Нидерландская революция

Ничего подобного конечно не представляли себе в 1609 г. В договоре о перемирии провозглашалось просто, что между обеими частями Нидерландов восстанавливается полная свобода торговли и что население каждой из обеих частей будет пользоваться правами наибольшего благоприятствования. Но как можно было думать, что экспортеры Амстердама и моряки Зеландии добровольно согласятся как раз тогда, когда Испания вынуждена была капитулировать перед Соединенными провинциями, на отказ от драгоценных выгод, приобретенных ими благодаря войне? Восстановление свободной навигации по Шельде — разве это не равносильно было в действительности новому оживлению Антверпена к выгоде католического короля, возвращению в него купцов и фабрикантов, покинувших его и обосновавшихся на севере, и наконец созданию опасного конкурента для портов Нидерландской республики? [1054] В действительности в течение 12-летнего перемирия Шельда оставалась так же плотно запертой, как это было и продолжалось в дальнейшем во время войны. Суда, направлявшиеся в Бельгию, должны были останавливаться в Зеландии и перегружать, свои транспорты на внутренние суда, доставлявшие их к месту назначения. Связанных с этим задержек и лишних расходов достаточно было, чтобы помешать возрождению Антверпена. Окончание в 1621 г. перемирия вряд ли ухудшило положение, а когда согласно Мюнстерскому миру в 1648 г. провозглашено было окончательное закрытие Шельды, то этим было лишь официально закреплено го положение вещей. которое существовало все время с момента возвращения Антверпена под власть Филиппа II.

1054

В 1600 г. Франц ван Арсен добивался, чтобы французский король закрыл для католических провинций порт Кале, и тогда «эрцгерцог и эрцгерцогиня, лишившись подвоза предметов продовольствия, а их подданные торговых связей, вынуждены будут покупать продовольствие у нас и торговать с нами, платя нам ввозные пошлины» J. Nomillac, Lettres in'edites de Francois d'Aerssen, Paris 1908, p. 67.

Таким образом причиной экономического упадка Бельгии, начиная с конца XVI века, было давление Соединенных провинций, а отнюдь не ослабление национальной энергии. Разумеется, во время религиозных смут множество ремесленников, капиталистов и деловых людей эмигрировало на север и значительно содействовало процветанию Голландии, достигшему таких размеров, которые вызывали в XVII в. удивление всего мира. Но последствий этой эмиграции отнюдь не следует преувеличивать. Как ни благодетельна была она для северных провинций, но она лишь ускорила, а не породила расцвет торговли и промышленности в них. Гвичардини изображает нам их в цветущем состоянии еще до начала внутренних беспорядков, и порт Амстердам не нуждался для своего развития в притоке антверпенских купцов. С другой стороны, Бельгия легко оправилась бы от последствий экономической эмиграции, если бы по окончании религиозных распрей она по-прежнему являлась, как некогда, необычайно выгодным полем действий для людей, проникнутых предпринимательским духом. В непрерывно происходящей борьбе за богатство скорее всего захватываются незанятые еще места, при условии, что это хорошие места. Но именно те места, которые могли еще предложить католические провинции в конце XVI в., не в состоянии были никого соблазнить! Вернувшись опять под испанское иго, Бельгия потеряла возможность свободно распоряжаться протекавшими по ее территории реками и морем, омывавшим ее дюны. Несмотря на то, что она обладала превосходными естественными способами сообщения и торговли, она должна была отказаться от использования их. Успешная политика Соединенных провинций лишила ее всех преимуществ ее необычайно благоприятного географического положения, и хозяйственная энергия, направлявшаяся в течение столь продолжительного времени на нее, перенеслась теперь на Нидерландскую республику, так что католическим провинциям ничего больше не оставалось, как молча покориться своей участи.

