Невероятная очевидность чуда

– Понял, – кивнул Орловский и спросил: – Расскажешь?

– Что смогу – расскажу, – пообещала Ева. – Правда, я сама не очень много и знаю, – и предложила: – Только давай где-нибудь сядем, подальше от этого… – кивком указала она на Митрича.

Не обсуждая, где бы лучше им устроиться, и не сговариваясь, они вышли из дома и расселись в плетеных садовых креслах из искусственного ротанга, что в числе остального гарнитура: диванчика на две персоны и круглого стола, накрытого стеклянной столешницей, – стояли на небольшой, крытой, застекленной и весьма уютной верандочке, притулившейся с левого бока к парадному крыльцу, на которой, по всей видимости, хозяин проводил встречи с клиентами в приватной, так сказать, обстановке.

Сели и замолчали надолго. Павел не знал, какой конкретно вопрос ей задать, а Ева думала, как лучше объяснить, в какую жесткую историю, судя по всему, они с ним угодили.

– Ты был когда-нибудь в Сирии? – спросила неожиданно она после слишком затянувшегося молчания.

– Нет, не довелось, – ответил Орловский.

Ева смотрела куда-то вдаль задумчивым невидящим взглядом и заговорила тихим голосом, наполненным глубокими, но старательно контролируемыми эмоциями, тщательно подбирая слова, отчего делала в своем рассказе большие паузы.

– В Сирии, недалеко от Дамаска, расположен Древний горный хребет Каламун, который рассекает глубокое ущелье. В самой широкой части этого ущелья находится поселок Маалюля. Точного времени основания этой деревни ученым установить не удалось, но по тем исследованиям, что они провели, и фактам, которые они отыскали в многочисленных старинных манускриптах, возраст Маалюли составляет приблизительно около пяти тысяч лет. По обеим стенам ущелья тянутся, поднимаются вверх прилипшие друг к другу дома, часть из которых имеет помещения, вырубленные в скальной породе. И можно сказать, что за время существования Маалюли облик ее практически не менялся. Недалеко от поселка есть доисторические пещеры, в которых когда-то жили люди. А одна из таких рукотворных пещер служила храмовым помещением, в котором время оставило свои отпечатки. Ровно в полдень через небольшой вход, строго ориентированный по солнцу, туда проникает солнечный свет и ярко освещает маленькую пещерку, на стенах которой остались древние надписи, символы и знаки. «Полусолнце», древнегреческий знак поклонения богам. «Павлин», раскинувший свой хвост, который может иметь как древнеперсидскую, так и иную принадлежность. Древнеримский «Орел», которого высекли на стене солдаты Александра Македонского, войско которого проходило через это ущелье. Мальтийский крест, который был первым христианским символом задолго до того, как его присвоили себе крестоносцы. По многим косвенным данным, по верованиям и сказаниям местных жителей, переходящих от поколения к поколению, в этой самой пещере какое-то время скрывался апостол Павел, и именно отсюда он начал паломнический путь во имя своего Учителя.

Ева замолчала. Сидела задумавшись. Мелкий дождик деликатно накрапывал, шелестя по коричневой палой листве, крышам и всем поверхностям, словно тихое музыкальное сопровождение окружающей обстановки и настроения. На грани слышимости плескалась вода в речке, где-то вдалеке залаяла собака – просто залаяла, почти весело побрехивая от хорошей, сытой и спокойной жизни, отрабатывая свою службу.

Тусклый дневной свет, не сумевший пробиться через плотные «ватные» тучи, медленно сменялся ранними сумерками, не сильно отличавшимися от дневного «освещения». Тишина, полусвет и негромкое шуршание дождя создавали меланхоличную, почти медитативную обстановку, невольно навевая чуть горчащую грусть.

Они сидели на веранде не зажигая света, словно растворяясь в этой сумеречной зыбкости, и Павел внимательно всматривался в лицо девушки, не пытаясь побуждать ее к дальнейшему повествованию.

– В этом поселке, – неожиданно нарушив тишину, окутавшую их, продолжила свой рассказ Ева, – проживает около двух тысяч жителей, и все они обладают уникальным мировым сокровищем, которое хранят, – своим родным древнеарамейским языком, языком Ветхого завета. На арамейском говорят и в некоторых других небольших общинах, но только здесь, в Маалюле, используют галилейский арамейский. А Галилея – это родина Мессии Иисуса Христа. Тот самый язык, на котором он произнес свою Нагорную проповедь. На древнем арамейском читают молитвы монахи Афонского монастыря. Но только в прекрасном, удивительном храме Сергия и Вакха, стоящем на вершине хребта Каламун, над Маалюлей, читают молитвы на галилейском арамейском, теми же словами и так, как произнес их когда-то сам Иисус. Да, за несколько тысячелетий, как всякий язык, он претерпел изменения, но, будучи самым консервативным в мире языком, изменения претерпел совершенно незначительные. Жители Маалюли были одними из самых первых людей, которые приняли христианство. Причем в его изначальном виде – в форме православия. Они являются единственными в мире хранителями истинного языка Спасителя.

