Неживая, Немертвый

Сам бывший «хозяин» химеры изломанной куклой лежит возле фонтана. Уцелело только лицо, все, что ниже — сплошная каша из распоротой, окровавленной плоти с выпирающими из нее обломками костей.

Очередная печать упокоения второго уровня бесполезными искорками рассыпается по шкуре твари, не причиняя ей особого вреда. Но выше второй ступени Нази не может: нет сил, не хватает способностей. То, чего достаточно для превращения младшей нежити в горстку пепла, лишь злит химеру, заставляя с беззвучным, на инфразвуке вибрирующим рыком сделать рывок в сторону женщины. Это не страшно. Пусть она не может помочь, она все еще способна отвлечь, дать Винсенту отчаянно необходимые мгновения, чтобы сплести действительно действенную, сложную печать, которая отправит это отродье обратно на тропы. Он сильнее, опытнее, хладнокровнее. Все, что ему нужно — немного времени.

Отчаянно рванувшись в сторону, уходя из-под удара, Нази оскальзывается в кровавой луже и начинает падать вперед, отчаянно пытаясь сохранить равновесие, но уже понимая, что это невозможно. Падает, расшибая ладони, и вскакивает снова, не видя, но спиной чувствуя, как химера делает очередной рывок. Оглядываться нельзя, но бежать поздно, и все, что она может сделать — это развернуться к твари лицом, щепотью отводя назад руку с трепещущим на кончиках пальцев заклятием…

Резкий удар длинной, утяжеленной серебряным набалдашником трости отбрасывает ее в сторону, и раскрытая пасть химеры с лязгом смыкается на пустоте. Нази ударяется спиной о борт злополучного фонтана рядом с телом бывшего некроманта — голова запрокинута вверх и неестественно вывернута на сломанной шее, восково-бледное лицо застыло, и в широко распахнутых, обращенных к небу глазах плавают два тусклых лунных отражения. Совсем молодой. Моложе Нази.

Грудь разрывается от острой, всепоглощающей боли… и не только потому, что спасший ей жизнь удар сломал пару ребер с правой стороны — просто здесь, в кошмаре, она точно знает, что будет дальше.

Винсент Дарэм — высокая, черная фигура на фоне тускло-серой стены храма. Рука повелительно вскинута вверх, кончики пальцев уже налились синеватым свечением. Даже сейчас он не кажется ни испуганным, ни взволнованным. Плавный, отточенный пасс — и печать раскрывается тонкой, мерцающей сетью: он все же успел. И химера успела тоже.

Все происходит слишком быстро и в то же время мучительно медленно — матрица печати алчно вспыхивает, коснувшись растрепанной шкуры, распластавшаяся в прыжке химера захлебывается истошным визгом, но начатое секунду назад движение уже не остановить. Бритвенно-острые когти с плотоядным хрустом на несколько дюймов входят в грудь Винсента Дарэма, сминая ребра, добираясь до сердца и рассыпаясь прахом, мощным ударом силы загнанные назад в ничто.

Ее муж еще несколько мгновений стоит неподвижно, молча, сквозь темноту глядя ей в лицо черными глазами. В них все еще теплится жизнь, но оба точно знают, что он уже мертв. И каждую ночь Нази раз за разом умирает вместе с ним на залитых кровью камнях площади перед храмом Мучеников.

Что-то обжигающе прохладное коснулось ее лба в тот момент, когда она судорожно вздохнула от боли, и среди сжигающего ее пламени это прикосновение было похоже на глоток свежего живительного воздуха. Боясь лишиться этой спасительной прохлады, Нази отчаянно рванулась прочь из собственного сна, с глухим стоном подняв тяжелые, ставшие неподъемными веки.

Темные стены, низкий потолок, свеча в плошке то ли догорела, то ли погасла от ветра, залетающего в приоткрытое окно. А ведь она была уверена, что закрывала его на ночь.

Серебристый свет зимней луны не столько освещал комнату, сколько бледными штрихами очерчивал силуэты каждого предмета.