Уже Рекесенс отлично понял, что для того чтобы справиться с Голландией, следовало подорвать основы ее существования, лишив ее доступа к морю, и эта мысль постоянно повторялась затем до середины XVII в. в отчетах и брошюрах, занимавшихся вопросом о положении южных Нидерландов [1055] . Но Филипп II использовал свой флот лишь против Англии, и гибель непобедимой Армады нанесла испанскому флоту удар, лишивший Испанию надолго возможности решиться на какие-нибудь новые предприятия на севере. Правда, в царствование Филиппа III пытались по крайней мере непрерывно беспокоить торговые суда противника. Галеры, приведенные в Олейс Фредериком Спинолой, наносили серьезный ущерб судоходству Зеландии вплоть до взятия этого города Морицем Нассауским в 1604 г. Еще опаснее были в течение первой половины XVII в. дюнкирхенские Пираты, являвшиеся кошмаром для судовладельцев и рыболовов Соединенных провинций. При этих условиях важнее всего было — и этого непрерывно требовала страна — создать военный флот, который способен был бы смело атаковать неприятеля и прорвать блокаду запертых им фландрских портов.

1055

«Consid'erations sur le gouvernement des Pays-Bas», t. III, p. 103 etc. Cp. проект создания флота в 1637 г., манускрипт № 12441-42 в Брюссельской королевской библиотеке.

К несчастью у Испании совершенно не было таких колоссальных денежных средств, которые нужны были для осуществления подобного плана. Она ограничивалась изданием новых постановлений для адмиралтейства [1056] , но посылала ему всегда далеко недостаточно средств, значительная часть которых к тому же тайком тратилась на содержание сухопутной армии [1057] . Вся морская сила Бельгии состояла из нескольких старых деревянных фрегатов, гнивших в доках Остенде и Дюнкирхена. Ни к чему была грамота, выданная в 1624 г. торговой фирме «Альмирантазго» и предусматривавшая создание эскадры для охраны торговли законопослушных провинций [1058] . Напрасно генеральные штаты убеждали в 1632 г. Филиппа IV создать в Остенде Вест-индскую компанию, которая могла бы конкурировать с голландскими судами [1059] , и наконец напрасно бельгийские министры и сочинители проектов неустанно направляли мадридскому двору более или менее практические предложения о создании фламандского торгового и военного флота. Не будучи в состоянии предпринять что бы то ни было, Испания пребывала в таком, полнейшем бездействии, что вызывала обвинение в том, будто она не хочет допустить опять своих бельгийских подданных к морю [1060] . Однако, когда возведенный в герцогское достоинство граф Оливарес реорганизовал испанский флот, монархия не колеблясь обратила его против Соединенных провинций. Но теперь было уже слишком поздно, чтобы она могла справиться с противником, которому она не внушала больше уважения, и поражение, понесенное ею в битве при дюнах (1639 г.), привело к окончательному утверждению голландского господства на Северном море. Если стоявшие на якорях в рейдах Остенде и Дюнкирхена военные суда Нидерландской республики не в состоянии были помешать фламандским каперским судам, искусно обходя отмели, смело выходить в открытое море, то все же их постоянное наблюдение за этими портами лишало последние всякой возможности вести регулярную торговлю, так что в конечном счете они оказались блокированными [1061] .

1056

«Placcaeten van Vlaenderen», t. II, p. 346, 1590; p. 867, 1624.

1057

«Consid'erations sur le gouvernement des Pays-Bas», t. III, p. 114.

1058

«Placcaeten van Brabant», t. III, p. 254.

1059

Gachard, Actes des 'Etats G'en'eraux de 1632, t. II, p. 214, 230, 235, 239, 240, 247, 446; cp. «Consid'erations…», t. III, p. 131.

1060

«Consid'erations…», t. III, p. 106.

1061

Нидерландская республика держала постоянно 2 военных корабля перед Остенде, 3 — перед Ньюпортом и 18 — перед Дюнкирхеном. «Consid'erations..», t. III, p. 97.

Будучи совершенно бессильным на море, правительство надеялось нанести чувствительный удар мятежным провинциям, заперев свои границы для их торговли. Уже герцог Альба прибегал к этому средству, и к нему неоднократно возвращались впоследствии, в частности в начале правления Альберта и Изабеллы. Но попытки эти всякий раз кончались одинаково неудачно [1062] , ибо борьба между Бельгией и Соединенными провинциями была неравной. Торговые сношения со всем миром позволяли Соединенным провинциям легко обходиться без одного из их рынков сбыта. Бельгия же, наоборот, не могла обходиться, не обрекая себя на голод, без зерна, покупавшегося ею у Нидерландской республики [1063] . Поэтому запрещения ввоза никогда не достигали цели. Герцог Альба вынужден был мириться с провозом товаров, облагая их оплатой «лицензий», которые сохранились и после него и которые надо считать началом таможенной системы в Бельгии.

