Нидерландская революция

Что касается третьего сословия, то его законопослушность была обеспечена благодаря составу городских управлений, избиравшихся под контролем правительства из высших слоев, городского населения. Муниципальное устройство почти везде покоилось на принципах «конституции Карла» 1540 г. Даже сами гентцы так основательно забыли о своих «привилегиях», что воздвигли на Пятницком рынке памятник Карлу V. Некоторые пережитки старой городской демократии остались лишь у «наций» брабантских городов; от старых общинных вольностей осталось лишь то, что не внушало недоверия правительству. Цехи превратились лишь в промышленные корпорации, лишенные всякого права на вмешательство в политические дела и в особенности всяких военных полномочий. Право носить оружие имели лишь «военные братства» и городские части, избиравшиеся из среды состоятельных слоев городского населения. Эти состоятельные граждане тщательно заботились о том, чтобы не тревожить центральную власть, обеспечивавшую им их социальное положение. Поэтому тайный совет не преминул воспользоваться их настроениями, чтобы еще более усилить вмешательство государя в городское управление. В 1592 г. он заявил, что бальи Гента впредь должен пользоваться первым голосом в коллегии городского управления и может появляться в ней по всякому поводу, так что он должен составлять вместе с эшевенами «единую и цельную организацию, задачей которой является служение богу и его величеству и забота о благе и спокойствии названного города» [1032] .

1032

«Placcaeten van Ylaendcren», t. III, p. 252.

Но если король обеспечил себе в провинциальных штатах повиновение третьего сословия, то тем более оно было ему обеспечено со стороны остальных двух сословий — духовенства и дворянства. Действительно, ведь он назначал членов первого и держал в своих руках дворянство путем приманки— раздачи должностей и титулов. Со стороны штатов часто раздавались жалобы, еще чаще они затевали споры по поводу требовавшихся от них налогов, но нельзя было бы привести ни одного примера конфликта между ними и центральной властью. Фландрский советник Марк Гертог был совершенно прав, утверждая в 1598 г., что они состояли из одних лишь «креатур и благонадежных подданных его величества, которые дали полнейшее доказательство своей преданности и у которых нельзя заподозрить никакой задней мысли, что они сделают или предложат что-нибудь, противоречащее служению богу и его величеству или общему благу» [1033] . Впрочем, их послушание было залогом автономии, которой они пользовались. Государь неминуемо отнял бы ее у них, если бы они превратили ее в оружие против него, так что умеренность монархического строя в католических Нидерландах объяснялась умеренностью, проявлявшейся народом при использовании своих политических прав.

1033

V. Brants, Albert et Isabelle, p. 51.

Глава девятнадцатая. Экономическое и социальное положение

I

На медали, выбитой в 1587 г., поразительно ярко передано изображение экономического положения Нидерландов так, как оно должно было представляться тогда ревностным кальвинистам [1034] . Вокруг эмблем, символизирующих на ее лицевой стороне нищету католических районов, а на оборотной стороне благосостояние протестантских территорий, сделана двойная надпись, объявляющая первую наказанием, возложенным богом на нечестивых, а второе — наградой тем, кто остался верен ему. И действительно, к тому времени, когда Фарнезе завоевал для католической церкви Фландрию и Брабант, обе эти территории, опустошенные годами войны, являли зрелище такого полнейшего запустения, что это напоминало протестантам Соединенных провинций об ужасных бедствиях, которые Иегова, согласно ветхому завету, ниспослал на своих врагов.

1034

G. van Loon, Histoire m'etallique des XVII proviuces des Pays-Bas, t. I, La Haye 1782, p. 879.

На севере плотины были разрушены и морские воды вновь затопили польдеры, которые таким тяжким трудом в течение многих веков были отвоеваны у моря [1035] . От портов Гоуке и Моникереде на берегах Звина в 1594 г. остались одни лишь развалины [1036] . Внутри Фландрии множество заброшенных и одичавших полей поросли мхом и диким кустарником. Гентский летописец Ян ван ден Вивере рассказывает, что в 1585 г. нельзя было решиться отойти на расстояние мили от города, не рискуя подвергнуться нападению волков [1037] , и еще через 15 лет множество волчьих стай бродило в Фюрнском кастелянстве [1038] . Шайки грабителей опустошали деревни, и дело дошло до того, что в 1589 г. пришлось издать приказ о том, чтобы вырубить все деревья на протяжении семисот футов вдоль дорог и рек, так как они являлись убежищем для воров и убийц [1039] . Набеги голландского гарнизона из Остенде на деревни окончательно лишали их всякой безопасности. В 1604 г. фландрские провинциальные штаты писали, что «притеснения, взяточничество, непорядки и обирание бедных крестьян так велики и чрезмерны, что стон стоит и вопли о мщении возносятся к богу; они в полном отчаянии как от того, что этому не видно конца, так и от слишком мягких наказаний, которые налагаются за эти преступления» [1040] . Даже в районе Гента едва ли десятая часть полей была засеяна, и в 1592 г. каждому разрешалось возделывать для себя земли, оставленные их собственниками [1041] .

