Непознанный мир (цикл повестей)

Между тем Дорнтону всё же удалось скрыться от разъярённого Мердока, лишь когда он добежал до дворца. Там-то, во дворе Гулсенскасла, старый дракон и прекратил преследование, напоследок разорвав на себе уздечку и скинув седло, после чего гордо и неторопливо направился в свой родной загон, встреченный одобрительными возгласами Берти, своего хозяина, и его старого собеседника.

Отдышавшись после долгого бега, Дорнтон унял дрожь в руках и ногах и сокрушённо выдохнул. Где ему теперь взять дракона? Сейчас он согласился бы даже на Винторога.

И тут до его ушей донёсся громогласный рёв, от которого чуть задрожали стены дворца. И в этот миг у Дорнтона проснулась надежда. Ну конечно же! Он полетит на Громобое! Как же он раньше до этого не додумался! Он должен его послушаться, ведь Дорнтон не только Истинный, но и будущий глава ветви Ансерв! А значит, этот дракон просто не может ему не подчиниться.

Громобоем звали огромного чёрного дракона, охранявшего главную башню дворца Гулсенскасл, где размещались покои правителей королевства. Самый крупный и долгоживущий из всех драконов Гулсена, Громобой весь состоял из стальных мускулов и непробиваемой брони. Казалось, что никто не в силах совладать с ним, поскольку кого-то более внушительного, чем Громобой, представить было невозможно. И вот его-то, несмотря на всю его свирепость и силу, Дорнтон и решил, что называется, прибрать к рукам. Более отчаянного поступка до него не совершал ещё никто ни из земных людей, ни из гулсенцев, потому что они уважали и боялись этого несокрушимого дракона, и было за что.

Громобой был драконом первого правителя Гулсена, главы ветви Ансерв, дворецкого Сенджамина. Верхом на этом драконе Сенджамин летал всю свою жизнь. Они были очень привязаны друг к другу, и Громобой не позволял никому кроме него садиться на себя верхом – даже хозяину Сенджамина Гуллу Первому. А после гибели Сенджамина Громобой от горя не подпускал к себе никого, был в постоянной ярости, и так как даже при жизни своего хозяина оставался полудиким, после его смерти одичал совсем, и в целях безопасности его пришлось оставить в покое. По-видимому, воспоминания о прошлой жизни с Сенджамином не давали дракону покоя, и, терзаемый горем, он стал день и ночь кружить вокруг главной башни, словно до сих пор надеясь, что Сенджамин всё ещё там, и вот сейчас он откроет окно и бросит ему кусок мяса, как делал он это всегда. Или же Громобой надеялся разглядеть за стёклами то, что он видел в последний день жизни своего хозяина – как Сенджамин, израненный, лежит в постели и умирает, а у его изголовья рыдает безутешный хозяин – монарх Гулсена Гулл Первый. И, как и дракон, до последнего надеется на его выздоровление.

Но как бы то ни было, а с тех пор Громобой беспрестанно кружил вокруг башни, но кормил его уже не Сенджамин, а один из стражников, который, бросив дракону мясо, тут же скрывался в глубине покоев, поскольку дракон не мог терпеть людей, одичав за долгие столетия, – а тем более тех, кто находился в покоях его хозяина. И с громким рёвом, как только мясо было схвачено и проглочено, ударял хвостом по башне так, что даже прочнейшие стены её содрогались, едва выдерживая удар такой силы. Так Громобой сделался добровольным охранником обители новых поколений правителей Гулсена, сам не зная об этом. Он ведь до сих пор думал, что Гулл Первый жив и правит королевством и сейчас. Поэтому, чтобы дракон не разнёс от ярости дворец, Джастин О`Краун никогда не подходил слишком близко к окнам в своих покоях.

Конечно, Дорнтон был абсолютным безумцем, решив оседлать непокорного исполина. И хотя этот дракон пугал его не меньше, чем остальных обитателей дворца, отчаяние и страх за жизнь Джереми возобладали над страхом перед грозным долгожителем Гулсенскасла, что кружил сейчас над главной башней.

Взяв копьё, старик поднялся наверх, ко входу в башню. Опустевший дворец казался ему теперь гигантским мёртвым существом.