И в этом ломком свете Нази отчетливо разглядела склонившегося над ней мужчину: бледное лицо, темные складки плаща, черные провалы чуть мерцающих в темноте глаз…

*

Этого он, пожалуй, не ожидал. Делая шаг прямо в верхнюю комнату трактира, фон Кролок, кроме понятного любопытства, испытывал нечто, напоминающее злорадное торжество.

«…брать на себя ответственность за приглашение вас внутрь я не стану».

Противореча собственным смелым утверждениям, фрау Дарэм только что сама пригласила его переступить порог ее жилища. Пускай это приглашение не было озвучено, важно было желание, а вовсе не слова.

Насколько беспечной нужно быть, чтобы пригласить в дом вампира? Граф поймал себя на том, что с интересом ожидает очередной бессильно-возмущенной отповеди.

Как выяснилось, беспечность Фрау Дарэм здесь была вовсе ни при чем: если там, в замке, Кролоку показалось, что он на мгновение окунулся в марево клубящегося, обжигавшего на расстоянии четырех миль жара, то сейчас, стоя рядом с постелью Нази, он готов был признать те ощущения лишь мимолетным, согревающим дуновением. Отголоском настоящего пожара.

Женщина либо спала, либо, что вернее, пребывала в своего рода забытьи, свойственном тяжело больным людям. И без того худощавое лицо с момента их последней встречи, казалось, еще больше осунулось, влажные от пота темные волосы прилипли ко лбу, потрескавшиеся, иссушенные губы были чуть приоткрыты, и для тонкого вампирского слуха тяжелый, натужный звук человеческого дыхания казался просто оглушительным.

Остановившись в изножье грубо сколоченной кровати, фон Кролок задумчиво сцепил пальцы в замок, бесстрастно рассматривая разметавшуюся на простынях женщину. Даже не прикасаясь больше к ее мыслям и эмоциям, он с точностью мог сказать — фрау Дарэм умирала.

Еще не сейчас — может быть, через несколько часов, или даже дней, но итог был предсказуем. Болезнь медленно выжигала ее внутренности, так, что телесная оболочка уже теперь казалась странно хрупкой, истончившейся, беззащитной. Смертной.

Что ж, не самый редкий финал для людей, поселившихся в этих краях, среди холодов и пронизывающего, спускающегося с гор ветра.

Разумеется, все знакомства в его нынешней жизни были конечны, разве что Герберт составлял счастливое исключение из правил. К тому же в большинстве случаев сам фон Кролок эти знакомства и обрывал, вместе с жизнью очередной жертвы. Но сейчас он был… недоволен? Разочарован? Сказать с точностью было трудно.

Смерть Нази не являлась частью его плана, а потому казалась неправильной.

Граф криво усмехнулся: за века, что он пробыл вампиром и негласным хозяином этих земель, он настолько привык держать все под контролем, что смерть, без приглашения явившаяся за человеком, которого он знал лично, вызывала в нем глухое раздражение.

Бесшумно обойдя постель, Кролок склонился над спящей женщиной.

— Жизнь есть ночь, проводимая в глубоком сне, часто переходящем в кошмар…* — тихо побормотал он, изучая исказившиеся от непонятной ему муки черты лица Нази Дарэм. Она тихо, совсем по-детски всхлипнула, не просыпаясь, и граф, повинуясь давно позабытому порыву, коснулся прохладной рукой ее пылающего лба.

Реакция последовала незамедлительно — вздрогнув всем телом, женщина распахнула глаза. Некоторое время ее затуманенный горячкой взгляд бесцельно блуждал по комнате, пока, наконец, не остановился на нем.

А потом произошло это: тягостное недоумение на лице фрау Дарэм сменилось выражением такой отчаянной надежды, что фон Кролоку, невзирая на века бессмертной жизни, стало слегка не по себе.

Тонкие искусанные губы неуверенно шевельнулись.

— Винсент? — тихо проговорила женщина и улыбнулась графу дрожащей, исполненной неподдельной нежности и неподдельной же горечи улыбкой.