Неживая, Немертвый

Комментарий к Жизнь, переходящая в кошмар

* их сиятельство цинично цитирует Шопэнгауэра. Почему? Потому что может себе позволить.

========== Такие, как я ==========

Темная фигура в изголовье ее кровати шевельнулась — зашелестели складки тяжелого плаща — и отступила.

— Вы обознались, любезная фрау Дарэм, — сказал мужчина, и его мелодичный голос вдребезги разбил ту нелепую надежду, которая на мгновение огоньком вспыхнула в ее сердце.

— Обозналась, — шепнула Нази, откидываясь на подушку. Если бы у нее еще оставались силы, она сейчас собрала бы их все и вложила во всепоглощающую ненависть к этому существу. За то, что даже теперь, в момент, когда она отчаянно нуждалась в иллюзии, он не позволил ей обмануться. — Что вам надо сегодня?

Холодная рука исчезла с ее лба, и Нази чуть было не попросила вампира вернуть ее обратно, в последний момент сдержав рвущийся с губ разочарованный вздох.

— Ничего, — Кролок покачал головой и добавил, в очередной раз резко меняя форму обращения. — Ты звала меня. Точнее, пыталась это сделать, и я явился. Видишь ли, мне еще не доводилось сталкиваться со столь любопытным явлением, как попытка призыва в исполнении человека. Насколько мне известно, людям эта способность не свойственна.

Закономерность «выканий» и «тыканий» в речи вампира Нази проследить так и не удалось, а сейчас, к тому же, задумываться об этом абсолютно не хотелось: в конце концов, его возраст наверняка во много раз превышал ее собственный. Однако подобное обращение формально снимало с женщины встречные обязательства.

— Врешь, я не… — конец фразы потонул в надсадном кашле, после которого женщина еще несколько секунд безуспешно пыталась отдышаться. — Я не звала.

— И, тем не менее, каким-то образом я беспрепятственно смог войти в твою комнату, — возразил граф, вежливо подав женщине кружку, в которой плескался какой-то горько пахнущий отвар из трав, после чего вкрадчиво повторил: — Ты звала меня, Нази. И мне интересно знать, зачем.

— Я бредила, — откликнулась Дарэм, залпом осушив кружку до дна, но так и не почувствовав вкуса. Дышать по-прежнему было трудно, а поддерживать разговор еще труднее, поэтому женщина, судорожно сглотнув, снова закрыла глаза. Сумеречное зрение играло с ней в игру, которая была слишком жестока, чтобы ее продолжать. — Только так могу объяснить… эту дичь.

— Фрау Дарэм, своим заявлением вы могли бы разбить мне сердце…

— …Если бы оно у тебя вообще билось… — пробормотала Нази, чувствуя, как, несмотря на присутствие рядом весьма опасного хищника, снова начинает проваливаться в жаркое забытье.

— Именно, — Дарэм готова была поклясться, что вампир улыбается. Точнее, усмехается, как обычно. Однако открывать глаза, чтобы проверить свои подозрения, она не стала.

Мысль о том, что теперь, из-за странных причуд ее горячечного бреда, этот самый хищник получил свободный доступ в трактир, можно сказать, прямо к Саре или же Магде, а может, и к ним обеим, скользнула в сознании верткой серебристой рыбкой и снова канула в ничто. Какая разница? С доступом или без него, вампир такого уровня свою жертву все равно достанет. Проведет ту же Сару, как ее саму, босой, раздетой, полной надежд и предвкушения прямо до своего логова на горе. Всего-то и разницы: Нази знала, что объятия этого элегантного убийцы сулят не вечное блаженство, а неминуемую гибель, а Сара — нет. Может, и к лучшему… О таких вещах лучше не знать. Особенно, если выбора тебе все равно не дадут.

Холодные пальцы невесомым, исследующим прикосновением прошлись по ее волосам и вновь коснулись лба. Если бы Дарэм не видела их собственными глазами, она ни за что не сказала бы, что эти руки заканчиваются устрашающего вида «когтями», которыми вампир способен с непринужденной легкостью распороть жертве горло.