Седла и упряжи у него теперь не было, но старик не отчаивался. Он надеялся совладать с Громобоем при помощи силы Винд-фэйтс, только пока не знал, каким образом.

Войдя в пустынную тишину монарших покоев, Дорнтон смело подошёл к окну и открыл его.

И тут же мимо него пронеслась огромная чёрная туша исполинского дракона, а вихрь, поднятый взмахом его правого крыла, едва не сбил Дорнтона с окна. Громобой скрылся с другой стороны башни, не заметив сидевшего в раскрытом окне человека. Дорнтон привстал, чтобы в тот момент, когда дракон пролетит снова, воплотить в жизнь свою задумку.

Но даже на такой скорости зоркий глаз дракона разглядел Дорнтона раньше, чем он – его.

Раздался оглушительный рёв, и в следующее мгновенье длинный шипастый хвост с силой хлестнул по низу башни так, что та заходила ходуном. Дорнтон не удержался и свалился на пол.

Поднимаясь, он проклял себя за неуклюжесть, и вновь забрался на окно.

Яростный драконий рёв не прекращался – Громобой, ни на шутку рассвирепев, решил покончить с новым чужаком.

Почти ничего не зная о Громобое и его хитрости, Дорнтон не боялся его, принимая, вероятно, за самого обычного непослушного дракона, тогда как знающие его историю гулсенцы все как один трепетали при одном упоминании его воистину грозного имени, а уж лицезреть этого исполина даже издали никто из них не желал, поэтому ни один из них никогда не смотрел вверх, находясь поблизости от главной башни дворца.

Облетая башню, чёрный дракон выпустил страшные когти и перевернулся набок, чтобы схватить непрошеного гостя и разорвать его на куски.

Но и Дорнтон был уже наготове. Выставив вперёд копьё, которое тотчас же засветилось ярко-голубым, предупреждая хозяина о надвигающейся смертельной опасности, он ждал, когда перед ним появится шипастая драконья голова.

Громобой возник перед стариком настолько внезапно, насколько можно было себе представить, и в то же мгновенье огромная голова на длинной шее метнулась к нему с горящими неутомимой яростью глазами и жадно раскрытой пастью. Ещё секунда – и Дорнтон оказался бы перекушенным пополам, но вместо этого Громобой сам оказался в роли жертвы – впервые за всю свою долгую жизнь.

Его морда вдруг резко остановилась буквально в полуметре от головы Дорнтона, и вслед за этим дикий рёв потряс пустой Гулсенскасл: Громобой с размаха ударился своим огромным туловищем о башню, не успев остановиться, и затрепыхался в воздухе, не переставая сотрясать всё вокруг своим яростным криком. В его лбу торчало копьё Сенджамина. Оно ярко засияло, а его голубые потоки устремились… прямо внутрь головы дракона!

Дорнтон завороженно глядел на то чудо, которое происходило на его глазах.

В мгновение ока чудовищный, оглушительный крик Громобоя прекратился, и дракон неподвижно завис в воздухе, редко взмахивая крыльями. Могло даже показаться, что он крайне удивлён происходящему с ним. Его глаза глядели в пустоту, пока сила копья впитывалась в его голову, посылая голубой свет прямо в глубины памяти Громобоя, вызвав в нём одно-единственное воспоминание.

Дракон узнал копьё и его силу, когда почувствовал её на себе. И вспомнил Сенджамина, которому это копьё когда-то принадлежало. Однако это было не просто воспоминание, а нечто большее – то, что заставило исполина поверить в несуществующее.

Воспоминания становились всё более ясными, и в какой-то момент голубой поток затмил его зрение, и перед взором дракона возник образ Сенджамина. Громобой затрепетал, увидев того, кого он всё это время терпеливо ждал, и подлетел поближе к своему хозяину, неотрывно глядя ему в глаза.

На самом же деле он подлетел к слегка испуганному Дорнтону, и глядел в глаза ему, а не возникшему в его мыслях Сенджамину.

Замерев в воздухе и почти соприкасаясь мордой с грудью Дорнтона, Громобой, видя перед собой не его, а Сенджамина, с покорностью в голосе благоговейно произнёс: