Нереальная реальность

– Ужин. Хороший ужин, господа, – произнес горбун.

И враги снова, правда, куда осторожнее, двинулись вперед. Теперь можно было протянуть руку и ухватить за нос ближайших.

Лаврушин прищурился. Должен быть выход. Как бы плохо не было, он всегда находился. Слишком часто друзья видели смерть. И всегда находили этот выход.

Он вдруг заметил, что сжимает в руке двузубую вилку, которой приготовился полоснуть по ближайшей морде. Да, это будет борьба дохляка со слоном с помощью зубочистки! Он откинул вилку. И нащупал «пианино».

Он был не готов к нему. Он знал, что не сможет овладеть его силой. Но… Но все равно пальцы его мягко коснулись клавиш.

Густой звук поплыл по таверне. Заклубился дым, вырываясь из камина. Каркнув, тяжело поднялся ворон под потолок. Рванули врассыпную летучие мыши, а кот‑котище с мявом забился под лавку.

Нечисть немножко отпрянула.

– А, боитесь, – ликующе воскликнул Лаврушин.

И тут понял, что вся свора кинется сейчас на них. У него оставался миг. Он нажал опять одновременно на три клавиши. На этот раз обрушилась страшная какофония. Стены тяжело вздрогнули, как при землетрясении. Стало понятно, что материя, из которой состоит окружающее, сейчас не выдержит и порвется гнилой мешковиной. Почувствовала это и нечисть.

– Ну, – Лаврушин сделал вид, что нажимает на следующую клавишу.

И нечисть с визгом бросилась прочь, начала забиваться по углам, отпихивая, расшвыривая друг друга.

– Музыкант! – послышался вопль, в котором был ужас.

– Музыкант! – вторили ему вопли, полные отчаянья.

– Сматываемся, – крикнул Лаврушин.

Друзья кинулись в освободившийся проход, выбежали во дворик.

– Кони, – мазнул рукой Степан.

Он попытался красиво, как в фильмах, вскочить на оседланного черного коня. Конь заржал, ударил копытами. Степан шарахнулся в сторону.

– Оставь его! – прикрикнул Лаврушин, с кряканьем отодвигая тяжеленный засов.

Действительно, наездники из детей мегаполиса были никакие, так что и заморачиваться с гордыми животными не стоило.

Они выбежали за ворота и кинулись в овраг. Все вокруг было против них. Земля скользила. Ставшая жесткой трава цеплялась за ботинки. Лес пришел в движение. Деревья махали ветками, будто жалея, что не в силах вырвать корни и шагнуть на тропу. Из чащи разносились чавкающие звуки, в которых сквозило ожидание и ненависть. Внизу серебрилось озеро, и от него исходила самая большая угроза. Над ним метались светлые, страшные силуэты и плыл тонкий зов – он тянул к себе песнями сирен.

Дыхание сбивалось. Сердце готово было вырваться из груди. Наконец, не в силах больше бежать, Лаврушин остановился и упал на колени.

– Не могу, – простонал он.

– Поднимайся. Погоню могут выслать.

– Вряд ли. Нечисть напугана больше нас.

– Куда нам дальше?

– Вперед по дороге. В лесу нам не выжить.

Лаврушин сам себя пытался убедить в том, что за ними не будет погони. Но был уверен в обратном. Единственно, надеялся, что неразберихи, посеянной в таверне, хватит на некоторое время.

Дорога раздваивалась, петляла, растраивалась. Неожиданно лес кончился. Оборвался, как обрезанный. В свете полной луны открылись посеребренные поля. Горизонт вздымался вверх черными неприютными горами. Космически звездное небо рассекал готическими стройными линиями сказочный замок с высокими башнями и шпилями.

– Не хочешь попросить приюта? – спросил Лаврушин.

– Что‑то неохота.

Друзья остановились, пытаясь прикинуть дальнейшее действия. И тут ночная тишина наполнилась топотом лошадей, звоном стали, гиканьями. Отовсюду – из‑за невидимых глазу укрытий, из‑за холмов как по волшебству появлялись всадники, которые казались в лунном неверном свете призраками былых сражений и походов. Зазвенела сталь. Захрипели лошади. Послышались отрывистые команды. И бежать было некуда. И сил уже не осталось. И выхода не было никакого. Друзей окружили. Вспыхнули желто‑красные факелы. Одни всадники держали наготове пики, другие целились в друзей из арбалетов. На грациозном гнедом коне гарцевал их старший – высокий, с прямой выправкой, худой рыцарь в темных доспехах. Его пышные светлые напоминали меховую шапку.

– Добро пожаловать, – его голос был звонок. – Мы любим гостей, – он захохотал.

Лаврушин потянулся к «пианино», торчавшему из его кармана.

– Как дотронется, стреляйте без промедления, – велел рыцарь, и арбалетчики напряглись. Зазор между их решимостью стрелять и поводом для этого действия был очень невелик.

Лаврушин нехотя оторвался от «пианино». И поднял руки, демонстрируя, что не наделает глупостей.

– Не бойтесь, – сказал рыцарь. – Я приглашаю вас в мой замок. Будьте моими гостями.

– Вы всегда так приглашаете зазывать гостей? – начал заводиться Степан, впадавший в свое знаменитое состояние души, которое именуется: «А по фигу мороз! Стреляйте, гады!»

– Зато действенный, – небезосновательно заверил рыцарь. – Хорошие гости ныне редки. Приходится потрудиться.

– С кем имеем честь? – спросил Лаврушин, все еще не опускавший руки, поскольку пальцы арбалетчиков лежали на спусковых скобах.

– Граф Дракула.

– О‑е‑ей, – покачал головой Лаврушин.

– Вас смущает это имя?

– Еще как.

– Понимаю. Дурная репутация… И все‑таки вы мои гости…

* * *

Замок был огромен и прекрасен. Его тонкое изящество сочеталось с военной надежностью и мощью. Острые ажурные башни подпирали небо. Толстые зубчатые стены наверняка выдержали не одно нашествие неприятельских орд. Камни были обветрены ветрами, обклеваны ядрами и таранами, исчернены горящей смолой. Это было древнее сооружение. Здесь не просто жили многие поколения. Здесь они бились не на жизнь, а на смерть, защищая свои земли.

Граф Дракула провел гостей в оружейную, в которой было всего навалом – пик, луков, арбалетов, самых различных доспехов. Половину помещения занимали старинные пушки. В углу синим пламенем пылал камин, но, казалось, дает он не тепло, а холод. В замке было достаточно прохладно.

– Пусть гостям приготовят комнаты, – приказал граф, бросая плащ на руки расторопному слуге.

Еще двое слуг бросились к нему, освобождая от отливающих синевой тяжелых доспехов.

– Итак, кто вы? – спросил граф Дракула, усаживаясь в тяжелое деревянное кресло и камина и приглашая гостей последовать своему примеру.

– Путешественники, – ответил Лаврушин, устроившись в страшно неудобном кресле в спину и мысленно выругавшись в адрес средневековых краснодеревщиков, считавших неприличным делать удобную мебель, зато поднаторевших на пыточном инвентаре.

– По измерениям? – усмехнулся граф.

– Ваша осведомленность вызывает уважение, – произнес Лаврушин, невольно переходя на возвышенный стиль общения.

– Что вы такого натворили, что Чернокнижник объявил вас в розыск? Такой чести удостаиваются немногие.