны на роль призванных, но дворецкий, как оказалось, прекрасно всё помнил, а его раскаяния действительно были искренними. Гарей заставил господина вспомнить очень многое из их жизни, начиная задолго до его, лорда, рождения, когда он ещё служил его родителям. Видно было, что он всё это время держал в себе весь этот груз, а сейчас возможность раскаяться словно сбросила с его души тяжёлый камень. И Джойс засомневался, сможет ли и он вот так же вспомнить всё плохое и попросить за это прощения, ведь он, несомненно, обижал Гарея поболее, чем он – его.
Когда Гарей, наконец, закончил свою исповедь и умолк, Джойс понял, что настал его черёд.
Он начал с того, как, ещё будучи в материнской утробе, «заставил» Гарея бросить свою невесту и остаться служить дальше. Это, по мнению лорда, было самой тяжкой его виной перед дворецким. Гарей, утирая слёзы, слушал молча, не пытаясь перечить своему господину, но его глаза говорили о том, что он с трудом принимает эту вину. Если бы покаяние происходило в ином месте и при иных обстоятельствах, Гарей и слушать не стал бы, ведь вины ещё даже не родившегося тогда господина в его расставании с возлюбленной не было. Но, поскольку им было необходимо понять и принять слова прощения, он простил хозяина и за эту, и за все последующие «обиды», вольные и невольные.
Под
конец, когда, казалось, все слова были уже сказаны, лорд и слуга, глядя друг другу в глаза, почувствовали в себе, в своих душах такой благостный покой, что им захотелось прокричать об этом на весь мир. Их сердца были спокойны, а дух – умиротворён. И уже иным, просветлённым взором они взглянули на Фреммора и Фаэтона, которые теперь стояли рядом друг с другом. Золотой дракон удовлетворённо кивнул.– Теперь вы очищены, – сказал он. – И освобождены от пут недопонимания. А значит, мы можем начать наш обряд.
Он поднялся на задние лапы, словно строптивый жеребец, и, куполом распахнув крылья над головой, громогласно взревел. От его рёва содрогнулась земля, а полусфера вдруг вспыхнула ещё ярче и быстро запульсировала. Великий Фреммор произнёс:
– Подойдите к источнику и войдите внутрь него.
Джойс и Гарей, глубоко вздохнув для храбрости, двинулись вперёд. Им не хотелось гадать, что будет дальше. Чудеса этого мира удивляли их ежедневно, и ещё бОльшие чудеса происходили здесь, но, привыкшие к ним, лорд и слуга уже не могли поражаться всему тому, что с ними случалось, так же сильно, как в самые первые дни их пребывания в Гулсене. Они стали воспринимать это как должное и неизбежное. Они почти превратились в гулсенцев. Но не знали, радоваться им этому, или же нет. Ведь их тоска по родине не уменьшалась, а наоборот, возрастала с каждым прожитым здесь днём. И они очень хотели вернуться в Англию. И знали, что вернутся. Но теперь уже совсем другими людьми. Лучше, чем были прежде.
Вспомнив про свиток с инструкциями, данный им Клавдием, Джойс хотел было обернуться и сказать об этом Фаэтону и Фреммору, но тут же понял, что это было бы с его стороны большой глупостью, ведь этим он бы поставил Клавдия выше тех божественных созданий, что явились им сегодня, да и в свитке, который он развернул раньше времени, будучи выброшенным на берег Великого озера, был лишь призыв искать Гарея – и больше ничего. И тут лорд подумал: неужели Клавдию было известно, кто их здесь встретит?
Но Джойс не успел додумать свои мысли – мерцающая оболочка полусферы была уже прямо перед ним, и, зажмурившись, они с Гареем сделали шаг навстречу неизвестной субстанции. Воздух вокруг них на мгновенье исчез, словно они прошли сквозь водопад, и, открыв глаза, лорд и слуга увидели друг друга так же, как видели под водой Великого озера – мутная белёсая субстанция позволяла дышать, но затуманивала зрение и слух – попытавшись крикнуть, Джойс почти не услышал собственного голоса. И Гарей тоже не услышал ни своего голоса, ни голоса господина. Вдруг их тела плавно поднялись на три метра вверх, и они оказались в центре полусферы, лицом друг к другу. И тут раздался голос Фаэтона. В отличие от их собственных голосов, голос золотого дракона они слышали так чётко, словно он был сейчас рядом с ними. И с первыми же его словами их тела засветились по контуру – Джойса охватило золотое свечение, а Гарея – серебряное. Светилась их аура, но они этого не знали, да и некогда было им удивляться новому чуду, уже столь привычному для них обоих. Фаэтон произнёс слова, напоминающие заклинание, а лорд со слугой при этом старались не шевелиться – так, на всякий случай.
– Именем и по благословению Хранителей королевства Гулсен Великого Льва Аполлона Благородного и Великого Пса Проциона Атакующего… – начал Фаэтон.
– …Именем и по благословению первых правителей королевства Гулсен, главы ветви Анкраун Гулла Первого Великого и главы ветви Ансерв Сенджамина Вернейшего… – продолжил Великий Фреммор.
– …Станьте зеркальным отражением друг друга! – громогласно взревел Фаэтон. В этот момент сияние от тел лорда и слуги стало разгораться ещё ярче, но ни Джойс, ни Гарей пока ничего особенного в себе не ощутили. А меж тем ритуал продолжился. Фаэтон и Фреммор говорили по-очереди, но не перебивая друг друга, а в чёткой последовательности, словно только что отрепетированный сценарий.
– Отныне и впредь, – продолжил Первый слуга, – вы будете неразлучны и неразделимы, как братья-близнецы, как день и ночь, как свет и тьма, как белое и чёрное, как красное и синее…
– …Как зной и холод, как небо и земля, как свеча и фитиль, как огонь и вода…
– …Пусть же каждый из вас узрит и почувствует то же, что и другой. С этого момента вы станете лучше понимать друг друга, лучше ощущать свои и чужие потребности и чувства…
– …Радость и боль, счастье и горечь…
– …И всё остальное, что дано вам природой…