Неживая, Немертвый

========== Вкусовые предпочтения ==========

Когда фон Кролок вошел в гостиную, небрежно стряхивая с плаща налипшие на черный бархат снежинки, Герберт нарочито медленно оторвал взгляд от книги и вопросительно посмотрел на отца.

— Интересно, сколько раз я еще должен повторить тебе, чтобы ты сидел, как подобает? — осведомился граф, бросив выразительный взгляд на юношу, который лежал поперек дивана, забросив стройные ноги на обитую гобеленовой тканью спинку. Длинные белые волосы Герберта — предмет его особенной гордости — водопадом струились вниз, касаясь самыми кончиками прядей дорогого ковра.

— Это мой дом, — беспечно возразил юноша. — И я имею полное право сидеть, стоять и лежать здесь так, как мне хочется.

— Ожидать ли мне, в таком случае, что еще через пятьдесят лет ты, оправдывая народные байки, начнешь висеть на потолочных балках вниз головой, завернувшись в плащ, подобно летучим мышам? — проходя мимо дивана, граф нечеловечески быстрым движением схватил сына за щиколотку и дернул, заставив Герберта с коротким, возмущенным визгом свалиться на ковер. Фон Кролок без труда подхватил выскользнувший из рук наследника том. — Вижу, тебя занимают труды этого кенигсбергского чудака? Лучше почитай «Трактат о явлении духов» Кальме. В его измышлениях куда больше смысла.

— И меньше веселья, — возразил Герберт, поднимаясь с пола и заправляя волосы за уши. Выказывать отцу недовольство его недавними действиями он, немного подумав, не стал, поскольку старший вампир в ответ на его претензии, наверняка, как всегда, ответит, что он изначально просил его сесть, как полагается наследнику дома фон Кролоков. — Этот твой Кальме попросту скучен до скрежета зубовного. Абронзиус, с его одержимостью фактами, хотя бы забавный. Как думаешь, он встречал хоть одного вампира по-настоящему?

— Высшего, полагаю, ни разу. А низших, определенно, встречал, — фон Кролок задумчиво провел пальцем по корешку книги и аккуратно водрузил ее на низкий столик возле дивана.

Опустившись в кресло возле пылающего камина, граф протянул руки к огню. Пламя никогда не согревало по-настоящему, но даже иллюзорное тепло было приятным. Как всегда после воззвания, заставлявшего Кролока раз за разом воскрешать призраки давно отгоревших страстей, внутри появлялось тянущее желание вновь почувствовать себя живым. Чтобы отогнать это неприятное в своей несбыточности ощущение, граф внимательно посмотрел на свои руки: длинные серовато-бледные пальцы, унизанные дорогими перстнями, заострившиеся ногти, больше напоминающие когти зверя, и трупная чернота под ними. Такие руки не могли принадлежать живому человеку. Да и сам граф давно уже не живет, что бы ни нашептывали ему собственные, откликающиеся на зов эмоции.

— Ты что-то на редкость мрачен, — Герберт присел рядом с отцом и накрыл его руку своей, заглядывая в глаза. Граф отстраненно отметил, что ладонь сына, в сравнении с его собственной, кажется лишь слегка бледной и не более. — И холодный. Я-то думал, после трапезы ты будешь повеселее! Вообще-то, мог бы и поделиться, вместо того, чтобы отсылать меня.

— Кто тебе сказал, что я ел? — осведомился фон Кролок.

— А что, нет?! — искренне изумился Герберт и даже глазами захлопал, слегка приоткрыв рот, в котором сверкнули чуть удлинившиеся клыки. — Я был уверен, что ты давно уже выпил эту глупую смертную, которая буквально прибежала к тебе сама. Папа, честно скажу, я тебя не понимаю, во-первых… И это меня пугает, во-вторых. Надеюсь, ты не собираешься тащить это костлявое чудище на бал? В ней хорошо, если на нас двоих крови хватит!

— Не думаю, что наши гости оценят угощение подобного сорта, — граф перевел взгляд на лицо сына, на котором любопытство, негодование и изумление причудливо слились воедино, образуя крайне забавную гримасу. — Не думаю, также, что его оценю я сам, если уж на то пошло. Фрау Дарэм… некоторым образом, малосъедобна.