1035

R. Blanchard, La Flandre, Dunkerque..., 1906, p. 188.

1036

«Inventaire des Archives des Chambres des Comptes», t. V, p. 80.

1037

«Chronijcke van Gent», p. 375.

1038

Gilliodts van Severen, Coutumes de Forties, t. III, Bruxelles 1897, p. 418.

1039

F. van der Haegen, Bibliographie gantoise, t. I p. 244.

1040

Переписка фландрских провинциальных штатов, № 540, в Гентском государственном архиве.

1041

F. van der Haegen, op. cit., p. 250.

Не лучше было положение в Брабанте. Произведенное в конце XVI в. обследование дает нам очень плачевные сведения об опустошенности страны [1042] . За 20 лет число домов в Люббеке уменьшилось с 86 до 45, в Тильт-Нотр-Даме — со 177 до 39, в Гахте со 120 до 77, в Моленбеке, около Сихема, с 58 до 24, в Меерхоуте с 204 до 104 в Гауварте с 89 до 17, в Ракоуре с 52 до 19, в Дормале с 73 до 42, в Линдене с 90 до 48, в Веземале с 94 до 17 и т. д. В Линдене мэр утверждал, что деревни вообще больше не существуют, так как дома сожжены были солдатами лувенского гарнизона. В очень многих местах большинство жителей бежало или погибло от голода. Чиновники, производившие обследование, констатировали почти повсюду, что луга затоплены, заводы и мельницы разрушены, а стада истреблены. Сдававшиеся в аренду фермы не находили арендаторов, и во Многих местах поля возделывались лишь беженцами, явившимися из Кампина, ибо в этой пограничной области, через которую непрерывно проходили войска, запустение было еще большим. Голландские мародеры (vrij buiters) грабили страну, и, чтобы избавиться от грабежей, жители вынуждены были платить контрибуции неприятельской армии. К этому надо прибавить поборы, взимавшиеся с них со времени смерти Фарнезе испанскими или итальянскими мятежниками, засевшими в Тирлемоне и Сихеме.

1042

Знакомством с этим документом, находящимся в Лувенском городском архиве, я обязан директору архива, г-ну Кювелье.

В городах нужда была так же велика, как и в деревне. В Граммоне в 1581 г. осталась лишь четверть домов, и пять шестых населения эмигрировало [1043] . В Жамблу в 1594 г. внутри черты города осталось лишь 70 населенных домов из 170, а в предместьях 26 из 157. Нужда была здесь так велика, что пришлось продать колокола и заложить даже дароносицу из приходской церкви [1044] . Вздорожание предметов питания и прекращение всяких работ довели страдания бедных слоев населения до последних пределов. Ван ден Вивере ярко описывает нам, как в Генте бедняки питались несъедобными вещами, рылись в мусорных ямах, разыскивая какие-нибудь остатки пищи, и ели рыбные отбросы, выброшенные на свалочные места [1045] . В городах, где стояли гарнизоны, плохо оплачивавшиеся солдаты жили на счет населения, реквизировали продукты и в зимнюю пору отапливали свои помещения мебелью и даже балками покинутых домов [1046] .

1043

А. de Portemont, Recherches sur la ville de Grammont, t. I, Gand 1870, p. 130.

1044

Cp. цит. выше документ, в Лувенском городском архиве.

1045

«Chronijcke van Gent», p. 374.

1046

Piot, Correspondance de Granvelle, t. VII, p. 298.

Валлонские провинции, которых не коснулась война, испытали на себе лишь косвенное влияние бедствий, постигших Фландрию и Брабант. Эмиграция протестантов, покинувших после победы католицизма Валансьен, Лилль, Аррас, Армантьер и переселившихся на север, разумеется, нанесла чувствительный удар их промышленности. Кроме того они жестоко страдали от расстройства антверпенского рынка и закрытия Шельды. Но все же они продолжали пользоваться относительным благосостоянием. Вмешательство Филиппа II в дела Франции в 1592 г. заставило и их испытать на себе бедствия от потоков проходящих армий и военных бунтов. Но Вервенский мир (1598 г.) вернул им вскоре спокойствие, которое в течение 40 лет не было ни разу серьезно нарушено.