Слабая, благодарная улыбка скользнула по губам женщины, и она с видимым удовольствием слегка подалась навстречу его движению. От ладони, касающейся влажной кожи, по телу разливалось тепло, которого сам граф был лишен. В нем нечему было гореть.

— Ты понимаешь, что, скорее всего, умрешь? — спросил он.

— М-м, — с потрясающим равнодушием нечленораздельно согласилась женщина. — Это не так страшно, как кажется… хотя тебе не понять. Ты не умирал.

— Как и ты, — резонно возразил фон Кролок.

— Такие, как я, всегда немного мертвы, — Нази вздохнула. — Сам, наверняка, чувствуешь… Каждый раз на тропах ты оставляешь часть себя. Чем чаще ходишь, тем мертвее становишься. Однажды жизни станет так мало, что нечего будет делить, и ты остаешься навсегда. Редко кто дотягивает до старости… Раз уж ты стоишь здесь, руку смени, пожалуйста. Эта нагрелась.

Выслушав этот бессвязный бред, граф пришел к выводу, что, скорее всего, счет для этой смертной шел все же не на дни, а на часы. Правая ладонь действительно успела нагреться, и Кролок, не видя особых причин отказать умирающей, учтиво выполнил просьбу дамы, приложив к ее лбу левую.

В сущности, делать ему здесь больше нечего. Очевидно, удовлетворить его любопытство фрау Дарэм не сможет, поскольку, кажется, только что снова провалилась в тяжелый, болезненный сон, прерывать который не имело смысла: бодрствующая, но бредящая Нази была едва ли более полезна, чем спящая.

Окончательно уверившись, что дольше стоять возле нее ни к чему, фон Кролок прикинул, не заглянуть ли ему заодно к фроляйн Шагал, коль скоро он все равно уже здесь. Размышляя над подобной перспективой, граф убрал руку со лба фрау Дарем, в задумчивости потерев подбородок. Это движение заставило его вздрогнуть: прикосновение к коже собственных пальцев, впитавших в себя настоящее тепло человеческого тела, на крошечную долю секунды отбросило его на несколько столетий назад, в то время, когда его руки были теплы сами по себе.

Иллюзия мгновенно улетучилась, а вот неприятное, тянущее ощущение, смутно напоминающее сожаление, осталось.

Граф вновь перевел взгляд на Нази, и мысли в его голове приняли совсем уж причудливое направление.

— Должен поставить вас в известность, почтенная фрау Дарэм, что это одно из самых абсурдных, нелепых и невразумительных действий с тех пор, как я позволил себе поддаться на уговоры юного Герберта и обратил его в вампира, — приняв, наконец, решение, с определенной долей яда сообщил граф бессознательному телу Нази, без труда подхватывая его на руки и оборачивая длинной полой плаща.

Ощущение у графа при этом было такое, словно он прижался к разогретой пламенем мраморной облицовке камина в собственном замке. Женщина от его действий даже не проснулась, и фон Кролок мрачно подумал, что проще было бы действительно одним движением руки переломить хрупкую шею фрау Дарэм, избавив ее от мучений. А заодно и себя от ощущения, будто он на излете трехсотого года «нежизни» неожиданно уподобился Герберту, который временами вытворял странные, а порой, с точки зрения фон Кролока, откровенно безумные вещи, не достойные высшего вампира.

Хотя, пожалуй, вполне достойные человека. Фон Кролок сухо хмыкнул и, поудобнее перехватив субтильную жертву своего временного помутнения рассудка, сделал шаг в успевшую за это время начаться за окнами метель. До рассвета еще далеко, так что времени у него вполне достаточно.

«Такие, как я, всегда немного мертвы».

В посмертии графа фон Кролока за триста лет накопилось довольно много моментов, в которые он мог бы сказать о себе почти то же самое. Разве что слова были бы иными.