1062

«Placcaeten van Brabant», t. I, p. 290, 308.

1063

Эрцгерцогиня Изабелла заявила об этом в 1606 г. См. Rodriguez-Villa, Correspondencia…, p. 157; ср. также P. J. Blok, Relazioni Vcneziane, La Haye 1909, p. 190.

Бельгийцам отлично известно было кроме того, что голландские и зеландские моряки свободно заходили в испанские порты, и это терпимое отношение к врагам причиняло им ущерб, на который они не переставали жаловаться. Их недовольство пытались смягчить в Мадриде проведением некоторых мероприятий в пользу их экспортной торговли на Пиренейском полуострове. Так, в 1603 г. им была обещана монополия на продажу всех их изделий [1064] , и в 1606 г. «veedor» Антонио де Хауреги был послан в Дюнкирхен для создания конторы по выдаче провозных свидетельств на товары местного производства, отправлявшиеся в Испанию с тем, чтобы их можно было отличить от голландских товаров [1065] . Наконец, в 1624 г. решено было создать в Севилье под названием «Альмирантазго» своего рода привилегированную компанию, составленную из бельгийцев, проживавших в Испании и принадлежавших к торговому товариществу из Сент-Андрэ, в руках которой сосредоточена была бы торговля с законопослушными провинциями [1066] . Компания, находившаяся под наблюдением королевского чиновника, должна была пользоваться правом взимать однопроцентный налог с ценности всех вывозившихся ею товаров, и содержать для охраны своей торговли флот из 24 военных кораблей с экипажем в 6–7 тыс. чел. В 1623 г. возник даже план привлечь к этому предприятию Ганзу, но попытка эта не была впрочем осуществлена [1067] . Вообще же Испания не проявляла никогда никакого интереса к хозяйственному возрождению католических Нидерландов. В то время как Испания вынуждена была предоставить голландцам вести торговые сношения с Ост- и Вест-Индией, она лишь в 1640 г. сняла запрет торговать с ними, введенный для бельгийцев, и эта уступка, сделанная так поздно и при подобных обстоятельствах, могла с полным правом сойти скорее за насмешку [1068] .

1064

V. Brants, Ordonnances…, t. I, p. 203.

1065

Ibid., p. 280; cp. аналогичные мероприятия в 1632 г. «Placcaeten van Brabant», Bd. I, S. 322.

1066

Ср. M. Huisman, La Compagnie d'Ostende, Bruxelles 1902, p. 13.

1067

Я заимствую эти подробности из документов, любезно сообщенных мне г-ном Р. Генке, который в ближайшее время опубликует их.

1068

«Placcaeten van Brabant», t. I, p. 322.

II

Можно удивляться тому, что при этих крайне неблагоприятных обстоятельствах промышленность Бельгии не была совершенно уничтожена в конце XVI в. Как только в провинциях водворилось спокойствие, бельгийская промышленность подобно сильному и цепкому растению, прибитому бурей к земле, но не вырванному с корнем, снова оправилась, нашла в своей собственной земле источники новой силы и еще раз совершенно неожиданно пережила период блестящего расцвета. В течение всей первой половины XVII в. она играла в общем значительную роль в экономической жизни Европы. 12-летнее перемирие позволило стране опять прийти в себя, снова приняться за работу и восстановить в несколько лет потери, причиненные во время смут и гражданской войны.

Если этого процветания Бельгии совершенно нельзя было сравнить с благоденствием, пережитым ею полвека назад, если оно казалось очень незначительным по сравнению с необычайным торговым расцветом в Соединенных провинциях, то тем не менее оно было по сравнению с разорением в конце XVI в. в высшей степени утешительным явлением. Оно продержалось даже в течение нескольких лет после окончания перемирия, и лишь со времени вторжений французов, которым Бельгия подверглась начиная с середины XVII в., она опять подпала под действие кризиса.