Шесть лет спустя взятие Остенде дало некоторую возможность вздохнуть также и Фландрии. Враг был изгнан из твердыни, которую он занимал так долго и из которой он терроризировал графство своими разбойничьими набегами и непрерывными угрозами нашествия в самое сердце страны. Правда, четырехлетнее пребывание во Фландрии осадной армии принесло ей новые опустошения. Но Спинола использовал свою победу для того, чтобы направить свои действия на отдаленный район Исселя. В связи с этим графство перестало служить полем битвы до периода войн с Францией; в течение последующих лет воюющие стороны ограничивались тем, что брали и отнимали назад небольшие укрепленные пункты по соседству с Шельдой, в области «Четырех ремесел» и в Ваасской области.

Тем не менее к моменту заключения 12-летнего перемирия (1609 г.) южные провинции являли собой еще очень печальное зрелище. Англичанин Овербюри, проезжавший по ним в это время, пишет, что когда он проехал Лилло, то нашел «опустошенную страну с отчаявшимся населением, которое в большей степени было недовольно своим собственным правительством, чем ожесточено было против врага, разоренное дворянство и купечество, и крестьян, обрабатывавших свои поля только для своего прокормления, без надежды улучшить свое положение, полуразрушенные города, словом, всеобщую нужду, несмотря на то, что налоги были здесь гораздо менее обременительны, чем в Соединенных провинциях» [1047] .

1047

Th. Overbury, Observations in his travels upon the state of the XVII Provinces as they stood anno 1609, the treaty of peace being then on foot, p. 9 (без места изд., 1626).

Годы спокойствия, наступившие благодаря перемирию, были энергично использованы для восстановления хозяйственной жизни страны. Но как ни осязательны были результаты, которыми увенчались труды населения и деятельность правительства, однако Бельгия не могла больше надеяться при тех условиях, в которых она находилась теперь, на возврат того удивительного благоденствия, светлое воспоминание о котором сохранилось еще в памяти стариков. Все же эти успехи свидетельствовали по крайней мере о том, что жизненная энергия народа сохранилась во всей ее силе. Это лучше всего доказывала та быстрота, с которой он взялся залечивать раны, нанесенные войной: снова возделывать поля, восстанавливать плотины, исправлять дороги и каналы, оживлять торговлю и искать новых рынков сбыта для своей промышленности. Было сделано все, что только возможно, и только в силу непоправимых обстоятельств, независимых от человеческой воли, страна не в состоянии была занять опять то место, которое она когда-то занимала в мировой экономике.

Во время закончившейся наконец войны Соединенные провинции благодаря своему военному флоту блокировали устье Шельды и прибрежные порты. Флиссинген, Миддельбург и Амстердам присвоили себе теперь торговые связи Антверпена. Этому городу, благосостояние которого было уже и без того подорвано, после завоевания его Фарнезе нанесен был смертельный удар. Иностранные банкирские дома, находившиеся здесь еще в 1584 г., поспешно переселились на север или оказались обреченными на банкротство [1048] . В 1609 г. в городе оставалось только два купца из Генуи, один из Лукки и ни одного из Флоренции; немногие сохранившие ему верность португальцы и англичане вскоре покинули его ради его счастливых соперников [1049] . Для его оживления Фарнезе тщетно надеялся на поддержку Ганзы, которая сама клонилась к упадку [1050] . Городские власти с своей стороны носились с безнадежным планом сделать его опять складочным местом английской суконной промышленности [1051] , Но как можно было надеяться на успех теперь, когда закрытие Шельды превратило этот приморский город в «континентальный» [1052] . Под сводами биржи, где некогда можно было слышать все европейские наречия, царила отпугивающая тишина; в 1648 г. сюда перенесена была библиотека города, а позднее фабрикантам разрешено было поместить здесь ткацкие станки для коврового ремесла [1053] . К полуразрушенным набережным причаливали только голландские суда, чтобы выгрузить здесь зерно или нагрузить транспорты промышленных изделий, которые Бельгия, лишенная флота, не могла экспортировать сама. Соединенные провинции, закрывшие этот порт Шельды для всех остальных народов, позаботились о сохранении его для себя; он был отрезан ими от международных торговых связей, но остался центром их торговли с католическими Нидерландами.

1048

Gachard, 'Etats G'en'eraux de 1600, p. LVII.

1049

«Bulletin de la Commission royale d'Histoire», 2-`eme s'erie, t. VIII, 1856, p. 310.

1050

Ibid., 5-`eme s'erie, t. V, 1895, p. 65 etc.

1051

Ibid., 2-`eme s'erie, t. VIII, 1856, p. 298.

1052

Ibid., p. 297.

1053

F-J. van den Branden, Geschiedenis der Stadsbibliotheek van Antwerpen, Antwerpen 1908, S. 21, 27.