Кролок поймал себя на том, что подбирает слова медленно и тщательно, пытаясь самому себе объяснить, что же с этой конкретной женщиной было не в порядке. А «не в порядке» было многое. Во-первых, к пряному, терпкому запаху ее крови примешивалась горьковатая нотка тлена. Весьма похоже после сытной трапезы пах Герберт, по мертвым жилам которого бежала горячая, живая кровь. Вот только Нази Дарэм вампиром точно не была.

Во-вторых, ее реакция на зов откровенно озадачивала — казалось, вместо положенного успокоения и удовольствия он причинял женщине ощутимую душевную боль.

И, в-третьих, оба раза во время их встреч фрау Дарэм вела себя откровенно противоречиво. Она с первых секунд каким-то образом безошибочно определила в фон Кролоке вампира, но, казалось, ее это открытие нисколько не взволновало, более того, женщина позволяла себе слова и действия, по своей опрометчивости граничащие с безумием. Близко подходить к хищнику, обладающему сверхчеловеческой скоростью и силой, поворачиваться к нему спиной, в конце концов, бесцеремонно хвататься за плащ, без раздумий прячась за ним от посторонних взглядов… и даже на незнание все это списать было невозможно. По итогам их бесед у графа сложилось стойкое ощущение, что фрау Дарэм попросту все равно.

А еще его не покидала странная увереность, что она что-то ищет. Каждый раз, когда она подходила к нему на опасно близкое расстояние, она впивалась в его лицо пристальным, почти немигающим взглядом, словно силилась разглядеть что-то, о существовании чего сам фон Кролок понятия не имел.

Он даже не мог сказать, развлекает его сложившаяся ситуация или, напротив, раздражает. Дарэм была взволнована, но не напугана, она была неосторожна, но не очарована, она, похоже, страдала из-за чего-то, но причины этих страданий лежали не на поверхности, она была жива, но от нее пахло смертью.

И все это отбивало у фон Кролока аппетит, как отбивает его некое туземное блюдо из незнакомых ингредиентов.

— Что, еще несъедобнее, чем прошлогодний крестьянин?! — притворно ужаснулся Герберт. — Разве подобное вообще возможно?!

Граф ответил сыну тяжелым, недовольным взглядом. С крестьянином действительно получилось не слишком хорошо, однако в ту зиму в деревне, как назло, из-за распутицы застряло около десятка послушников одного из католических орденов во главе с приором, и спускаться с гор стало абсолютно невыносимо. Обилие священнослужителей и их песнопений вызывали у фон Кролока давно, казалось бы, забытую мигрень даже на расстоянии в несколько миль.

— Я, кажется, просил мне не напоминать об этом, — заметил он.

— Я бы рад, да как такое забыть?! — Герберт, явно желал взять реванш за позорное изгнание с дивана. — Клянусь, в этом бородатом плебее спирта было больше, чем крови! Некоторые из гостей к концу бала едва стояли на ногах …

— Герберт, — единственное оброненное фон Кролоком слово прозвучало жестко и холодно, так что графский сын поспешил замолчать, не потрудившись, впрочем, стереть с лица ехидную клыкастую усмешку.

— Думаю, я еще успею до рассвета навестить ближайший городок, — сказал он, проворно поднимаясь с ковра и поправляя полы щегольского серебристого камзола.

— Ты был там лишь в прошлом месяце, — неодобрительно заметил граф. — И ты прекрасно осведомлен о правилах. Не больше двух смертных за полгода. Так что изволь потерпеть, до бала осталось десять дней. К тому же светать начнет всего через полтора часа.

— Но папа! — Герберт капризно выпятил нижнюю губу, став еще более похож на недовольного мальчишку. — В прошлом месяце я даже не ел! В отличие от тебя, меня все еще интересуют и иные чувственные удовольствия.

Про «чувственные удовольствия» сына фон Кролок был осведомлен даже лучше, чем ему того хотелось бы. Еще при жизни отдававший предпочтение представителям своего пола, Герберт время от времени уходил развлекаться в компании смазливых юношей в ближайший крупный город. И это было бы вполне терпимо, если бы абсолютно не умеющий держать себя в руках младший фон Кролок в пылу любовной страсти не впивался клыками в шеи своих любовников. Отлавливать и уничтожать новообращенных вампиров приходилось графу, поскольку сам Герберт то ли не желал этого делать, то ли, что вернее, так и не проникся той опасностью, которую эти новообращенные представляли для ведущего закрытую жизнь вампирского сообщества.