Она снова замолчала. Дождь немного прибавил своей ленивой интенсивности, словно добавив звука, аккомпанируя рассказу девушки, который она продолжила после паузы:

– Есть у жителей поселка еще одна достопримечательность мирового значения. Православный женский монастырь равноапостольной Феклы – жемчужина и вторая главная святыня Маалюли. Он назван в честь Феклы Иконийской, самой первой христианской мученицы, до нее римляне пытали и уничтожали только мужчин-христиан. По легенде и даже некоторым фактам, нашедшим подтверждение в письменных источниках, запечатленных в древних книгах и манускриптах, Фекла была жительницей Маалюли. Ее отдали римским солдатам для казни ее же родители, потому что девушка стала одной из первых учениц апостола Павла и глубоко верующей христианкой. В ущелье, недалеко от поселка, находится место, некая выемка в скале, углубление, похожее на обрезанную шахту колодца. Над этой выемкой римляне возвели каменную перекладину, на которую вешали христиан, но так, чтобы они не могли быть задушенными, а под ними разводили костер, и люди умирали в ужасных муках. Вот к этому месту казни и вели Феклу солдаты, но ей удалось убежать, только недалеко. Она оказалась в тупике, и римляне, гогоча от азарта, уже догоняли девушку, тогда она взмолилась Господу, прося помочь ей спастись. И тот сотворил Чудо: расколол скалу, образовав узкую тропинку в горе, по которой Фекла смогла сбежать от преследования и выскочила на широкую площадку, окруженную горами, в одной из стен которой находилась небольшая пещерка. Вот в ней Фекла и спряталась. Солдатам не удалось ни пройти по тропинке, ни отыскать девушку, но там, где она оказалась, не было ничего, кроме камня: ни воды, ни еды. Фекла вновь взмолилась о помощи Богу, и произошло второе Чудо: из скалы забил чистейший родник. А еду она сумела найти в виде небольших плодов и мелких растений.

– Звучит как христианская сказка, – заметил Орловский, когда Ева снова замолчала.

– Да, – согласилась Ева, – это легенда. Но у этой легенды имеются документальные свидетельства, найденные учеными в нескольких древних письменных источниках. А тот родник бьет из скалы до сих пор, я сама пила из него воду много раз. А ученые не могут понять и выяснить, откуда он может пробиваться на поверхность, ведь даже с аппаратурой им не удалось установить, каким образом могла там появиться вода. И монашенки очень бережно относятся к этому источнику и охраняют, как и пещерку Феклы, и место ее захоронения. В Маалюле хранится еще очень много тайн, сакральных и загадочных историй. Там живет единственный ученый в мире, который всю жизнь изучает галилейский арамейский язык.

Снова сделав паузу, но более короткую, чем раньше, Ева глубоко вздохнула, явно сосредотачиваясь, чтобы продолжить свое объяснение с несколько затянувшимся вступлением в виде исторической справки.

– Первый раз меня привозили в Сирию, и в Маалюлю в частности, когда мне было лет восемь, наверное. Тогда мы приезжали еще втроем с бабушкой Яной и мамой. Позже, через несколько лет, мы навещали монастырь Феклы только с мамой вдвоем, бабушка такую сложную и трудную дорогу к тому моменту уже не могла осилить.

– Ты сказала «вдвоем», – перебил ее Орловский, зацепившись за это слово, – то есть без сопровождения, так я понимаю?

– Нет, нас сопровождали, но монастырь, понятное дело, мы посещали вдвоем, – объяснила Ева.

– Подожди, ты что, владеешь этим самым арамейским языком? – удивился Павел.

– Нет, – ровно ответила Ева, – языком Маалюли я не владею.

– А арабским? – задал следующий вопрос Орловский.

– А арабским владею, – так же спокойно сказала Ева.

– О как! – не смог сдержать удивления Павел и уточнил для полноты картины: – Насколько хорошо?

– Хорошо владею. Как вторым родным и базовым языком.

– Фигасе! – обалдел Орловский и попытался осмыслить этот факт, тут же решив задать следующие вопросы: – Но…

– Пал Андреич, – перебила на сей раз его Ева, – это непростая и очень большая тема. Сейчас я пытаюсь объяснить тебе, что происходит конкретно в данный момент и во что мы с тобой вляпались с разгона.

– В эту твою Маалюлю? – недоуменно посмотрел на нее с большим сомнением Павел.

– В том числе, – начала заводиться Ева. – Мне рассказывать дальше или остановимся на уже выданной мной исторической справке?

– Дальше-дальше, – подняв ладони жестом «сдаюсь», уверил ее Орловский.

Она усмехнулась, оценив его шутливость, немного разрядившую обстановку, и вернулась к своему повествованию:

– В две тысячи тринадцатом году в сентябре Маалюлю захватили террористы. Они закидали поселок снарядами с обеих вершин ущелья, потом спустились вниз и захватили его. И монастырь равноапостольной Феклы в том числе. Они разбивали, сжигали и уничтожали все святыни, все иконы и сами церкви изнутри. Монашки старались защитить свою обитель, но их было всего двенадцать вместе с игуменьей Пелагеей. Террористы захватили их и удерживали как заложниц, а сам монастырь разрушили: что-то сожгли, разбили, разграбили и надругались над захоронением Феклы. Жителей поселка, оказавших им сопротивление, они подвергли таким же пыткам и убивали, как древние римляне, казнившие когда-то христиан, в том же месте, подвешивая и сжигая на костре. Сирийские военные, вместе с нашими русскими, сделали все, чтобы освободить Маалюлю в кратчайшие сроки, и через четыре месяца оккупации полностью выбили оттуда террористов. Но монахини так и оставались в заложницах, подвергаясь издевательствам, о которых они не рассказывают в подробностях. Благодаря нашим русским военным и российским властям всех монахинь удалось освободить и вернуть назад. Кстати, наши же русские ученые и строители восстановили полностью Храм Феклы и сделали его очень красивым. Правда, «раны» от захвата террористов остались навсегда в виде «казненных» разбитых древних икон Богородицы и святой Феклы с выколотыми глазами… А, – махнула она расстроенно рукой, – много чего эти гады там наворотили. Может, как-нибудь расскажу подробнее, не самая приятная тема. А сейчас, собственно, мы подошли к основному моменту, ради которого я так долго рассказывала про этот поселок.