Нетрудно указать причины этого нового экономического подъема в период правления эрцгерцогской четы; это были прежде всего многовековая привычка населения к промышленному труду, дешевизна рабочих рук, естественнее богатства страны (уголь и железо в валлонских областях, лен во Фландрии), отсутствие таможенных границ между различными провинциями, которые, несмотря на их местный сепаратизм, составляли в торговом отношении единое экономическое целое, и наконец старания, прилагавшиеся центральным правительством, помочь городам и провинциям в восстановлении промышленности. Возобновление враждебных действий с 1621 г. не повлекло за собой роковых последствий, которых можно было бы ожидать. Военные действия в общем били лишь по интересам пограничных областей северной Фландрии и Брабанта, в связи с чем они, чтобы избавиться от грабежей со стороны неприятеля, обязывались добровольно выплачивать ему контрибуции, позволявшие им жить в относительной безопасности. Надо кроме того принять во внимание, что с 1620 г. солдатские бунты почти совершенно прекратились и что предпринятая к этому времени либо за счет городов, либо за счет правительства постройка казарм положила конец злоупотреблениям и всякого рода беспорядкам, вызывавшимся до этого расквартировыванием войск.

Кроме того следует еще раз подчеркнуть, что валлонские провинции, лишь слегка задетые волнениями XVI в., избегли также и ужасного кризиса, порожденного во Фландрии и в Брабанте господством кальвинистов и походами Александра Фарнезе. Несмотря на эмиграцию множества рабочих во время католической реакции в 1579 г., в Валансьене, в области Турнэ, в кастелянстве Лилля, в Армантьере и в Гондскоте продолжалось производство шерстяных изделий, выделка шерстяной пряжи и производство легких сукон. Шерсть, которую нельзя было больше привозить из Брюгге или Антверпена пока эти города находились в руках мятежников, доставали из Руана. Филипп II сделал даже Сент-Омер складочным местом для шерсти в период внутренних волнений [1069] . Лилль переживал в это время необычайный расцвет. Поэма, написанная в 1597 г., прославляла его богатства и оживленную деятельность и называла его «маленьким Антверпеном» [1070] . Оловом, валлонские области продолжали быть и в самые плохие времена XVI в. рассадником ремесленников, купцов и капиталистов, значительно содействовавших после отвоевания фламандских провинций оживлению в них промышленности. Мы видим действительно, что в начале XVII в. северные города привлекали под свои стены валлонских рабочих и предпринимателей [1071] .

1069

G"uliodts Van Severen, Cartulaire du Consulat d'Espagne, Bruges, 1902, p. 526.

1070

«Annales de la Soci'et'e d'Emulation pour l''etude de l'histoire de la Flandre», 2-`erae s'erie, t. XII, 1862–1863, p. 41–57.

1071

Van den Branden, Gescbiedenis der Stadtsblbliotheek van Antwerpen, p. 20.

Однако не следует преувеличивать влияния, оказанного южными провинциями на их соседей. В действительности, как только взятие Антверпена Александром Фарнезе положило конец религиозным войнам, различные отрасли промышленности начали опять процветать в тех самых местах, где они развивались в течение XVI в. Во фламандских деревнях снова широко развилось льноткачество. В Антверпене возродилась красильная промышленность. Оденард и Брюссель вернулись опять к выделке ковров, Мехельн — к литью меди, множество городов к выделке лент, тисненых кож и изготовлению игрушек. В Генегау, в графстве Намюрском и Люксембурге под благотворным влиянием общего экономического подъема стали быстро развиваться добыча угля, литье железа и обработка металлических изделий. В течение XVII в. некоторые отрасли промышленности, развитие которых только началось в предыдущем столетии, достигли необычайных успехов. Так было например с производством шелковых тканей, начавшимся в Антверпене и доставившим здесь работу сотням ремесленников, и в особенности с кружевной промышленностью, успехи которой со времени правления эрцгерцогской четы росли с каждый годом и изделия которой явились одним из главных предметов экспорта страны.